Перелом. От Брежнева к Горбачеву
Шрифт:
И Михаил Сергеевич хорош — с нами согласился, и с военными согласился! Тогда мы еще не знали, что это его стиль.
Но что же делать? Тогда же в предбаннике у Варенникова мы, переговорщики, выработали следующий план действий. Трехэтажную схему ликвидации ядерного оружия, видимо, придется принять — никуда от нее не денешься, раз ее поддержал Горбачев, хотя это чистейшей воды пропаганда. Надо только теперь, елико возможно, сделать конкретным и реалистичным первый её этап, включив в него все наши предложения о ликвидации советских и американских РСД в Европе, 50%— ном сокращении СНВ, запрещении испытаний ядерного оружия и
Этот план, хотя и с трудом, мы начали продвигать на Пятерке. Особенно тяжело стало с позициями к переговорам в Вене и Стокгольме. Теперь военные о них и слышать не хотели — зачем они вообще нужны, когда всё покрывается гениальной программой ликвидации ядерного оружия.
8 и 9 января снова прямо с утра заседала Малая пятерка. Теперь мидовскую группу возглавил Корниенко. Он решительно поддержал план Ахромеева трехэтапной ликвидации ядерного оружия. За него выступили также представители КГБ и ВПК. На этой основе и было подготовлено Заявление Генерального секретаря. При этом из него постепенно вылетело все новое и конструктивное, что мы ранее предлагали Горбачеву. Ликвидация РСД оказалась прочно связанной отказом от СОИ и сокращением стратегических вооружений. Особенно досталось венским и стокгольмским переговорам.
«Настроение скверное, — записал я в своем дневнике. — Только Адамо, которому я поверяю свои горести, утешает стихами, которые тут же сочиняет по любому поводу и без повода.
Не плачь,
Это лишь очередной кач.
От Шеварднадзе тишина. Говорят, что он расстроен».
ТРУДНЫЕ РОДЫ
10 января в кабинете Зайкова на 5 этаже в здании ЦК на Старой площади собралась Большая пятерка: Шеварднадзе (МИД), Чебриков (КГБ) и Маслюков (ВПК). Министра обороны Соколова не было. Говорили, что он поехал на партсобрание в какую— то воинскую часть за пределами Москвы. Его заменял маршал Ахромеев.
Еще в предбаннике возник вопрос, как будет проходить заседание, кто будет докладывать. Никто толком не знал. Ахромеев сказал:
— Раньше все было просто и ясно: Громыко докладывал, а мы его поддерживали.
На этом месте его прервали, и нас позвали в кабинет. Зайков тихим бесцветным голосом, каким умели говорить прежние советские вожди, сказал:
— Товарищ Ахромеев, доложите соображения, над которыми вы работали вместе с товарищами.
Маршал стал подробно расписывать трехэтапную программу ликвидации ядерного оружия. Потом, коснувшись переговорных позиций, признал, что не удалось выработать решений, которые вели бы к развязкам. Началась дискуссия. Но, как ни странно, самым жарким был спор вокруг Стокгольмской конференции. [140]
Зайков: Я вижу, что есть предложения, которые делают нашу позицию в Стокгольме более динамичной и улучшают ее в пропагандистском плане. Но я не вижу, чтобы они открывали путь к договоренности. В чем дело?
140
Ахромеев: Все упирается в уведомления о ВВС и ВМС. Это принципиально важные вопросы для нашей безопасности.(Далее он почему— то говорил только о ВВС). НАТО проводит в Европе огромные маневры с участием нескольких сот самолетов, и мы должны знать о них. Тут прямо затрагивается наша безопасность.
Зайков: Но ведь мы знаем о всех их передвижениях войск, в том числе и о деятельности авиации. Да и они знают о наших передвижениях. Что дадут такие уведомления или информация к тому, что мы уже все равно знаем, а значит, и для нашей безопасности? И что тут опасного?
Ахромеев: На переговорах должен быть принцип взаимности. Мы уступаем — они уступают. Односторонних уступок быть не должно. Мы заявили, что готовы уведомлять о военных маневрах во всей Европе до Урала. А они не хотят объявлять об учениях ВМС в Атлантике.
Гриневский: Предлагаемая Генеральным штабом формула уведомления о тех учениях ВМС, в которых участвуют корабли, оснащенные оружием, способным достигать территории стран Варшавского договора, не подходит по двум причинам:
Во— первых, это холостой выстрел. НАТО это предложение не примет, так как против определения границ зоны в какой бы то ни было форме. Но свои позиции мы сильно ослабим. По сути дела, это и есть сдача позиций — мы ограничим зону применения мер доверия в Атлантике дальностью полета крылатых ракет, т.е. 1000 километров. Зачем ни за что, ни про что делать такую уступку?
Во— вторых, это предложение рассорит нас с нейтралами. Получается так, что по нам бить нельзя, а в них — стреляй!
Выход из создавшегося положения, причем для нас выгодный, мог бы заключаться в размене: Запад соглашается на охват мерами доверия всех учений ВВС, которые так беспокоят Сергея Федоровича, а мы временно, на этом этапе снимаем вопрос о самостоятельных учениях ВМС. Но мы идем дальше этого — предлагаем перенести их на следующий этап переговоров. Никакой сдачи позиций здесь нет. Просто решение вопроса о самостоятельных учениях ВМС отодвигается во времени.
Зайков (обращаясь к Ахромееву): Как Вы относитесь к этому предложению?
Ахромеев: На слух трудно судить.
Гриневский: Вот текст предложения. Посмотрите, пожалуйста.
Шеварднадзе (простуженным, хриплым голосом): Почему не прорабатывался этот вопрос?
Гриневский: Мы докладывали его дважды на Пятерке.
Шеварднадзе: Почему не прорабатывался этот вопрос?
Ахромеев: Мне его не докладывали.(Обращаясь к генералу В.П. Стародубову): Почему мне не докладывали?