Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Я могу похвастаться Вам, дорогой мой, что мы опередили Вас зимою: у нас со вчерашнего дня лежит снег. Ландшафт очень красивый, но всё-таки я предпочитаю видеть зеленую траву. А про Баден-Баден я слишком поторопилась заявить Вам, что там зимою нехорошо. Нет, даже и под снегом очаровательно, потому что когда мы поехали кататься и пошли гулять в горы, покрытые густым лесом, то это до того хорошо, что всё другое исчезает из воображения, а только приходишь в немой восторг от этой чудной красоты природы, гак что я уехала из Баден-Бадена опять очарованная и теперь отсюда, вероятно, через неделю уеду совсем, и в Баден-Баден на одну или две недели, а потом в Париж и, вероятно, в Ниццу, потому что меня тянет на юг неудержимо. Завтра я жду к себе своего сына Володю, и, конечно, можете себе представить, милый друг мой, с какою радостью. Он пробудет, вероятно, самое короткое время, но всё-таки свидания
Я все продолжаю здесь наслаждаться музыкою. В прошлую субботу в симфоническом концерте играл пианист Grunfekl; я его знаю по Вене, и его игра мне очень нравится. Здесь также отличный оркестр и превосходный капельмейстер Louis Lustner. Теперь здесь ожидают праздника рождества, в Courhaus будет елка послезавтра, но я, к сожалению, на нее не попаду, потому что требуется быть одетою в бальный туалет, ну а до этого мы не охотницы. А в России отсутствие зимы производит много убытков и невыгод и в том числе и нам, несчастным акционерам железных дорог, так как подвоза хлеба нет: по бездорожию дороги ничего не возят, и доходы акционеров значительно уменьшаются. Чудит эта природа невообразимо: в России вдруг нет зимы, - где же ей быть после этого!
Будьте здоровы, мой милый, бесценный друг. Прошу Вас усердно совсем не писать мне, пока Вы заняты репетициями, тем более, что я буду менять места теперь, и письма могут затеряться, а это было бы очень неприятно. Всею душою Ваша
Н. ф.-Мекк.
357. Чайковский - Мекк
Москва,
9 декабря 1886 г.
Милый, дорогой друг мой!
Жизнь моя в Москве продолжает быть преисполненной заботами о постановке “Черевичек” и параллельно с этим усиленной. работой над другой оперой, “Чародейкой”. Если прибавить к этому неизбежные обеды, вечера, концерты, спектакли и т. д. и т. д., то понятно, что в результате - постоянное утомление, подчас доходящее до изнеможения. Однако ж, несмотря на всё это, я, слава богу, совершенно здоров. Первое представление “Черевичек” отложено до десятых чисел января, не потому, чтобы времени не было поставить оперу в декабре, а потому, что декабрь есть глухое предпразничное время, для театра неблагоприятное. Оркестровая репетиция была покамест только одна, и я на ней дирижировал. Мне хотелось попытаться побороть свою болезненную застенчивость; я пересилил волнение и страх, был восторженно приветствуем музыкантами и, в конце концов, репетицию провел недурно. Посмотрим, что будет дальше и в состоянии ли я буду дирижировать и на представлении.
Вчера по случаю дня рождения Анны я у них обедал. У них было довольно много гостей. Кира чрезвычайно милый, здоровый, симпатичный ребенок, и теперь общее впечатление, производимое молодыми супругами, их взаимной любовью и счастием, в самом деле очень приятно. Сделавшись матерью, Анна стала вдруг как-то гораздо мягче. Шероховатости ее характера сгладились, можно надеяться, что в конце концов все то, что в ней и в ее воздействии на мужа огорчало как Вас, так и меня, останется навсегда в области прошедшего.
Милый друг! Вчера только я узнал, что граф. Беннигсен не обитает в Вашем Мясницком доме. У меня была в начале осени мысль просить Вас позволить мне поселиться на всё время пребывания моего в Москве в нижних комнатах этого дома (где мне бесконечно покойнее и удобнее, чем в гостинице), но я не посмел заговорить с Вами об этом, ибо думал, что Алекс[андра] Карловна всю зиму проживет в Москве. Перед праздниками я уеду в Майданово и в начале января снова возвращусь в Москву. Простите за смелость, но мне хочется попроситься к Вам в жильцы недели на две или на три на Мясницкую. Возможно ли это? Я решаюсь, на, эту просьбу совсем не в видах экономии, а потому, что я там могу гораздо покойнее жить и вернее уединяться. Здесь отбою нет от посетителей.
Засим позвольте пожелать Вам, дорогой, милый друг, всяческих благ и, главное, здоровья.
Беспредельно Вам преданный
П. Чайковский.
358. Мекк - Чайковскому
Висбаден.
