Пендрагон
Шрифт:
Как давно это было? Сколько лет прошло? Великий Свет, как долго мне еще терпеть?
Я поднял голову и взлетел выше. Посмотрев с высоты, я увидел темное пятно на земле, раковую опухоль — людей Черного Вепря, движущихся в долине. Их было очень много! Целый народ стронулся с места.
За бледно-голубым небом я различал лучи звездного света, неподвижные и застывшие на пустом небосводе. Звезды изливали на нас свой свет днем и ночью, бесконечно далекие, равнодушные к делам людей. Люди, зыбкие существа, трава,
Боже, помоги нам, мы сделаны из звездного света и пыли, и мы не знаем, кто мы. Мы жили напрасно, если только нам не удастся отыскать себя в Тебе, Великий Свет.
Я видел море, волнуемое ветром, видел Галлию и Арморику, а за ними Великую Мать народов, Рим, когда-то служивший маяком для всего мира. Далеко на востоке уже занимался рассвет, а здесь голодная тьма протянула когти к крошечной Британии. Но я видел Инис Прайдейн, Остров Могущественных, подобный скале, опоясанной морем, твердыней среди штормовых волн, благодатной землей, сияющей в ночной пустыне, одинокой среди своих других народов, но все же сдерживающей всепожирающую тьму. Остров держался благодаря родословной, соединившей пламенное мужество кельтов с хладнокровным бесстрастием римской дисциплины, и все это сошлось в сердце одного человека — Артура.
До Артура был Аврелий; а до Аврелия — Мерлин; а до Мерлина — Талиесин. Каждый новый день вздымал на вершину своего героя, и в каждую эпоху Быстрая Верная Рука трудилась над совершенствованием своего творения. Нет, мы боремся не одни. Воззови к своему Творцу, о человек, прижмись к Нему, и Он понесет тебя. Почитай его, и он поставит вкруг тебя духов-хранителей. Ты без вреда для себя пойдешь через огонь и воды; Искупитель поддержит тебя. Светлые воинства ангелов идут перед нами, окружая нас со всех сторон. Ах, если бы мы могли их видеть!
Но среди нас немало других, гордых людей, не преклонявших колени ни перед кем. Артуру, вобравшему в себя всю силу смертных, трудно объединить их, потому что им кажется, что он такой же, как они. А то, в чем они отказывают царю земному, они вряд ли отдадут Царю Небесному. Никакая сила, на земле или на Небесах, не может заставить человеческое сердце любить, если оно не любит, чтить того, кого оно не чтит.
Не знаю, как долго меня носило под небесами. Но в себя я пришел уже в сумерках, и вокруг все спали. А я очнулся, сидя на шкуре у огня с нетронутой миской похлебки в руках.
— Привет тебе, Мирддин. С возвращением, — сказал Артур, когда я пошевелился. Он наблюдал за мной с той стороны костра, слегка обеспокоенный моим ошеломленным выражением. — Ты слишком глубоко ушел в свои мысли, бард.
Гвенвифар притронулась к моей миске.
— Ты не съел ни кусочка.
Я посмотрел на миску у себя в руках. Ее темное содержимое вдруг превратилось в шевелящуюся массу желтых личинок. В ней мелькали человеческие кости, тлеющие в призрачном огне. И снова прозвучало эхо загадочных слов: «У нас нет выбора… сжечь, сжечь
Я вспомнил груду трупов, раздутых, отвратительного иссиня-черного цвета, сваленных в кучу, и жирный дым, поднимавшийся в сухое белое небо. К голу подступило удушье. Я отбросил миску в сторону.
— Мирддин! — Гвенвифар положила руку мне на плечо.
Внезапно во мне взорвалось понимание; ненавистное слово пришло на ум.
— Мор, — прохрипел я. — Даже сейчас смерть идет как туман по земле.
На лице Артура заходили желваки.
— Я буду защищать Британию. Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы победить вандалов.
Он неправильно меня понял, поэтому я объяснил:
— Есть враг посильнее Вепря с его поросятами, более грозный, чем любой захватчик, прорвавшийся к этим берегам.
— Ты говоришь загадками, бард. О чем ты? — Артур недоуменно смотрел на меня.
— Желтая Смерть, — ответил я.
— Чума! — ахнула Гвенвифар.
— Никто из лордов не говорил ни слова о чуме, — нахмурился Артур. — Я не позволю таким слухам гулять среди людей перед битвой.
— Меня не интересуют слухи, о, Великий Король. У меня нет сомнения, и у тебя не должно быть — Желтая Смерть уже сейчас разгуливает по Британии.
Артур уловил в моих словах упрек; глядя мне в глаза, он спросил:
— От чумы есть лекарство?
— Я такого не знаю, но мне пришло в голову, — неожиданно для самого себя добавил я, не иначе, как по вдохновенно, — что если такое лекарство и существует, то знать о нем могут только священники Инис Аваллах. Они очень много знают. — Я вспомнил, как моя мать называла монастырь местом исцеления. — Но это было много лет назад. Я не знаю, как сейчас.
— Тогда отправляйся без промедления, — решительно произнесла Гвенвифар.
Я встал.
— Сядь, Мирддин, — остановил меня Артур. — Ты не можешь идти прямо сейчас. Темно, а между тобой и Инис Аваллах пятьдесят тысяч варваров. — Он помолчал, внимательно глядя на меня в свете костра. — Кроме того, сегодня совет, и ты нужен мне здесь.
— Я не могу оставаться, Артур. Если что-то еще можно сделать, как я могу ждать? Надо идти. И ты тоже это знаешь.
Артур колебался.
— Лучше все же по одному врагу за раз, — сказал он. — Мы только зря растратим силы, если будем бежать во всех направлениях. Ты сам сказал, что от чумы нет лекарства.
— Я не собираюсь с тобой спорить, — сухо сказал я. — У тебя есть кимброги, а я могу принести пользу в другом месте. Мне показали опасность вовсе не для того, чтобы я ее игнорировал. Я вернусь как можно скорее, но сейчас мне надо идти. Сразу. Сегодня ночью.
— Медведь, — взмолилась Гвенвифар, — он прав. Отпусти его. Это может спасти множество жизней. — Взгляд Артура переместился с меня на нее, и она ухватилась за это мимолетное колебание. — Да, иди к ним, Мудрый Эмрис, — Гвенвифар говорила так, будто одобряла план Артура. — Разузнай все, что можешь и возвращайся с добрыми вестями.