Перчатка для смуглой леди
Шрифт:
— Да.
— Джоан Харт — лакомый кусочек. Я знаю, кто должен ее сыграть. Эмили Данн. Ты знаком с ней? Она помогает в нашем магазине. Ты видел ее в каком-то телевизионном шоу, и она тебе понравилась. В Стратфорде она неплохо справлялась с нериссами, гермиями и селиями [13] . Впиши ее в список.
— Ладно. Вот, жирной точкой я подписал ей приговор.
— С остальными, похоже, трудностей не будет, но сердце кровью обливается, как подумаешь о ребенке.
13
Женские
— Он умирает еще в первом акте.
— Лучше бы он вовсе не появлялся. Мне страшно представить себе этакого чахлого недоросля, выпендривающегося на сцене.
— И конечно, имя у него будет Гэри.
— Или Тревор.
— Ну да черт с ним.
— А кому ты поручишь художественное оформление?
— Не будь идиотом — конечно, тебе.
— Это было бы интересно, — сказал Джереми, усмехаясь. — Заметь, было бы.
— Не волнуйся, инстинкт подсказывает мне, что ничего не получится ни с перчаткой, ни с театром, ни с пьесой. Это вроде наваждения, к реальности отношения не имеет.
Внизу брякнули крышкой почтового ящика.
— Вот оно. Судьба стучится в твою дверь, — сказал Джереми.
— Мне уже все равно, — отозвался Перегрин. — Однако из чистого благородства я спущусь за письмами.
Он сошел вниз, взял почту, в которой для себя ничего не обнаружил. Наверх он поднимался медленно. Открывая дверь, с деланным равнодушием произнес:
— Как я и предсказывал, никаких неожиданностей. Все, окончен бал, погасли свечи. На почту смотреть противно, такая скука!.. Ох, извини!
Джереми разговаривал по телефону.
— Вот, уже пришел, — сказал он. — Секундочку.
Зажав трубку рукой, Джереми прошептал:
— Мистер Гринслейд желает побеседовать с тобой. Он просто душка сегодня.
Глава третья
Вечеринка
1
«Год назад, — размышлял Перегрин, — февральским утром я стоял вот здесь, на улице Речников. Солнце вышло из-за туч и позолотило башенку покалеченного «Дельфина». Мое сердце пело, когда я любовался им! Я вспоминал о мистере Руби и желал оказаться на его месте. И вот, Бог тому свидетель, я снова стою здесь, словно Золушка, осчастливленная доброй феей, только подарены мне не хрустальные туфельки, а лакированные штиблеты мистера Руби».
Он смотрел на отреставрированных кариатид, на пляшущих морских чудищ и позолоченную надпись, на ослепительно чистый фронтон, изящные кованые решетки, и все ему здесь нравилось.
«Что бы ни случилось, — подумал он, — сегодня самый счастливый день в моей жизни. Что бы ни случилось, я буду вспоминать этот день и говорить: «В то утро я познал блаженство».
Пока он так стоял, на улице появился служащий братьев
— Привет, начальник, — обратился он к Перегрину.
— Доброе утро, Джоббинс.
— Выглядит как конфетка, а?
— Просто великолепно.
— Да уж, совсем другое дело. Не то что годик назад, когда вы там искупались.
— Верно.
— Кхе-кхе… Вам, случайно, не нужен сторож? Работы вот-вот закончатся. Дневной или ночной. В любое время.
— Думаю, понадобится. А почему вы спрашиваете? Есть на примете порядочный человек?
— Себя хвалить вроде бы негоже.
— То есть вы сами хотите занять это место?
— Не буду ходить вокруг да около, начальник, именно этого я и хочу. Там, в моей нынешней конторе, чересчур сыро для моей дыхалки. У меня хорошие рекомендации, начальник. Многие могли бы замолвить за меня словечко. Так как вы на это смотрите? С положительной стороны или с отрицательной?
— Думаю, с положительной, — улыбнулся Перегрин.
— Так вы не забудете про меня?
— Не забуду, — пообещал Перегрин.
— Желаю здравствовать, начальник, — просиял Джоббинс и удалился в переулок, где находился склад братьев Фипс.
Перегрин пересек тротуар и вошел под портик театра. На стене висело объявление в рамке:
ТЕАТР «ДЕЛЬФИН»
ПОВТОРНОЕ ОТКРЫТИЕ
В НОВОМ СОСТАВЕ
А прямо над объявлением трепетал обрывок викторианской афиши, которую Перегрин обнаружил в свой первый незабываемый визит.
СВАДЬБА НИЩЕНКИ
По многочисленным просьбам уважаемых зрителей!!!
Мистер Адольфус Руби…
Когда маляры чистили и красили фасад, Перегрин велел им оставить случайно сохранившийся обрывок в неприкосновенности. «Он исчезнет отсюда вместе со мной», — сказал он Джереми.
Перегрин открыл двери парадного входа. На них красовались новые замки, а самим дверям, отмытым и отскобленным, был возвращен первоначальный достойный вид.
В фойе кипела жизнь. Здесь красили, наносили позолоту, полировали, расставляли мебель. Повсюду стояли стремянки, лестницы, висели люльки. Огромная люстра сверкающей грудой лежала на полу. Два толстеньких купидончика, умытые и приукрашенные, сияли улыбками над обновленной кассой.
Перегрин поздоровался с рабочими и поднялся по изгибающейся лестнице.
Зеркало в фигурной раме осталось на прежнем месте, в задней стенке бара, но теперь собственное отражение надвигалось на Перегрина через отполированную до блеска стойку из красного дерева, с медными уголками. Бар сиял разноцветьем напитков. «Просто, удобно и никакой дешевки», — подумал Перегрин.
Работы наверху были закончены, оставалось лишь расстелить ковер. Джереми и его помощник, молодой декоратор, с согласия Перегрина выбрали для помещения классические цвета — малиновый, золотистый и белый, а на обоях буйно цвели неистребимые дамасские розочки. Перегрин пересек фойе и вошел в дверь с табличкой «Администрация».