14 декабря 1886 г.
Дорогой, несравненный друг мой! Я в восторге от Вашего желания пожить у меня в Мясницком доме. Я уже так давно не пользовалась самым величайшим для меня удовольствием иметь Вас своим дорогим гостем, что считала уже это мечтою, и тем более теперь я бесконечно рада, что мои комнаты осветятся Вашим присутствием. В доме уже давно никого нет; Саша приезжала только к своему разрешению и через три недели уехала обратно в Гурьево. Прошу Вас, дорогой
В Москве, кажется, наконец пришла зима. У нас лежит снега так много, что железные дороги прекращали свое движение на некоторое время. На днях мы ездили кататься в горы на санях; это доставило мне огромное удовольствие, потому что погода была чудесная, дорога гладкая, как стол, лошади фыркали и летели, как стрела. Горы здесь очаровательные, потому что сплошь покрыты лесом, - словом, прогулка была прелестная. Володя еще у меня, но сегодня уезжает. Владислава Альбертовича я послала опять в Belair, так что мы остаемся опять одни женщины. Это очень неприятно и неудобно в гостинице, но что делать, - в Belair мне необходимо переменить fermier, - этот уж очень заворовался, но уходить не хочет и поэтому придумывает мне всякие chicaneries [дрязги].
Я ужасно рада, что опять пойдут Ваши оперы, дорогой мой, но как мне жаль Вас, что Вам приходится так насиловать себя; пошли Вам господи сил и здоровья. Скажите, дорогой мой, откуда Вы взяли сюжет Вашей “Чародейки”?
Я адресую это письмо в Майданово, думаю, что там оно вернее попадет к Вам, милый друг мой. Не пишу больше, потому что это время мне приходится писать до изнеможения сил, и глаза уже совсем отказываются от такой непосильной работы. Будьте здоровы, милый, бесценный друг мой. Всею душою Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
Здешний капельмейстер исполнял со своим оркестром две увертюры Глинки “Жизнь за царя” и “Руслан и Людмилу”, и превосходно исполнил.
359. Чайковский - Мекк
С. Майданово,
26 декабря 1886 г.
Милый, дорогой друг!
Не зная наверное, где Вы теперь, я всё-таки адресую в Висбаден, в надежде, что письмо перешлют к Вам. Во-первых, поздравляю Вас, дорогой, бесценный друг, с наступающим Новым годом, при пожеланиях Вам всяческого счастия и благополучия. Во-вторых, от глубины души благодарю Вас за дозволение пожить в Мясницком доме, в котором я появляюсь седьмого числа и останусь до тех пор, пока не состоится первое представление “Чеpевичек”. Теперь уже решено, что, если здоровье позволит, я буду сам дирижировать на первом представлении. Было уже семь репетиций. Вы, дорогая моя, не одобряли моего намеренья подвергнуть себя всем волнениям и страхам дебютанта-дирижера. Будущее покажет, хорошо ли я сделал, что не послушался Вас. Очень может быть, что тяжелая борьба, которой я подверг себя самого с своей собственной застенчивостью, отразится впоследствии неблагоприятным образом на моем здоровье и отнимет у меня несколько дней и месяцев жизни. Но каким-то роковым образом обстоятельства сложились так, что я не мог не попытаться переломить себя и в последний раз испытать себя на дирижерском месте. Этому способствовали и настояния друзей, и сознание, что если я выйду победителем из мучительной борьбы с самим собой, то могут из этого проистечь неисчислимые выгодные последствия для успеха моей музыки, и, наконец, какое-то непреодолимое желание доказать самому себе неосновательность моего убеждения в полной моей неспособности к капельмейстерству. А кто знает, может быть всё обойдется так, что и здоровье мое нисколько не пострадает. По крайней мере, всё последнее время оно было превосходно, несмотря на невероятное утомление и напряженность нервов. Я очень доволен отношением ко мне всех участвующих и искренним сочувствием, высказываемым на каждом шагу как певцами, так и артистами оркестра, обставлена опера будет очень хорошо. Декорации превосходны, костюмы тоже. Всем этим я обязан прежнему директору, который еще два года тому назад распорядился о роскошной обстановке “Черевичек”. Теперешняя московская дирекция не благоволит ко мне.
Теперь я чрезвычайно рад, что могу несколько дней отдохнуть у себя в деревне. Ко мне приехал гостить на все праздники брат Модест. С завтрашнего дня принимаюсь за “Чародейку”, которой в Москве я мог отдавать лишь немногие свободные минуты. Будьте здоровы, дорогая моя! Дай Вам бог хорошо встретить Новый год!!!
Ваш, беспредельно Вам преданный
П. Чайковский.
1887
360. Чайковский - Мекк