Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Работаю очень усердно и аккуратно. Мало-помалу у меня появилось если не пылкое увлечение к моему сюжету, то, по крайней мере, теплое отношение к действующим лицам. Как мать, которая тем более любит ребенка, чем более он причинил ей забот, тревог и волнений, я уже испытываю отеческую нежность к новому своему музыкальному, чаду, столько раз причинявшему мне тяжелые минуты разочарования в себе самом, и почти до отчаяния, а теперь, несмотря на всё это, уже порядочно и здорово растущему.
Будьте здоровы, дорогая.
Ваш до гроба
П. Чайковский.
52. Мекк -
Плещеево,
5 июля 1882 г.
Милый, дорогой друг мой! Как мне больно, как тяжело, что я не могу, как прежде, в более счастливое время для меня, писать Вам часто и длинные письма, но рука моя в таком состоянии, что я после каждых двух строчек должна ей давать отойти, и я с горем убеждаюсь, что потеряю ее совсем. Никакие средства не помогают, и она приходит всё в худшее и худшее состояние. И самое горькое для меня в этом положении будет лишение возможности беседовать с Вами, мой дорогой, единственный друг. С Вами я отводила душу, отдыхала, вознаграждала себя за много, много горя, которое имею в жизни, и потерять это единственное утешение - очень больно и обидно.
Я написала Вам в Каменку, милый друг мой, через Колю и Сашу, которые уехали туда неделю назад. В письме я послала и перевод Вам на бюджетную сумму, и немножко боюсь, чтобы письмо это не затерялось в Каменке без Александры Ильиничны.
Мальчикам моим чрезвычайно весело в Каменке. Коле не хочется уезжать. Я отсрочила им отъезд оттуда до четверга, 8 июля. Коля пишет мне, что Вас ждали в Каменке очень нетерпеливо. Бедный Модест Ильич, как мне жаль его. Я ужасно боюсь всяких операций; дай господи, чтобы он поправился как можно скорее и вполне.
У меня очень хорошо, и я ужасно желала бы показать Вам мой новый уголок. Я с каждым днем всё более и более привязываюсь к нему; это не грандиозно, как Браилов, но чрезвычайно милый, изящный и в высшей степени благоустроенный уголок, а я это ужасно люблю. Природа прелестная, растительность густая, роскошная, река чистая, глубокая, одним словом, прелесть как хорошо. Саша прозвала Плещеево le petit Trianon, но я нахожу, что оно красивее Trianon, потому что местоположение лучше.
Мы уже начинаем входить в колею обыкновенной жизни. В Каменку я писала Вам о моей Саше и дурном состоянии ее беременности, вследствие которого она поселилась в Сокольниках на моей даче, чтобы быть на глазах у акушера, а теперь, в прошлое воскресенье, она разрешилась опять сыном (это уже четвертый) на седьмом месяце. Ребенок жив, но, конечно, с ним очень много хлопот. Саша, слава богу, чувствует себя хорошо.
Вы, вероятно, читали в газетах, милый друг мой, об ужасном несчастии на Московско-Курской дороге, где погибло около ста человек. Это ужасно - эти железные дороги. Читали ли Вы также о смерти Скобелева? Мне очень жаль его; придет война с Пруссией, и его будет очень недоставать. В Москве в день его смерти сильно распространился слух, что его отравили немцы, но потом разъяснилось, и теперь говорят, что он умер от кутежа.
У нас также очень жарко: от тридцати пяти до тридцати семи градусов на солнце.
Как меня интересует Ваша новая опера, дорогой мой. Это еще первый опыт Ваш в такой личности, как Мазепа. Я очень радуюсь, что Вы наконец увлекаетесь Вашей работой. Очень должно быть скучно творить что-нибудь без любви к предмету, и я боялась, что выйдет холодно, но теперь я спокойна.
До свидания, бесценный, дорогой мой друг. Будьте здоровы и спокойны. Горячо всем сердцем Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
53.
Гранкино,
5 июля 1882 г.
Дорогой, милый друг! Вот уже месяц, что я не имею от Вас никакого известия и, признаюсь, начинаю грустить и беспокоиться. Впрочем, я, конечно, сам виноват, ибо просил Вас писать в Каменку, а между тем, сижу все еще здесь. Вероятно, завтра почта привезет мне всё, адресованное в Каменку, и в том числе весточку от Вас, дорогая моя. Но нет худа без добра. Никогда так сильно я не чувствую, как горячо люблю Вас, как мне дорого Ваше спокойствие и счастие, как когда долго остаюсь без известий о Вас, и сознание живости и силы. этого чувства отрадно мне.
Здесь у нас всё идет довольно благополучно, т. е. Модест после своей операции поправляется, живем тихо, однообразно, я работаю довольно успешно. Дни за днями уходят, оставляя за собой приятное сознание, что время не пропало. О Петербурге мы и не думаем. Опекуны Коли и во главе их мать его как будто забыли и о нем и о его воспитателе. Денег на дорогу и на содержание вовсе не посылают, даже жалование, заработанное Модестом за несколько месяцев, не выдают ему, и, таким образом, мы продолжаем поживать здесь в неизвестности, как и что будет далее. Конечно, Модесту нужно поехать в Петербург, нужно хотя бы и ценой тяжелой борьбы завоевать себе свободу и обеспеченность его питомца, но так как ехать нельзя, то поневоле приходится благодушествовать в мирном деревенском захолустье. Я рад, что приехал сюда. Без меня Модест, мой бедный, очень бы тосковал и страдал нравственно ввиду щекотливости его положения, неизвестности, страха всяческих интриг и недобросовестных поступков со стороны, тех, кто, под предлогом заботливости о благосостоянии сирот, хочет эксплуатировать добро их... Я бы мог кое-что порассказать Вам про этих поистине презренных людей, да не стоит тратить время и без пользы расстраивать себя.
О смерти Скобелева мы узнали здесь только через неделю после плачевной катастрофы. Давно уже я не был поражен чьей-нибудь смертью так сильно, как в этот раз. При горестном безлюдье, коим страдает Россия, каково лишиться той личности, на которой сосредоточивалась любовь целого народа, на которой было основано столько надежд! Как капризно и взбалмошно выбирает смерть свои жертвы!
На этой неделе я надеюсь вчерне окончить второе действие оперы; засим останется написать еще целое большое действие в трех картинах. Надеюсь окончить этот труд к началу осени, а там уеду в какой-нибудь заграничный мирный уголок, например, в Clarens, и примусь за инструментовку.
Будьте здоровы, дорогая.
Безгранично Вам преданный
П. Чайковский.
54. Чайковский - Мекк
Гранкино,
1882 г. июля 12 - 13. Гранкино.
12 июля 1882 г.
Милый, дорогой друг! Получил я письмо Ваше, привезенное Колей в Каменку и высланное мне оттуда сюда. Благодарю Вас, милый друг, как за самое письмо, так и за вложенный в него перевод. Несказанно радуюсь тому, что Плещееве Вам нравится и что, наконец, Вы имеете в России уголок, благодаря которому у Вас есть теперь почва под ногами. Я так хорошо понимаю, как после продажи Браилова и московского дома Вам дико, странно и болезненно-неприятно было очутиться на родине в качестве гостьи и даже жить в меблированных комнатах. Я теперь покоен за Вас. Нечего и говорить, что буду до крайности доволен и счастлив, если окажется возможность мне погостить в Плещееве, и заранее знаю, что оно должно мне очень понравиться.