Пелэм, или приключения джентльмена
Шрифт:
«Хвала небесам!» — мысленно возгласил я, когда явился Бедо с сундуками, и тотчас приказал ему все приготовить для большого «бала в Курзале» к половине одиннадцатого вечера. Вошел благообразный слуга с картой кушаний. «Супы, котлеты, грудинка, бифштексы, жаркие и пр. и пр. — львы, птицы».
— Принесите мне какой-нибудь суп, — так я распорядился, — ломтика два львиного мяса и полдюжины птиц.
— Сэр, — ответил степенный слуга, — львов мы подаем только целиком, а что до птиц, у нас их осталось всего две штуки.
— Скажите, пожалуйста, — спросил я, — вы, очевидно, получаете провизию из Экзетера или, может быть, разводите львов здесь на месте, вроде как цыплят?
— Сэр, — заявил угрюмый слуга по-прежнему без тени улыбки, — нам каждый день привозят львов из окрестных деревень.
— И почем вы их покупаете?
— Обычно по три с половиной шиллинга штука, сэр. «Гм! Очевидно, рынок в Африке насыщен львами до отказа», — подумал я.
— А скажите, как вы приготовляете мясо этих животных?
— Сэр, их жарят, фаршируют и подают со смородинным вареньем.
— Как! Словно зайца!
— Сэр, лев и есть заяц!
— Да что вы!
— Да, сэр, это заяц! Но мы называем его львом из-за постановлений о сроках охоты.
«Блестящее открытие! — подумал я. — В Челтенхеме они изобрели и совершенно новый язык; ничто так не развивает ум, как путешествия».
— Ну, а птицы, — сказал я вслух, — надеюсь, это не страусы и не колибри?
— Нет, сэр, — куропатки.
— Ладно: так вот, принесите мне суп, отбивную котлету и птицу, как это у вас называется, да поскорее!
— Будет немедленно сделано, — заявил исполненный важности слуга и удалился.
Если приятное течение той изобилующей удовольствиями и разнообразием жизни, которую молодые леди и джентльмены в своих стихах объявляют горестной и однообразной, время от времени прерывается поистине тяжкими муками, всякий раз длящимися около получаса, — это полчаса томительного ожидания обеда в незнакомой гостинице. Все же благодаря своей житейской философии и выглядыванию в окно я весьма терпеливо перенес этот искус, и хотя совсем изголодался, однако выказал, когда обед, наконец, принесли, равнодушие истинного мудреца. Прежде чем приняться за суп, я минуту-другую вертел в руках салфетку и накладывал кушанья себе на тарелку с величавой медлительностью, которая, вне сомнения, покорила сердце благообразного слуги. Суп мало чем отличался от горячей воды, а приправленная острым соусом котлета имела вкус вымоченной в уксусе подошвы, но я расправился с ними храбро, как ирландец, и запил их наихудшим из всех сортов напитка, когда-либо носившего venerabile nomen [485] кларета. Куропатка была так жестка, что сошла бы за страуса в миниатюре; весь этот вечер и большую часть следующего дня птичка буйствовала в склепе, куда я ее загнал, — моем желудке, — покуда стакан кюрасо не угомонил ее.
485
Почтенное имя (лат.).
После такой роскошной трапезы я с довольным видом человека, отлично пообедавшего, откинулся на спинку кресла и немного подремал, покуда не настало время готовиться к балу.
— Ну, — сказал я себе, став перед зеркалом, — должен ли я просто понравиться «фешенебельному» кругу Челтенхема или же вызвать восторженное изумление? Да что там! Второй способ слишком вульгарен. Байрон опошлил его. Не доставайте цепочку, Бедо; я надену черный фрак, черный жилет, длинные панталоны. Причешите меня гладко, постарайтесь, чтобы не было и следа локонов; сделайте так, чтобы tout l' ensemble [486] имел вид изящно-небрежный.
486
Весь ансамбль (франц.).
— Oui, monsieur, je comprends, [487] — ответил Бедо.
Я вскоре был готов, ибо во всех важных начинаниях больше всего времени и размышлений требует замысел, а не выполнение. Действовать нужно как можно быстрее. Послали за портшезом, [488] и Генри Пелэм отправился на бал.
ГЛАВА XL
487
Понимаю, месье (франц.).
488
Портшез — крытые носилки в виде кресла. Их несли на плечах двое носильщиков.
Паж. Милорд, имя его — Тиррел.
Войдя, я увидел множество голов, подымавшихся и опускавшихся в такт мелодии «Вишни созрели». Прямо передо мной красовался ряд затылков, туго обхваченных галстуками самой безупречной длины и ширины. Высокий тощий юноша с темными жесткими волосами, причесанными на боковой пробор, натягивал вудстоковские белые перчатки [489] и с притворным безразличием, присущим светскому тону, оглядывал все вокруг.
489
Вудсток был центром перчаточного производства. Однако «подлинный джентльмен» пользовался только перчатками, изготовленными на заказ. Уже одной этой подробностью туалета — готовыми вудстоковскими перчатками — Ритсон характеризуется как «не настоящий» джентльмен.
— А, Ритсон! — сказал другой молодой челтенхемец, обращаясь к рыцарю в вудстоковских перчатках. — Вы еще не танцевали ни одного тура?
— Что вы, Смит! Клянусь честью — нет! — ответил мистер Ритсон. — Такая сверхъестественная духота! И вообще ни один фешенебельный кавалер сейчас не танцует, это не полагается!
— Вот как? — удивленно спросил мистер Смит, добродушного вида мужчина в голубом фраке с медными пуговицами, коротких, до колен, панталонах и галстуке, заколотом золотой булавкой. — Вот как? Но ведь танцуют же в Олмэкском клубе, не правда ли?
— Нет, клянусь честью, нет! — пробормотал мистер Ритсон. — Нет, разве что пройдутся в кадрили или повертятся в вальсе, как выражается мой приятель, лорд Бодабоб, только и всего; нет, к черту танцы, это очень уж вульгарно!
Тут к мистерам Ритсону и Смиту подошел тучный краснолицый мужчина лет тридцати с напомаженными каштанового цвета волосами, в великолепном жилете, но плохо выстиранной рубашке.
— А! Сэр Ралф! — воскликнул Смит. — Как изволите поживать? Наверно весь день охотились?
— Точно так, дружище, — ответил сэр Ралф. — Гнался за лисицей, покуда совсем не выдохся. Лихая была охота! Черт возьми, Смит, если б только вы видели мою серую кобылу! Как она берет рвы и изгороди, черт возьми!
— А вы охотитесь, Ритсон? — спросил мистер Смит.
— Да, — ответил Ритсон, манерно играя своими вудстоковскими перчатками, — но только в Лестершире, с моим приятелем лордом Бодабобом; охотиться в других местах вообще не полагается.
Сэр Ралф с молчаливым презрением уставился на говорившего, а мистер Смит стоял, словно всем известный осел между двумя охапками сена, мысленно взвешивая противоположные друг другу достоинства баронета и модного щеголя. Тем временем к этому трио подлетело улыбающееся, приветливо кивающее, жеманное создание, все в цветах и кудряшках.