Печаль последней навигации
Шрифт:
— Но что же мне делать? — с надеждой спросила Зоя.
— Лететь! И не раскисать… Учиться бы вам нужно. Вот закончится навигация — заходите ко мне, и мы что-нибудь придумаем.
…Николай запустил дизель, тот зарокотал, и все судно задрожало, затрепыхались шторки в каюте Гурина. Снова тронулись в путь. Выспавшийся, свежий, Гурин вышел из каюты. «Судить о своем здоровье надо по тому, как ты просыпаешься, — подумал он. — Если обрадовался утру — ты здоров!»
За черной тальниковой полосой уже появилась дымчато-алая, размытая с краю полоска, но еще было темновато, еще ярко сияла теперь уже не оранжевая, а золотистая луна в темных хребтах, и звезды еще не гасли. На водянисто-зеленоватом, светлом небе чернели плоские, похожие на рыб, тучки. Они лежали низко над алой дымкой.
Из-за острова, как видение, как призрак «Летучего Голландца», возник белый буксир, но только он возник не как предвестник беды с погашенными огнями, а весь сияющий, как преддверие праздника. Красные и зеленые лампочки бросали на воду цветные столбы. Он толкал длинную — длиной с городской квартал — белую баржу с нефтью. Баржа едва виднелась из воды.
У Гурина душа сегодня была на все отзывная, как рана. С волнением он подплывал к Александровску. И здесь его встретил неожиданный, по-весеннему солнечный денек. Из Парабели, из Каргаска теплоход привез с собой много сосулек. И вот они начали таять, с них потекло, ветер бросал в сторону ледяные, сверкающие капли. Они застучали, словно вернулась весна. Гурин даже положил руку на сердце, так оно заволновалось. Всем своим существом вспомнил он свои прошлые весны и представил все те, которые еще будут у него.