Перчатка для смуглой леди
Шрифт:
— Думаю, да, — ответил Перегрин, потирая лицо руками. — Да, конечно, мы что-нибудь придумаем.
— Мы также забрали бронзового дельфина.
Перегрин велел себе не думать о Джоббинсе. Он должен держаться, иначе его опять затошнит.
— Забрали? — пробормотал он. — Да, понимаю.
— Если на сегодня все… — Гринслейд поднялся. — Надо сообщить мистеру Кондукису, — вздохнул он, и вдруг на его лице появилось выражение ужаса. — Пресса! О боже, пресса!
— Пресса, — подхватил Аллейн, — сидит в засаде перед театром. Мы сделали заявление, в котором говорится, что с ночным сторожем «Дельфина» произошел несчастный случай, но причины случившегося пока неизвестны.
— Такдолго не продлится, — проворчал Гринслейд, натягивая пальто. Он оставил Аллейну свой номер телефона, с мрачным видом попросил Перегрина держать его в курсе дела и ушел.
— Не смею вас больше задерживать, — обратился Аллейн к Перегрину, — но я хотел бы сегодня же побеседовать со всеми актерами. Я вижу здесь список адресов и телефонов. Если никто не будет возражать, я предпочел бы не навещать каждого по отдельности, но пригласить всех сюда, в «Дельфин». Так мы сэкономим время.
— Я могу позвонить им.
— Спасибо за помощь, но лучше это сделает официальное лицо.
— Да-да, конечно.
— Можете сообщить им о случившемся и предупредить о том, что они понадобятся, но саму встречу организуем мы. Сегодня утром часов в одиннадцать. Идет?
— Я должен быть с ними, — сказал Перегрин. — Если можно.
— Пожалуйста, — разрешил Аллейн. — Спокойной ночи.
Перегрин рассеянно отметил про себя, что никогда прежде не видел лица, которое бы так меняла обычная улыбка. Воодушевленный этим явлением, он протянул руку.
— Спокойной ночи, — грустно улыбнулся он. — Одно служит утешением во всем этом кошмаре.
— Что же это?
— Вот. — Перегрин с нежностью посмотрел на маленькую перчатку и два обрывка бумаги, лежавшие перед Аллейном на столе Уинтера Мориса. — Знаете, если бы они пропали, то я в самом деле рехнулся бы. Вы… вы позаботитесь о них?
— Непременно, — заверил Аллейн.
После ухода Перегрина Аллейн так долго оставался молчалив и неподвижен, что Фокс решил кашлем напомнить о себе.
Аллейн склонился над реликвиями. Он вынул лупу из кармана и, аккуратно вывернув крагу, исследовал буквы «Г. Ш.», швы на перчатке и орнамент на тыльной стороне.
— Что случилось, мистер Аллейн? — спросил Фокс. — Что-нибудь не так?
— О-хо-хо, дорогой мой Братец Лис, боюсь, вы правы. И боюсь также, Перегрину Джею в утешении отказано.
Глава седьмая
Воскресное утро
1
— Я не стал стучать тебе, когда пришел, — сказал Перегрин. — Решил, что нет смысла. Все равно уже светало. Просто оставил записку, чтобы ты разбудил меня в семь. И, как ни странно, я заснул. И спал очень крепко.
Джереми стоял спиной к Перегрину, глядя в окно спальни.
— Это все? — спросил он.
— То есть?
— Больше ничего не случилось?
— Господи, тебе мало?!
— Не в этом дело, — сказал Джереми, не оборачиваясь. — Я хотел узнать, ты видел перчатку?
— Видел, я же тебе сказал. Сержант принес ее Аллейну вместе с документами, а потом Аллейн положил все на стол Уинти.
— Она не повреждена?
— Кажется, нет. Я ее не разглядывал. Мне бы все равно не позволили. Отпечатки пальцев и все такое. Они прямо-таки помешаны на отпечатках.
— Что они собираются делать с реликвиями?
— Не знаю. Наверное, отправят их в Скотленд-ярд до окончания следствия, а потом вернут Кондукису.
— Да, Кондукису.
— Мне надо вставать, Джер. Я должен созвониться с Уинти, актерами, дублером и узнать о состоянии мальчика. Слушай, ты ведь знаком с человеком, который поставил нам ковры. Позвони ему домой и скажи, что он просто обязан прислать нам рабочих завтра утром или лучше сегодня вечером. Необходимо заменить два или три квадратных ярда ковра на балконе. Мы заплатим им как за сверхурочные или как они захотят.
— На балконе?
— Да, — нервной скороговоркой пояснил Перегрин. — Ковер, что лежал под стеной, где был сейф. Там все в крови и мозгах Джоббинса. Весь ковер.
Лицо Джереми стало серым.
— Извини, конечно, я позвоню. — И он вышел из комнаты.
Приняв ванну и побрившись, Перегрин проглотил с отвращением два сырых яйца, политых ворчестерским соусом, и принялся звонить по телефону; неполадки со звуком на линии отнюдь не облегчали ему задачу. Было двадцать минут восьмого.
На южном берегу Темзы, в Саутуорке, суперинтендант Аллейн, оставив инспектора Фокса договариваться о дневных встречах, отправился в больницу св. Теренсия, где его проводили в палату Тревора Вира. Мальчик лежал за ширмой, тяжело дыша и не подавая иных признаков жизни. Что происходило сейчас в его отключенном сознании? У его кровати сидел констебль в форме, каску он сунул под стул, в руке держал блокнот. Аллейна сопровождали палатная медсестра и врач.
— Как видите, он в тяжелом состоянии, — сказал врач. — Он упал на ноги, и позвоночник вошел в основание черепа. Возможно, он также сильно ударился копчиком. Насколько мы можем судить, значительных внутренних повреждений не наблюдается. Правое бедро и два ребра сломаны. Сильные кровоподтеки. Можно сказать, ему чертовски повезло. Упасть с высоты двадцати футов!
— А что вы скажете насчет синяка на щеке?
— Вот тут возникают затруднения. Вряд ли это след от удара о спинку или ручку кресла. Скорее всего, мальчику со всего размаха двинули по физиономии. Хотя определенно утверждать не могу. Сэр Джеймс смотрел его. — Сэр Джеймс Кертис являлся патологом министерства внутренних дел. — Он полагает, что синяк на щеке — след кулака.