Передышка в Барбусе
Шрифт:
Он вслушивался, а когда убедился, что и за дверью основная часть стражей не то уснула, не то отлучилась в соседний зал, а двое самых стойких играют в кости, на цыпочках подкрался к двери, сунул в петли уже проверенную ножку кресла. Тихо, снизу запахи просачиваются спокойные, толстые, не смятые внезапными завихрениями воздуха, что значит, все окна закрыты ставнями.
Жаба, пригретая на коленях, уже снова раскинула во сне крохотные лапки на той же подушке. Он ударился о мраморный пол, лишь чуть прикрытый ковром, голова закружилась от обилия запахов, от грохота, шума, крика, далёких голосов, конского ржания, скрипа
По струйке из-под двери теперь он видел весь большой зал, видел все места, где сидят или стоят люди, где украдкой сплёвывают в углы, видел всё пространство, и даже слабо, фрагментами, видел следующий зал, из которого точно так же просачиваются запахи из других помещений и даже со двора.
Он поднялся, головокружение уже прошло, а всё тело переполняла сильная свирепая мощь. Он успел подумать, что не потому ли в его далёкой деревне мужчины нередко не возвращались в людскую личину, что в теле зверя всегда молод и силён, а человек — это слабость, тревоги, сомнения, страхи, болезни...
Однако перед потайным ходом снова пришлось грянуться оземь, волчьи лапы не в состоянии отодвинуть край ковра и вытащить камень из стены. В другой раз, подумал Мрак хмуро, можно будет плюнуть на все эти потайные ходы и дунуть прямо через ночной дворец... Все спят, а если кто и бродит ночью, то он его легко почует издали, затаится, пропустит или же заранее выберет другую дорогу.
Приближение поверхности он снова ощутил задолго до того, как добрался до выхода. Просачивающиеся запахи, едва заметное тепло прогретой за день земли, даже неслышимые шумы, похожие на движение прорастающей травы, будто корни проламывают землю, разрыхляют, сосут соки, чавкают, булькают...
Уже в людской личине без боязни отодвинул камень, вышел и тщательно поставил обратно. Сейчас, когда зрение стало иным, звуки притупились в десятки раз, а мир запахов исчез вовсе, ему пришлось постоять пару минут, пока глаза промаргивались, а он заново вслушивался и всматривался в ночной город.
По тёмному и звёздному небу медленно ползут рваные облака. Ковшик луны ныряет по ним, похожий на маленький кораблик, что борется с тёмными волнами. Крыши блестят, но окна тёмные. Только в дальней, на грани видимости, высокой башне, что над самым горизонтом, багровый свет, видно даже, как метнулась зловещая тёмная тень. Ещё горит свет в верхних окнах башни придворного колдуна, но они плотно закрыты ставнями, пробивается только узкий лучик света между толстыми дубовыми досками. Чего боится колдун, если даже на верхних этажах ставни, которые пробить разве что тараном?
— Ладно, — сказал он негромко, — пойдем знакомиться с городом. С городом, который мне... гм, вверен на две недели.
Страж у ворот ночного рынка озадаченно открыл рот. Мрак посмотрел на его ошалелый вид и сразу представил себе, что тот видит. Вон идут добропорядочные горожане, загулявшие малость, но всё же благопристойные, обычненькие такие человечки, их только по одежде и отличаешь, да и то... гм... одеваются все одинаково, а следом за ними топает настоящее чудовище: обнажённый до пояса дикарь, лохматый, волосы торчат во все стороны,
Мрак поглядывал по сторонам, всё схватывал и всё подмечал, но глазами держал в первую очередь людей с оружием. Он не зря решил идти обнажённым до пояса, в этом случае все прежде всего видят его могучие мышцы, и никому не придёт в голову искать сходство с их тцаром. Да и волосы взлохматил и вздыбил нарочито, это тоже бросается в глаза, а у тцара, если кто видел их под тцарской шапкой, волосы всегда ухоженные, вымытые и умасленные дорогим розовым снадобьем.
Портки маловаты, а башмаки он отыскал в прошлый раз в хламе самые растоптанные, да и то чуть жмут в пальцах. Мелковат народ пошел, мелковат...
Из караульной будочки на крик стража вышел тучный офицер, посмотрел недружелюбно.
— В чём там дело?
Стражник повернулся, с облегчением отчеканил:
— Я грю, что не велено с топором! А оно прёть, будто не понимает...
Офицер спросил Мрака резко:
— Ты понимаешь, о чём речь?
— Понимай, — ответил Мрак. — Я всё понимай, воин. Но в нашем племени мужчина не должен ходит без секир. Позор. Понимай? Но там не дёргайтесь, мне секир... как украшение.
Офицер посмотрел кисло, смерил с головы до ног ревнивым взглядом, откуда они такие здоровенные появляются.
— Ладно, пусть идёт... С такими кулаками топор в самом деле... для украшения только.
Мрак сделал несколько шагов, сам чувствовал, что делает что-то не то, он уже не тот Мрак, который вышел из Леса... Первым «не тем» стал Олег, научившись разным грязным штукам, за что его назвали магом, потом неожиданно поменялся Таргитай, хотя очень не хотел меняться... но жизнь есть жизнь, меняет нас, не спрашивая. А вот теперь он идёт, как и раньше, руки напряжены и чуть врастопырку, чтобы косые мышцы спины были видны всем издали, громадный и страшный, его боятся, пугливо уступают дорогу... но в то же время в чем-то уже другой, сам чувствует, только не понимает.
Начальник стражи насторожился, когда огромный варвар вдруг остановился, потоптался на месте, а потом направился обратно. Стражи напряглись, кто-то суетливо потащил из ножен меч, такой крохотный в сравнении с огромным топором варвара.
— Ты прав, — сказал Мрак начальнику караула. — Зачем мне в городе секир?
Все смотрели, выпучив глаза, как он без всякого принуждения снял через голову широкую кожаную перевязь с этим чудовищным топором. Страж отпрыгнул, когда Мрак поставил секиру с ним рядом.
Начальник караула заверил торопливо, с огромным облегчением:
— С ней ничего не случится! На обратном пути просто загляни сюда, её всякий тебе отдаст.
Страж торопливо поддакнул:
— Чего зазря таскать такую наковальню на спине? Мрак улыбнулся, сам чувствовал, что улыбка получается не та, прежняя, а какая-то неловкая, повернулся и отошёл. Но и когда шёл через городскую площадь, чувствовал, что его провожают недоумевающими взглядами.
Я сам себя не понимаю, признался честно. Я уже не тот, что вышел из Леса...