Пепел Марнейи
Шрифт:
Загривком почувствовал – туда нельзя, шарахнулся в сторону, однако те, рычащие, его окружили, не уйти. На волосок от шеи клацнули зубы, он отскочил – и прямо под страшную арку, и покатился кубарем в липкую клубящуюся мглу.
Вокруг что-то колыхалось, тянулось, плакало, угрожало, тосковало, клокотало… Он ведь бывал здесь раньше! Это неясное и печальное ощущение узнавания сменилось другим, более острым: бежать отсюда, бежать, пока есть силы, и даже когда их совсем не останется – все равно бежать. И ничего тут не есть, не пить, иначе уже не выберешься.
Бежать пришлось долго, много дольше,
Вот, наконец, и выход! Он рванулся вперед, последним отчаянным прыжком преодолел границу между той стороной и этой – и по самые уши провалился во что-то сверкающее, белое, холодное…
Тибор потерял уйму времени из-за эонхийцев, затеявших расследование. Тем нужен был подлец маг, дерзнувший оказать сопротивление герцогу, который осуществлял свое право на благородное убийство всего, что шевелится в радиусе средней дальности. Шаман спрятался в речке, затаился на илистом дне и дышал через тростинку, превратившись в большую сонную рыбу, в пучок водорослей, в осклизлый валун. Его не заметили, и с тем безымянным, что живет в Ибде, он сумел поладить. Остальные изображали ораву злобных бестолковых троллей, готовых передраться между собой, а Тибор – такого же бестолкового пленника, грязного и занудного, слегка повредившегося в уме. Не учуяв никакой магии, их оставили в покое, брезгливо припечатав определением «свинячий сброд».
После того как суета улеглась, Тибор нанял толмача, говорившего на ломаном саргафском. Этот юркий плешивый человечек, судя по клейму на плече, был чьим-то удравшим рабом, но Тибор на это плевать хотел. Толмач постоянно улыбался, а его живые выцветшие глаза в это время могли быть грустными, пытливыми, испуганными, что-то высматривающими. Как будто улыбка до ушей была единственным доступным ему способом защиты.
Хапли, так его звали, сумел выведать, что Риса забрали с собой работорговцы Сей-Инлунах и Сей-Вабусарх, увезли вверх по реке на глюзе, которую тут же наняли, нехорошо сделали.
– Мы догонять их, господин, – заверил Хапли, печально улыбаясь. – Река день плывут, ночь не плывут. Ночь плыть – нехорошо делать. Если быстро, мы догонять.
У эонхийцев солдат осталось чуть не втрое меньше, чем лошадей, и в сумерках Тибор с Хапли выкрали двух лошадок. Выбравшийся из реки шаман, мокрый и сумрачный, как грозовая туча, опять призвал свою чешуйчатую верховую зверюгу. Остальные тролли, приладив мешки с пожитками за спиной, мчались вприпрыжку на четырех, словно стая гончих.
Похитителей настигли на рассвете. Раскрашенная, как цирковой балаган, глюза еще не успела сняться с якоря. Шестеро мужчин, три женщины. Ничего внятного о судьбе Риса те рассказать не смогли. Он исчез. Только отвернулись – его уже нет. На земле остались целехонькие веревки, он их не развязал и не перетер: можно подумать, его руки и ноги попросту выскользнули из пут. Пока солнце
Прочесывание местности во все стороны ни к чему не привело. Рис то ли испарился, то ли провалился сквозь землю. Если б его звери загрызли, хоть бы кости да обрывки одежды остались… Обитатели жалких глинобитных деревушек тоже ничего не знали. Не врали, ведь Тибор предлагал за парня вознаграждение, какого хватит на покупку трех здоровых невольников.
Худший вариант: его сцапало и сожрало что-то сверхъестественное. Тогда никаких концов не найти.
Хапли вспомнил, что в одной из деревушек, дальше к югу, есть Врата Хиалы, охраняемые старым колдуном. Последний шанс что-нибудь выведать.
Местный парень подрядился их туда проводить. Задаток взял вперед и оставил тощему старцу, похожему на сморщенную свеклу, потом вскарабкался на круп лошади Хапли.
Жара, хруст пыли на зубах, в солнечном мареве колышутся травяные султаны вперемежку с желтыми и коричневыми пятнами суглинка. Тибор в который раз задался вопросом: что он, высокооплачиваемый элитный убийца, делает в этих забытых богами краях, как его сюда занесло? Ну, положим, как – не вопрос, память, хвала Акетису, не отшибло, но почему? Из-за Риса. Тот ведь поклялся на крови, что убьет Гонбера Живодера, а Тибор, получается, поволокся за ним. В последнее время он делал все, что нужно Рису, и сейчас нет бы обрадоваться избавлению от обузы – вместо этого ищет да еще внутренне бесится оттого, что не может найти. А паршивец так качественно исчез, что ни намека на него не осталось.
Впереди замаячила деревня. Чуть поодаль на земле что-то темнело, там копошились стервятники. Тоскливо ухмыльнувшись, помертвевший в душе Тибор в первую очередь повернул туда, но это оказались всего-навсего дохлые собаки. Несколько довольно крупных серых с подпалинами зверюг, жестоко изрубленных. Лошади пятились от падали. Из-за глинобитных построек, похожих на облезлые кубики, выглядывали мужчины, вооруженные дротиками и скверными мечами. Их было около десятка, большинство сейчас работает в поле или пасет овец – вон те пятнышки на холмах у горизонта. У всех полуголых воинов руки обмотаны заскорузлыми тряпками и рваные портки испачканы кровью, хотя разрушений в деревне не видно. Ходили в набег на соседей? Или неприятности пришли из Хиалы? Невысокая арка торчит немного в стороне, утоптанная глина вокруг нее заляпана засохшими темно-красными пятнами.
– Там кровь, господин, – испуганно лыбясь, заметил Хапли. – Демоны беззаконят, нехорошо делают.
Их проводника тут знали, он спрыгнул с лошади и радостно залопотал по-своему. Нет, светлокожего мальчишку с длинными волосами люди не видели. Вчера на заходе солнце беда случилась, много раненых, а больше ничего не было.
– Какая беда? – спросил Тибор.
– Тубасу напали, господин, – перевел объяснения толмач. – Прямо в деревню забежали и людей покусали, нехорошо сделали.
– Что за тубасу?