Перегрин
Шрифт:
— Это твое.
— Спасибо! — поблагодарил Дейти.
Он смотрел на меня так, будто я сделал что-то, чего не должен был. Наверное, в римской армии не принято выручать сослуживцев другой национальности и уж тем более из другого подразделения или делиться с ними трофеями.
Пока матрос греб к либурне, которая медленно сплавлялась, я отмыл кольчугу от крови. Распанахал ее, конечно, сильно. Один из наших велитов был кузнецом, возил с собой небольшой горн и наковальню, выполняя за это мелкие работы для судна. В свободное от службы время он чинил оружие и доспехи всем, кто мог заплатить. Брал не только деньгами, но и любыми ценными вещами. Предполагаю, что ремонт влетит мне в пару кожаных шлемов и гладиус или пилум. Зато у меня будут серьезные доспехи, не чета нынешним.
Когда мы поднялись на борт либурны, которая была уже напротив остановившейся римской армии, центурион подошел ко мне, осмотрел трофеи, после чего произнес:
— Наносил удары ты, конечно, неправильно.
— Я и колю, когда есть возможность, — не стал спорить с ним.
— Так, говоришь, пиратом раньше был? — молвил Фест Икций не столько вопросительно, сколько утвердительно
— Я много кем был, и пиратом тоже, — честно признался я.
— Я так и подумал, — с умным видом сказал центурион, по поводу сообразительности которого у меня были большие сомнения. — Ты не обязан был останавливаться и прикрывать раненого товарища, поэтому достоин фалеры или даже «Серебряной чаши». Я доложу о твоем подвиге командованию.
В римской армии существует система наград за подвиги: фалера — серебряная или золотая и круглая или овальная бляшка диаметром от четырех до семи сантиметров — за отличие в бою; «Копье» — серебряный значок в виде копья — за нанесение ранения врагу не во время боя, а когда необходимости в поединке не было; «Серебряная чаша» — за убийство врага в таких же условиях; «Торквес и имулы» — золотое ожерелье и наручные браслеты — за отвагу в сражении; «Золотой венец» — за выдающуюся отвагу в сражении; «Морской венец» — золотой венец, украшенный носами трирем — за выдающуюся отвагу в морском сражении; «Стенной венец» — золотой венец с зубцами в виде башен — первому, взошедшему на стену вражеского города во время атаки; «Венец отвага» — первому, ворвавшемуся во вражеский лагерь; и высшая «Гражданский венец» — дубовый венок — первому, взошедшему на стену и проявившему выдающуюся отвагу во время штурма, а также за спасение соратника с риском для своей жизни во время сражения. Обладателя «Гражданского венца» окружали особым почетом, а спасенный им воин должен был подарить золотой венец и почитать до конца жизни, как отца. Венцами, за редчайшим исключением, награждали только офицеров.
Гай Публий Минуций рассказывал мне, что награжденных легионеров реже ставят в наряды, привлекают к разным тяжелым работам и чаще назначают на халявные и денежные должности, поэтому как можно радостнее произнес:
— Буду признателен!
18
На берегу реки не по дням, а по часам растет каструм (лагерь). Обычно римляне строят их на возвышенном месте, чтобы был обзор, но сейчас не до жиру, возвращаться на гору при постоянной угрозе нападения не рискуют. Да и фактор близости воды играет в жарких странах важную роль. Часть солдат копает ров, часть на склонах горы валит деревья на частокол, часть устанавливает палатки ровными рядами с прямоугольной площадью в центре, на одной стороне которой шатер Квинта Цецилия Метелла, напротив него — Публия Рутилия, а остальные легионеры стоят готовые к бою. Наша либурна вытащена носом на берег ближе к той стороне лагеря, что обращена к горе. Велиты и гребцы, вооруженные, чем попало, стоят на суше возле ее носа, а стрелки — на носовой палубе, рядом с катапультой. Если враг попробует прорваться по берегу реки, мы его встретим и… Знаю, что в конечном итоге все эти территории станут римской провинцией, но вот исход каждого сражения для меня загадка. Жалею, что в будущем плохо учил историю Рима. В любом случае у меня больше шансов спастись, чем у тех, кто стоит внизу. Я уложил в свой вещевой мешок запас еды на случай, если придется добираться на лодке до берега моря, где находится укрепленный римский лагерь, или вплавь на противоположный берег, а потом на своих двоих вдоль реки.
Нумидийцы пока только демонстрируют желание напасть. Их конные отряды кружат возле нашего лагеря на безопасном расстоянии. Большой отряд пехоты обогнул нас на приличном расстоянии и поднялся на гору, отрезав путь к отступлению. Я видел, как об этом докладывали проконсулу (обладавшему правами консула, но не являвшемуся таковым), показывая рукой в сторону горы. Судя по всему, это не испугало Квинта Цецилия Метелла. Он считается жестким командиром. По прибытию сюда первым делом месяц гонял всех солдат и офицеров, пока не задолбал так, что позабыли про пораженческие настроения, охватившие их после предыдущих разгромов, и приготовились погибнуть, лишь бы мучения прекратились. Дисциплина в римской армии на высоте, почти, как в советской, и это при том, что в римской отсутствует дедовщина. После чего к тому времени уже бывший консул повел легион на город Вага и взял его слету, щедро поделившись с солдатами добычей. Тут его и зауважали.
