Печать Цезаря
Шрифт:
XIII. Собрание в Самаробриве.
Мы отправились на собрание в Самаробриву, город амбиенов на Сомме. Нас было человек двадцать начальников, как из города Лютеции, так и из другим паризских местностей, и всех сопровождали наши лучшие воины.
На третий день путешествия мы переехали мост через Сомму и въехали в город, где с трудом нашли помещение, так как город оказался чуть ли не меньше Лютеции. Он был полон галльских шлемов со сквозным гребнем. Здесь собрались главные начальники всех племён, поклоняющихся Тейтату. Эдуи, заметные по своим чёрным глазам и свежему цвету лица, переходили от одних к другим, заискивая и ласкаясь, порицая Амбиорикса и его варваров, хвастаясь своим значением при Цезаре и предлагая своё покровительство. Рано утром мы с паризскими
Все они точно не замечали нас, и всё внимание их было обращено на их начальников. Центурионы, старые служаки, поседевшие под латами, с грудью, покрытой знаками отличия, ходили между рядами и осматривали оружие.
Глядя на этих солдат, трудно было предположить, что они сделали такие утомительные походы, с тяжёлыми ношами, целыми днями пробиваясь по камышам и болотам. На их одежде не было ни пятнышка, ни дырки. Тело их было вымыто в бане, оружие отшлифовано, шерстяная одежда вычищена. От них пахло мускусом и розовой водой, так как Цезарь любил, чтобы солдат одевался тщательно и не забывал даже подушиться. Он говорил, что щёголи дерутся не хуже других.
Перед рядами каждого легиона проезжали взад и вперёд верхами начальники отдельных частей, два легата, шесть трибунов и квестор, все в шлемах с громадными красными султанами, в латах из золотых пластинок и в длинных пурпуровых плащах.
Над рядами, между блестящими копьями виднелись крылья золотого орла каждого легиона, насаженного на древко, убранное разными медалями, говорившими о победах, с целыми пучками лент и гирляндами цветов, и красное знамя каждой когорты, на котором виднелись четыре золотые буквы S.P.Q.R., то есть: «Senatus populus que romanus» («Сенат и народ римский»).
По другую сторону виднелись металлические и чешуйчатые латы конницы, блестевшие из-под больших плащей зелёной шерстяной ткани с красными каймами, низенькие шлемы римских и испанских всадников, шлемы с крыльями галльских союзников и белые плащи африканских наездников. Мешки от этих плащей, накинутые на голову, были зачастую привязаны верёвкой так, что спускались на лицо, точно чепцы крестьянок. Издали эти африканцы походили на старух, но вблизи всякого поражал блеск их чёрных продолговатых глаз, горбатый огромный нос, чёрная борода, тёмный цвет кожи и зверское выражение лица.
Несколько далее виднелись поднятые, как гигантские руки брёвна вроде мачт, лишённых оснастки, бронзовые бараньи головы на шестах, громадные тяжёлые кузова на блестящих железных колёсах. Это были знаменитые римские стенобитные и метательные орудия, отдельные части которых носили названия: баллиста, катапульта, башня [11] .
Посреди площади возвышалась на насыпи площадка — преториум, с которого начальники римским войск судили обыкновенно побеждённых народов и говорили к своим солдатам.
11
Баллиста — метательная машина для бросания камней или длинных заострённых брёвен. Катапульта имела вид большого лука и служила для метания больших стрел с железными наконечниками. Башни были подвижные, строились из дерева, имели несколько этажей. Внизу помещался таран, а вверху солдаты.
Раздались трубные звуки конницы, и пехота заиграла на рожках. По всем рядам пронеслась команда, военачальники на лошадях и центурионы захлопотали перед рядами; последние точно ещё более окаменели, и ни одно копьё не возвышалось над другим; золотые орлы поднялись ещё выше.
