Печать позора
Шрифт:
Я даже ничего не успела понять, как Сара подошла ко мне. Я подняла на нее глаза и увидела у неё в руках ножницы.
– Нет! – крикнула я.
Я резко встала, голова закружилась. К нам подошли Кэрол и Лейла. Одна с одной стороны, другая с другой. Виктория осталась стоять на своём месте.
– Вики, - мой голос дрожал, из глаз уже потекли слёзы солёным ручьём.
–
Я смотрела, как моя подруга развернулась и вышла из раздевалки, оставив меня с ними.
– Ну что, - довольно заулыбалась Сара, - приступим?
Я все еще не отрывала глаз от двери.
– Вики, - всхлипнула я.
Я не стала сопротивляться, когда Лейла и Кэрол сильно надавили мне на плечи. Я оказалась на коленях. Было ощущение, будто мне в сердце вонзили нож. И не просто воткнули, а еще и прокрутили. Я не могла вдохнуть. Воздух стал обжигающим.
– Сейчас мы тебе сделаем стрижку, какая и должна быть у такой потаскушки, - Я слышала, как лязгнули ножницы Сары, и увидела упавшую белую прядь.
Слёзы застилали глаза. Я вся обмякла. Осознание того, что даже, когда-то лучшая, подруга не поможет мне, все внутри опустошало.
Боль, обида, бессилие, беспомощность. И в сотый раз заданный вопрос – за что?
После этого я стала прятать свои волосы, чтобы не привлекать к себе внимание.
Первый порыв, конечно, был обрезать их. Нет, даже сбрить на лысо. Но потом я решила, что так я выполню их желание. Да и маму на тот момент мне еще было жалко. Она считала, что волосы – это гордость женщины. У неё итак чуть истерика не случилась, когда она увидела работу Сары. Но даже это не заставило её задуматься о моих школьных проблемах.
Я хотела уйти в другую школу, или перевестись по обмену в другую страну, но мама была настроена решительно. Она отказалась подписывать документ. А без её согласия выезд был невозможен.
– Много они обрезали?
Яна смотрела на руль машины и ковыряла ноготь безымянного пальца большим. Она не кинулась жалеть меня.
Ненавижу жалость.
Меня жалели в психиатрической больнице. Медсёстры постоянно повторяли:
– Бедная девочка. Такая молодая, а уже психически неуравновешенная.
– Вы слышали? На ней печать позора. Ник Свен.
– Бедная девочка. Такая молодая, а уже шалава.
Хотя, согласна, возможно это и не была жалость.
Яна просто сидела и молча давала понять, что понимает меня.
– Нет, - протянула я. – Им помешали.
–
– Тренер женской команды по волейболу. У них была тренировка.
– Чёрт.
– А ты думала, что кто-то хотел мне помочь? Ха, как бы, не так. Ты первая, кто это сделал за эти ужасные два года.
Меня избегали, как прокаженную. Будто я могу заразить их какой-то жутко-опасной и неизлечимой болезнью. Это, конечно, вышло за рамки школы. Весь город гудел об моём падении.
Если бы это был огромный город, как, например, Майами или Нью-Йорк, никто бы даже не заметил. Но в нашем городке такая новость стала сенсацией. На Жаклин Томсон, дочери Элеоноры Томсон, поставлена печать позора. И поставил её сам Николас Свен - сын самого богатого и уважаемого человека нашего городка.
Общаться со мной - равносильно самому поймать эту печать, поэтому меня избегали, как могли. Доходило даже до того, что меня попросту игнорировали, будь то магазин, или же кафе. Школьные учителя делали вид, что ничего не замечают. Со мной они были холодны и отчуждены. Меня перестали спрашивать, вызывать к доске, хотя раньше я была самой любимой ученицей, ведь всегда им улыбалась, никогда не хамила, всегда выполняла домашнее задание, помогала со всеми школьными мероприятиями.
И один неверный шаг разрушил всю мою жизнь. Я не понимала, почему именно я. Почему Николас Свен решил сделать это со мной?
– Давай заедем куда-нибудь поужинать? – предложила Яна.
Я колебалась.
– Хотя, - протянула Яна, - у меня есть идея получше.
Мы заехали в кафе, взяли еду на вынос. Пиццу, два чизбургера, кока-колу, чипсы.
– Ты же столько не съешь, - засмеялась я, когда увидела наш ужин.
– Увидишь, - она подвигала бровями, от чего мне стало еще смешнее.
В компании Яны я чувствовала себя так спокойно и уверенно. Мне хотелось разговаривать, смеяться, жить, в конце концов. Она вся такая энергичная, живая, а не размалеванная кукла, какие ходят у нас в школе.
Естественная красота, естественная улыбка, естественный смех.
Если бы я была парнем, то, наверно, влюбилась в неё.
Сама удивилась своей мысли.
– Ты не против, если мы посидим на пляже семьи Палмер?- спросила Яна немного смутившись.
– Родитетей всё равно нет дома.
– Нет, конечно, - слишком поспешно ответила я. Всегда мечтала там побывать.
Яна рассмеялась, включила неизвестную мне музыку, и мы поехали.
Дом мистера и миссис Палмер был впечатляющим. Таким большим и белым. Он будто возвышался над всеми домами нашей улицы. Мы вошли внутрь. Яна хотела взять плед. Внутри все выглядело еще шикарнее. Огромная светлая гостиная, окна которой выходили на океан. Божественно. Темная винтовая лестница вела на второй этаж, хотя в этом доме было три этажа. Мы поднялись в комнату Яны. Она была такая же большая, как и всё в этом доме. И такая же…белая.