Атака началась внезапно. Разрозненные малые конные отряды нумидийцев вдруг слились в два больших и ударили с двух сторон, от холма и от горы. К первым присоединились слоны, маленькие, таких я видел когда-то давно в Шумерии, а ко вторым — пехота, засевшая раньше на горе. Наступавшие со стороны горы, легко смяли удирающих лесорубов, после чего лавой понеслись на стоявшие с этой стороны две когорты, каждая из четырех манипул, размещенных в два ряда в шахматном порядке. Манипулы сразу ощетинились пилумами, которые в данном случае использовались, как обычные копья. Это не остановило нападающих. Лава накатилась на манипулы, заорали люди, заржали кони, зазвенело оружие. Издали было забавно наблюдать это. С дивана, а в данном случае с бака, война кажется интересной. Все, кто стоял на баке, так же, как и я, неотрывно наблюдали за сражением.
Тем, кто стоял на берегу у носа либурны, высокий берег закрывал сражение, слышали только его звуки. Наверное, неизвестность угнетала их. Может, пора смываться, а мы и не знаем?! Хотя когда-то в будущем на одной старой калоше, которая по непонятным причинам не хотела тонуть даже во время сильных штормов, работал со мной второй механик, который утверждал, что на вахте в машинном отделении, где не видно штормовое море, набегающих, грозных, высоких волн, а только тихо, сквозь грохот двигателя, слышны их удары о корпус, он чувствует себя в безопасности.
Не знаю, зачем этот отряд вражеских всадников в количестве человек пятьсот выскочил на берег реки со стороны горы. Может быть, хотел ударить по манипулам с тыла или ворваться в недостроенный лагерь и уничтожить командование легиона. Скакавшие впереди были в бронзовых доспехах, изображавших мускульный торс, или, на худой конец, в кольчугах. Вооружены копьями с толстыми, в сравнение с пилумами, древками длиной метра два и двадцатисантиметровыми наконечниками. Щиты кожаные круглые, хотя у двоих я заметил бронзовые. На лошадях кожаные доспехи, а у некоторых на груди поверх кожи еще и бронзовый круг или овал. Увидеть пехоту возле либурны они явно не ожидали, потому что притормозили малость, а потом опять понеслись вперед. За то время центурион Фест Икций успел перестроить свой немногочисленный отряд в две шеренги, растянув их от носа либурны до обрывистого берега и перекрыв путь всадникам. А первых двух шеренгах стояли велиты, в следующих трех — гребцы. Последние нужны были, скорее, для количества. Центурион встал на левом фланге, дальнем от судна, хотя, как старый, опытный вояка, лучше всех понимал, что удержать навал такого большого отряда конницы имеющимися у него силами практически невозможно, а с правого фланга быстрее забраться на либурну, на которую конница уж точно нападать не будет.
Первой выстрелила катапульта. Стрела быстро преодолела метров триста и насквозь прошил бронзовый щит, которым попытался закрыться всадник, и его самого, облаченного в «мускульный» бронзовый доспех, заодно сбросив под ноги лошадям, скакавшим следом. Обслуга катапульты действовала быстро, успев завалить еще двоих, пока в дело не включились лучники и пращники. Я начал стрелять первым из них, когда враги приблизились метров на двести, поэтому результат моей стрельбы был замечен и отмечен многими. Мои стрелы с длинными игольчатыми наконечниками, выпущенные тугим монгольским луком, не были так эффективны, как более длинные и толстые стрелы, выпущенные катапультой, но кожаный щит и кольчугу пробивали, а именно такие цели я и выбирал. При этом стрелял в несколько раз быстрее, чем катапульта. Затем присоединились остальные лучники и пращники — и вскоре первые линии нападавшего отряда составляли лошади без всадников, которые не стремились в бой, всячески пытались уклониться, удрать по мелководью. Нумидийцы пытались их разогнать, пробиться к нашей пехоте, но падали, сраженные стрелами или пулями из пращ. Называю их пулями потому, что многие отлиты из свинца. Кстати, на некоторых выцарапанные надписи: имя владельца, чтобы потом подобрать свои, но встречаются и посвящения типа «Фесту» или пожелания типа «Сдохни». И это при том, что все пращники безграмотны. Тех нумидийцев, кто все-таки умудрялся пробиться к нашей пехоте, встречали пилумами. Один велит колол коня в морду или шею, не защищенные доспехом, заставляя его шарахаться, вставать на дыбы, а другие добивали упавшего всадника. Вскоре вражеская атака захлебнулась, завязла в лошадях, оставшихся без всадников. Задние всадники начали разворачиваться и улепетывать. За ними последовали и остальные, получая вдогонку пули и стрелы. Перебили мы нумибийцев не меньше полутора сотен.
Фест Икций долго не разрешал пехотинцам покидать строй, даже для того, чтобы добить раненых врагов, и после, как мы с бака сообщили ему, что легион отбил атаку врага. Малоопытный центурион ждал приказ от командования, позабыв, что либурна не входит в состав легиона. Только когда заметил, что легионеры без зазрения совести отжимают «наших» лошадей, Фест поднялся по склону, убедился, что солдаты других подразделений собирают трофеи, разрешил и нам заняться тем же и ранеными и убитыми сослуживцами. Я думал, что у нас обошлось без потерь, но оказалось, что убиты два велита и пятеро ранено, причем среди них один пращник, получивший стрелу в ногу неведомо от кого. Лучников среди конных нумидийцев я не видел, а свои с такого близкого расстояния не промахнулись бы, завалили наповал.