Со стороны римского лагеря показалось облако пыли, сквозь которое блестели шлемы, сверкали мечи, развевались султаны. Отряд обогнул правое крыло римских рядов и остановился у преториума. Человек среднего роста, в золотых с узорами латах, в красных сапожках, в пурпуровом плаще, с непокрытой головой, поднялся по ступеням и встал перед троном из слоновой кости, сиявшим на возвышении. Из великолепной свиты, окружавшей его и состоявшей из галльских вождей, испанских и римских военачальником, одни, не сходя с лошадей, остались внизу, а другие поднялись по ступеням и встали полукругом вокруг Цезаря.
Я ясно рассмотрел красную юбку на голых ногах, коротенький меч на левом бедре и бледное, худое лицо с редкими и тщательно зачёсанными вперёд волосами, высокий лоб, орлиные глаза, большой, выдающийся подбородок, выбритое лицо, морщинистые щёки, изредка оживляемые улыбкой, но по большей части совершенно неподвижные. Это был маленький человек с гибкими членами, с нежными тонкими руками, с узкими плечами и, я бы сказал, с несколько восточным лицом. Итак, передо мной стоял человек, который побеждал великанов, разрушал укреплённые города, покорял Рейн и океан, уничтожал целые народы. На его гордом лице не видно было никакого человеческого чувства, кроме разве властолюбия и полного равнодушия к страданиям смертных, как будто бы он был сделан не из того теста, что другие люди.
Каждый из тысячи галльских вождей, собравшихся у подножья преториума, теснился, чтобы хорошенько рассмотреть его.
Цезарь одним взглядом сосчитал нас. По лбу его с быстротой молнии пробежала складка досады, чуть-чуть исказившая углы его рта, и я услышал, как он ясно проговорил стоявшим около него:
— Ну, видите? Они не приехали!
Они, очевидно, означало зенонов и карнутов.
По быстро данному приказанию, пять или шесть человек отделились от свиты, встали на землю на одно колено, разложили папирусы и, подняв перья, стали ждать. Я понял, что он стал диктовать несколько писем в одно время. Перья бегали по папирусу. Когда письма были кончены, они сложили листки, растопили воск на зажжённом факеле, принесённом солдатом, а Цезарь, сняв с пальца перстень, запечатал им вместо печати. .
Этот перстень своим блеском обратил моё внимание. Он был сделан из массивного золота, с большим круглым красным камнем, на котором что-то было вырезано, — кажется, образ женщины.
Всё это длилось не более минуты. Писавшие встали, засунули письма за пазуху и сейчас же вскочив на лошадей, поскакали по различным направлениям.
Цезарь подошёл к своему краю возвышения, окинул всех нас быстрым взором и резким, отчётливым, повелительным голосом проговорил следующее:
— Благодарю вас, что вы явились на мой призыв. Я жалею, что не вижу между вами гостей, на которых рассчитывал, и жалею не за себя, а за них...
Несмотря на то, что он отлично владел собой, мы чувствовали, что всё в нём кипело. Он ходил взад и вперёд по возвышению, и вдруг, остановившись, обратился к нам:
— Многие из тех, что находятся здесь, плохо меня знают! Люди клевещут на меня! Они, конечно, рисуют меня жаждущим побед и галльской крови... Какие победы одержаны мной в эти шесть лет войны? Какие кельтские или белгские земли присоединил я к римской провинции? Разве я не оставил каждому народу его земли, его законы, его богов, его сенат? Я пришёл к вам на ваш зов. Я воевал с гельветами, чтобы спасти эдуев и приморские народы от страшного нашествия: воевал с белгами, потому что они нападали на ремов, с венетами, потому что они разбойничали на море и грабили корабли соседних племён. Ссылаюсь на уполномоченных этих народов, умолявших о моей помощи. Они стояли передо мной на коленях, как перед благодетелем. Кровью своих солдат купил я вашу независимость, отнял ваши земли у жадных германских орд, у зарейнских бродяг. Уполномоченные эдуев, секванов и приморских народов, возражайте на это, если я говорю не истинную правду!