Печаль весны первоначальной

Клейман Борис Маркович

"Зачем ты ей? Чтоб, оберегая её, оберегать весь мир в истинной доброте и счастье. Оберег. Амулет. Апотропей. Старый гриб, - смешивая оптимизм и пессимизм в одном флаконе, думал Леонид Михайлович.
– А на кулаках двадцать пять раз отжаться кто может в моём возрасте? А пудовик тридцать раз поднять? А подтянуться семь раз - старый и толстый? Но тридцать лет... и не в сумме... Не всякому дано старение. Большинству дано гниение".

А Мирка прыгала на батуте - да ей больше ничего и не надо было: она часами могла сидеть по горло в морской воде с надувными нарукавниками

и в жилетке и прыгать на батуте, вылезая иногда, чтобы съесть мороженое.

– Эскимо!
– кричал Леонид Михайлович Софье.

Она в ответ только махала рукой "Не мешай!" - и сильным ударом отбивала мяч.

– Пломбир!

А она в падении брала совершенно убитый мяч у самого песка.

– Она не любит мороженое?
– спрашивал у Мирки дедушка удивлённо.

– Деда, - объясняла непонятливому деду внучка.
– Ты же видишь - ей некогда, они без неё проиграли бы.

Они не проиграли. Никто. Выиграли все. Соня присела на стул в кафешке рядом с ними, откинулась на спинку и произнесла устало:

– Можно мне питья?

– Колу? Сок? Квас?

– Квасу. И мороженого.

Леонид принёс три мороженого и кружку квасу.

– Уморилась. Хорошо попрыгали. А вы, Леонид Михайлович?

– Сам себе казался я таким же клоном...

Соня рассмеялась:

– И вовсю зелёным?

– Да. Как огурец в пупырышках. Клон зелёный, да клон кудрявый...

Соня спросила сквозь смех:

– Почему мне с вами легко?

– Неужели есть кто-то, кому с вами тяжело? С вами молодо. Такая категория состояния: молодо-зелено даже старому клону.

Позвонила Ольга.

– Я проснулась наконец-то. Пью кофе, ем твои замечательные блинчики. А вы где?

Леонид объяснил где.

– Оставайтесь там. Я приеду через полчаса. Обожаю солнце и воздух.

И она приехала через полчаса. Потребовала ключи от машины - залезть и переодеться. Пока её не было, Соня утащила Мирку на песок строить крепость. Они строили крепость, и Соня на четвереньках, выгибая спинку и совершенно не стесняясь, принимала такие позы, что душа распирала сердце, а все органы, включая гланды и аппендикс, выделяли адреналин и тестостерон. "Это называется эстетика. И ведь она это делает не специально. Она живёт так, потому что иначе она жить не может". К ним вскоре присоединились и другие дети с папами-строителями. Громкоговорители разносили какую-то ритмичную музыку, и Соня плясала под неё, расставив ноги, вертя своей пушистой головой и помогая солнцу улыбкой от уха до уха. Её звонкое тело мгновенно отдохнуло после волейбола и хотело танцевать в солнечных искрах. Крепость разрасталась и крепла. Высились ажурные башни. Тянулась вдоль берега стена. Дети таскали песок и воду в ведёрках. Строители социалистически, то есть бесплатно, соревновались. Как папы умудрялись всё качественно делать, глядя в основном на Соню, было необъяснимо.

Ольга в чёрном купальнике уселась за столик.

– Можно мне шашлыка?

– Кто сказал, что нельзя? Курицу? Свинью? Корову?

– Ловить будешь прямо сейчас?

– Легко, - отец обвёл рукой пляж.
– Сафари.

– Тогда свинью.

Когда

отец Ольги вернулся с четырьмя шампурами к столу, дочь Леонида внимательно и тревожно рассматривала спину какого-то парня. Парень сидел через пару столиков от них. Напротив него сидела девчонка недозрелых годов, но спелая телом. Парень держал в своих руках её пальцы у самого своего лица и что-то ей неслышное говорил.

– Скотина...
– сквозь зубы проговорила Ольга.

Она приподнялась со стула, но парень и девчонка уже направились к выходу из-под навеса-кафе. Они постояли возле радостных строителей песочного городка, обнялись и направились с песчаного пляжа в сторону зеленеющего прибрежного кустарника.

– Гадёныш...
– проводила их глазами Ольга.

– По-моему, это твой Куляба, - сказал Леонид.

Он взглянул на дочь и его разобрал смех.

– А нищеброд-то твой резвый самец!

Ольга с остервенением стала рвать зубами мясо.

– Знаешь, какова реальная история про алые паруса?

– Расскажи.

– Ты помнишь, конечно: в роще увидел Артур Грэй спящую Ассоль, растрогался до слёз...
– с иронией и сатирой в голосе начал рассказывать Леонид Михайлович, - и надел ей в приступе спермотоксикоза фамильный перстень на палец. Она, по сюжету, проснулась, увидала этот перстень и сказала: "О, мля! С кем это вчера я так надралась?"

– Этот подлец - не Артур Грэй.

– Это не про него. Это про тебя.

Ольга доела шашлык. Допила квас, купленный для Сони.

– А пива нет?
– спросила.
– Или водки? Пойду, позову твою Ассоль и Мирку мясо поесть, пока не остыло.

Она ушла к месту строительства. Мирка, завидев мать, бросилась к ней обниматься. Леонид лениво и неохотно кусал шашлык, наблюдая за детьми и взрослыми.

Вдруг раздался визг, и от крепости врассыпную бросились испуганные дети. Их тыл, загораживая детские спинки руками, прикрывала Соня. Леонид Михайлович с бьющимся сердцем подбежал к берегу.

Выползшие из прибрежных кустов, стояли на своих хвостах две порешки. Их умилительные усатые мордочки лучились юмором: как мы вас напугали! Ростом одна была пониже и шёрстка на ней отливала на солнце коричневым цветом. Другая, чёрненькая и повыше ростом, смешно умывала свою мордашку лапками. Они явно насмешливо любовались своей проделкой.

Но тут к ним подбежала Ольга. Высокая выдра вздыбила шерсть на загривке и оскалилась. Мелкие и острые её зубы не предвещали ничего хорошего: могла и ногу прокусить.

– Ах ты, тварь!
– заорала Ольга и резко без размаха ударила самца стопой под подбородок.

Порешка подлетела в воздухе и сделала сальто. Приземлившись на четыре лапы, открыла розовую пасть и завизжала резким голосом, выгнув дугой спину. Но Ольга уже ухватила с песка толстый сук и ударила самца по боку.

– Пошёл назад в реку со своей выдрой!
– орала Ольга.
– Твоё время - на закате!

Мелкая самка зашипела и попятилась.

– Сладенького захотелось, паскуда?
– И сук ударил самку сбоку по голове.
– Забирай его себе, голодранца! Подонок этот мне нужен!