Перегрин
Шрифт:
— Вот видите, болваны, пока вам не подскажешь, как лучше, сами не додумаетесь! — обругал их Фест Икций, не уточнив, кто подсказал.
Два дня он следил за мной ненавязчиво, а на третий спросил:
— Пиратствовал раньше?
— Приходилось, — признался я.
— Я так и подумал, что ты не зря пошел служить на флот, в отличие от этих болванов! — произнес он, после чего перестал придираться к мне из-за всякой ерунды, как делал раньше, считая новичком, с которого надо драть три шкуры, чтобы скорее понял службу.
17
Югуртианской эту войну назвали в честь Югурты, царя Нумидии, расположенной в Северной Африке, на территориях будущих Туниса и Алжира.
«Стремительная» медленно движется вверх по течению реки Мутул. Я было подумал, что название происходит от слова «муть», поскольку вода был такая мутная, что дна не видно даже на глубине полметра, но на латыни это понятие обозначает другое слово. При глубине не больше пары метров река довольно широка, метров триста. Берега поросли деревьями и кустами. Климат сейчас здесь более влажный, чем будет в двадцать первом веке. Может, из-за того, что пока не вырубили леса и не вытоптали луга, превратив их в пустыню.
— Суши весла! — командует Сафон.
Либурна потихоньку теряет ход вперед, а потом начинает сплавляться по течению. Когда, перестав слушать два рулевых весла, нос судна отклоняется в сторону правого, высокого берега, кормчий приказывает опустить весла в воду и возобновить греблю. Так мы держимся почти на месте, поджидая, когда Третий легион под командованием легата Публия Рутилия и чутким руководством наместника Квинта Цецилия Метелла догонит нас. Легионеры сейчас спускаются со склона невысокой горы в долину, напротив которой мы находимся. Идут колонной по шесть человек. Под горой их поджидают три сотни всадников, которые преодолели гору быстрее. Кони жадно щиплют пожелтевшую траву. Наблюдая за ними, жалею, что не служу в кавалерии. Перегринов пока что редко берут туда и обычно целым отрядом, состоящим из одноплеменников под командованием своего вождя. Все-таки у кавалеристов жизнь веселее и добычи больше. Точнее, у них есть добыча, а у нас никакой. Разве что ставим сеть на ночь и на обед имеем свежую рыбу, сваренную или запеченную.
Центурион Фест Икций разгуливает по палубе от кормы к носу и обратно. Вид у него боевитый, как у старого военного коня, услышавшего сигнал трубача. Вчера вечером во время стоянки возле каструма он ушел туда к знакомым и вернулся утром с сильным запахом перегара
Центурион останавливается рядом со мной и спрашивает, будто угадав мои мысли:
— Кавалеристом служить лучше, да?
Впрочем, он знает байку, что я будто бы хотел устроиться в преторианскую кавалерию, но не взяли.
— Не так скучно, как у нас, — ответил я.
— Да, здесь тебе не легион! — с грустью произносит он.
— Уверен, что знакомые легионеры завидуют тебе, с радостью поменялись бы местами, — сказал я.
— Это ты правильно подметил! — радостно воскликнул Фест Икций. — Все, как один, поздравляли меня и спрашивали, нельзя ли перевестись на либурну? Я бы с удовольствием набрал экипаж из проверенных солдат, но приходится служить вот с этими, — кивает он на своих подчиненных, которые сидят на палубе, прислонившись спиной к фальшборту. Потом, видимо, вспоминает, что и со мной тоже приходится служить, и говорит: — Ты, вроде бы, получше их. Потренировать немного — и получился бы хороший солдат.
Я улыбаюсь про себя, но ничего не говорю. От центуриона зависит, как будет протекать моя служба, так что напрягать с ним отношения ни к чему. Пусть тешит себя уверенностью, что имеет больше боевого опыта.
— Весла на воду! — в очередной раз командует Сафон.
На этот раз он доводит либурну до холма, прибрежный склон которого порос низкими деревьями и кустами. Я не сразу понял, почему не понравился этот холм. Вроде бы ничего необычного и тем более отталкивающего, враждебного в нем не было. Я смотрел на него и пытался понять, из-за чего появилось раздражение. Течение относит либурну от холма к середине долины, куда уже подошли передовые манипулы легиона. Солдаты шагают бодро. Наверное, не израсходовали еще заряд хорошего настроения, полученный при спуске с горы. Всадники трусцой скачут впереди них.
Как только мы равняемся с головой пешей колонны, Сафон приказывает гребцам приступить к делу. Под монотонный стук барабана либурна набирает скорость, обгоняет всадников, подходит к холму. На этот раз кормчий ведет либурну выше по течению до дальнего края холма.
И тут я понимаю, что мне не нравилось. Отсутствие птиц. Обычно при нашем приближении с растущих на берегу деревьев взлетали птицы. Одни раньше, другие позже, но их было много, а здесь словно вымерли. Или спугнул кто-то до нас.
Я подошел к центуриону и доложил:
— На берегу между деревьями кто-то прячется.
— Кого ты там увидел? — спросил Фест Икций.
— В том-то и дело, что никого, — ответил я. — И птиц я тоже не увидел, хотя здесь их должно быть много. Значит, в лесу прячутся люди. Много людей.
Ссылка на отсутствие птиц сразу настораживает центуриона. Уж он-то должен знать, что тишина в лесу — первый признак засады. Фест Икций смотрит на судового трубача, но не решается дать сигнал тревоги без стопроцентной уверенности.
— Надо бы проверить, — произносит он и смотрит на меня.
Инициатива наказуема исполнением.
— Скажи кормчему, чтобы спустил лодку, — подсказываю я.
Мог бы, конечно, попонтоваться — нырнуть с бака и доплыть до берега, но нет желания продираться через кусты голым и босым. Растительность здесь считает святым долгом иметь колючки и цепляться к каждому, кто в нее сунется. Да и без оружия не хотелось идти. После попадания в рабство я стал маниакально осторожен. Лук брать не стал, толку от него в лесу мало. Поскольку в римской армии саблю слева носят только командиры, а носить справа я не привык, закрепляю ее на спине наискось, чтобы удобно было доставать из ножен правой рукой. Щит тоже не стал брать. Без него легче убегать.