Печенежские войны
Шрифт:
— Хорошо. Поклонись от меня своему загадочному чертёнку с лепёшками.
— Изыди! Сгинь!
— Всё. Исчезаю. До скорого свидания на воде.
Улеб пересёк дворы, посреди которых продолжали пылать костры и суетились у медных котлов, задыхаясь от едкого пара, безмолвные полуголые работники.
Красильщик наблюдал за ним, прячась за бочкой. Твёрдая Рука поманил его пальцем и, когда тот подбежал, точно солдат к полководцу, обратился к нему многозначительно, с таким видом, какой, вероятно, присущ реальному полководцу, доверяющему реальному солдату весьма важное и ответственное поручение:
— Выслушай и хорошенько запомни каждое слово.
— Я весь внимание, достойный посланник власти, — угодливо отозвался красильщик, кланяясь.
— Именем всевидящего василевса и в интересах Священной Империи ты обязан сохранить в глубокой тайне то, что сейчас доверю тебе.
— Боюсь. Недостоин. Всю жизнь сторонился…
Улеб наклонился к его уху и тихонько сказал:
— Я ухожу. Спустя время твою обитель покинет Анит Непобедимый. Он обречён. Близок час твоего избавления от опасного постояльца. А главное, никто не должен видеть, как Анит уйдёт отсюда, дабы не просочились слухи о его погибели.
— К неверным? Осмелюсь спросить, не станут ли они, неверные, мстить мне за соуча…
— Молчи! Я не всё сказал. — Улеб с наигранной подозрительностью озирался по сторонам, явно заботясь о том, чтобы их не подслушали. — Священной Крепости угодно, чтобы ты незамедлительно содеял следующее. Первое — вкопал столб прямо на пороге ночлежки. Второе — высек на том столбе вот такую метку, — он начертил на подножной пыли треугольник с точкой посредине, — и, наконец, третье. Сейчас же погаси костры и уложи спать работников, предварительно накормив их досыта, чтобы сон их был крепок и они не смогли ни слышать, ни видеть ничего до утра. Горе тебе, если не исполнишь хоть что-нибудь из того, что велю. Ты понял?
Совершенно обалдевший хозяин красильни в ответ лишь мотал головой так, что плясала, тускло поблескивая, драгоценная серьга в его ухе.
— Понял… не понимаю… всё понял, великий перст Владыки!
— Предупреждаю снова, — грозно молвил Улеб, — все три наказа должны быть исполнены без малейшего обмана. Это очень важно. Иначе пожнёшь участь Анита.
— Боже упаси!..
Давясь сдержанным смехом, Улеб откинул щеколду, толкнул сапогом скрипучую дверцу и шагнул в мрак проулка, довольный своей проделкой.
В светлом проёме, за которым открывалась улица, озарённая городскими огнями, на миг показались три силуэта. Женщина куталась в чёрную накидку, на обоих сопровождавших её мужчинах также были чёрные плащи.
Завидев Улеба, все трое прильнули к стене, укрываясь в её тени. Улеб успел заметить, что руки мужчин при этом нырнули под складки плащей, где, по-видимому, было припрятано оружие. На всякий случай положив ладонь на рукоять меча, он проследовал мимо них, словно не видел вовсе.
Потревоженные им полночные незнакомцы, убедившись, что встречному воину нет до них никакого дела, поспешили в свою сторону, Улеб в свою.
Он благополучно выбрался из нижних кварталов города и устремился к берегу напрямик, не по широкому изгибу дороги мимо каменной громады сонного Палатия, а по едва различимой тропинке, бежавшей к заливу через реденькую посадку карликовой шелковицы. Он был бодр, поглощённый радужными мыслями о предстоящем плаванье.
И вдруг:
— Стой! Кошелёк или жизнь!
Два верзилы с повязками на физиономиях размахивали дубинками и устрашающе пыхтели.
— Что же вы, полуночные, — сказал Улеб, — этак ведь испугать можно. То-то люди потемну шарахаются друг от друга.
— Кошелёк!
— Тяжёлая у вас работёнка, как погляжу, беспокойная, некогда и глаз сомкнуть. Отдохните, пожалуй. — Ребром ладони Улеб нанёс два молниеносных удара по их запястьям, и дубины покатились под откос. Затем два взмаха кулаком — оба громилы рухнули разом, утихли, улеглись валетом, как мирно спящие на одной лавке братья.
Улеб поочерёдно приложил ухо к груди каждого и облегчённо вздохнул — живы. Прежде чем продолжить прерванный путь, он ласково посоветовал лежащим, как будто они уже очнулись:
— Отдохнув, сменили бы ремесло…
Он торопливо спустился к воде, обойдя стороной береговые постройки и стоянки кораблей, и направился к дальним скалам, вырисовывавшимся под луной.
За его спиной мерцали, удаляясь, портовые огоньки. Пряные запахи бодрствующих таверн вскоре сменились зловонным дуновением, исходившим от лежащих справа оврагов. Сойдя с укатанной тверди, шагал по песку и гальке, придерживаясь кромки воды, бликовавшей, как нефть.
Улеб брёл и брёл вдоль подножия скал, порой разуваясь, чтобы не промочить обувь, порой перепрыгивая в темноте с камня на камень, пока не достиг наконец крошечной заводи с горбатой плешинкой чистого песка, где несколько лет назад ожидал с Лисом лодку Велко чеканщика, и была тогда девушка, не забытая и поныне…
Вдруг чуть слышные голоса.
Невероятно, чтобы это могли оказаться Велко и Лис, но всё же Улеб с колотящимся сердцем бросился наверх, лихорадочно цепляясь за выступы камней и обнажённые корневища растений, не обращая внимания на срывавшиеся из-под его ног и громко шлепавшиеся с высоты в воду обломки скалы и земляные комья.
Возле тлеющих углей под открытым небом сидели какие-то люди. Их было двое.
Шумное возникновение Улеба на площадке у развалин лачуги подбросило их на ноги. Оба замурзанных молодца, неистово крестясь и икая, уставились на него, точно громом поражённые.
— Охотники? Или бежавшие из неволи? — наконец спросил он миролюбиво.
— Разбойники. Лютые. — Оба зажмурились и покорно вытянули к пришельцу руки, решив, наверно, что их сейчас начнут вязать.
Улеб сел на валун, глядя на них, как лекарь на безнадёжно больных, и чумазые мальчишки тоже опустились на землю как по команде.
— Удивительное дело, — сказал Улеб спустя минуту, — куда ни ступи ночью, повсюду бродят парочками под луной не возлюбленные, а грабители. Где же ваши дубины? Сейчас уши надеру.