Перепутья Александры
Шрифт:
– Я не сразу заметил его на асфальте, а потом...
– Михаил до боли знакомо втянул голову в плечи.
– Ты же слышала, Артём не хотел ехать.
– Почему ты меня вдруг вспомнил?
– Вдруг?
– не понял Михаил, ослабляя узел галстука. Наверняка, его заставил надеть племянник, дабы придать солидности.
– Я навещала тебя тринадцать лет назад. Мы же оба тут лежали. Но ты меня не узнал. Грозился коляской задавить.
– Прости, - он горестно всхлипнул и закрыл лицо ладонями.
– Ничего не помнил, понимаешь. Ничегошеньки. Только потом... потом...
Я ахнула от негодования. Схватила Михаила за руки, отняла их от лица, заглянула в затравленные глаза. Он не плакал. По крайней мере, по-настоящему. Мне показалось, просто не мог.
– Рассказывай, - велела я.
И он подчинился. Начал издалека. С Ларисы. Я не стала его останавливать, говорить, что слышала эту историю из уст Марии. Поняла, что Михаил слишком давно ни с кем не говорил о бывшей подруге. А, может, и вообще ни разу.
– Мне казалось, всё хорошо. А она ничего не говорила. Или я не хотел слышать. Кто ж теперь разберет?..
После аварии (первой - на мотоцикле) заботу о ставшем инвалидом Гурине взвалила на себя сестра. Вопреки протестам собственного мужа, не желающего видеть покалеченного шурина на пороге. Но Мария была непреклонна. Стойко переносила все невзгоды: яростные упреки супруга, злость брата, возненавидевшего всех вокруг, капризы детей, ревнующих из-за недостатка внимания. Не сдалась, когда муж, устав от "такой жизни" громко хлопнул за собой дверью. Не отвернулась от близнеца, когда заболела сама.
Поток вернулся в воспоминания Михаила три года назад. Через неделю после похорон сестры. Возможно, сказалась новая потеря или неуверенность в завтрашнем дне. Гурин ещё не знал, что племянники Олег и Артём продолжат дело матери, а не выставят его на улицу. Парни долго совещались, спорили за закрытыми дверями, чуть не подрались. В конце концов, согласились оставить дядю в квартире, но при условии, что тот утихомирит дурной нрав, иначе братья не постесняются забыть о кровных узах.
Однако именно проявлением упомянутого нрава старший племянник Олег и воспринял разговоры Михаила о Потоке. Сначала посчитал, что тот нарочно издевается, но когда рассказы стали обрастать красочными подробностями, решил, что дядя потерял рассудок. Так посчитал и участковый врач, давший Гурину направление к психиатру. Дело усложнила реакция Михаила. Услышав о мозгоправе, он устроил бунт. В своем понимании, разумеется. Братья (даже более милосердный к дяде Артём) восприняли крики, как прогрессирующее безумие.
– Хорошо хоть завотделением попался с мозгами, - поведал мне Михаил.
– Борис его зовут. Фамилия... Не помню. Что-то на Д. Он понаблюдал меня, сказал, не помешательство это, а нервный срыв. Конечно, про Поток не поверил, но хоть на волю отпустил.
– Почему ты просишь милостыню на улице? Племянники заставляют? Только честно!
– Нет, я сам, - проворчал Михаил, пряча глаза.
– Вообще-то парни знают. Сначала ругались страшно, но потом привыкли. Я ж не могу работать, а так хоть на хлеб и молоко набираю. Я пообещал, если меня заметут, буду клясться, что они не в курсе. Но пока проносило. Саш, - Гурин поймал мой взгляд, - не надо меня жалеть. Я ж не за этим пришёл, а чтоб убедиться, что Поток был взаправду. Не для них - всё равно не поверят, даже если ты сто раз скажешь, что я не вру. Для себя. Удостовериться хотел, что хоть умом не калека. Поэтому не грусти. Лучше о себе расскажи. Значит, ты врач?
– Не совсем, - пробормотала я, спешно решая, о чём говорить, а что оставить в секрете.
В результате объяснила Михаилу (разумеется, поверхностно) суть моих обязанностей в больнице. Потом не удержалась, поведала о судьбе наших общих знакомых: Вари, Светы, Егорки и Златы. Остановилась только, когда зазвонил мобильный.
– Александра, ты решила и дальше меня игнорировать?
– осторожно осведомился шеф. Всё-таки умный у меня начальник, понимает, что заслуженно дуюсь.
– Я внизу, скоро поднимусь, - пообещала я в трубку, правда, голосом далеким от дружелюбного.
– Ничего себе...
– взгляд упал на часы в вестибюле. Оказалось, мы сидим тут уже почти три часа.
– Не буду тебя больше задерживать, Саша, - сразу же засобирался Михаил.
– Спасибо, что выслушала.
– Погоди...
– Нет, - отрезал он. Лицо стало суровым, не знакомым.
– Мне не нужна помощь. Лучше прибереги её для тех, кому еще можно помочь, - не дав мне опомнится, Михаил помахал через стекло Артему, покорно дожидающегося его снаружи, и покатил к выходу.
А я смотрела ему вслед и до крови кусала губы.
"Не уводи его, Саша. Он пожалеет, что не остался..."
Мне так и не хватило смелости попросить у Михаила прощения за то, что не послушалась Варю. Признаться, что сама жалею...
Глава 12. Памятная дата
2003 год
День начался замечательно, что вдохновляло и пугало одновременно. Разговор с отцом в его офисе прошел, как по маслу. Не то на меня снизошло небывалое вдохновение, не то папа сдал позиции, контуженный Аллиным ультразвуком, однако родитель без лишних расспросов пообещал разыскать всех Злат Васильевн, что когда-либо лежали в коме. Ещё и расшаркивался передо мной, как перед принцессой, и пирожными угощал, тратя драгоценное рабочее время.
Быстро выбросив папину вежливость из головы (все-таки мои родственники никогда не отличались предсказуемостью), всю дорогу в больницу я гадала, стоит ли рассказывать вынужденным союзникам о моем последнем эксперименте. Кондратьев ведь из принципа взъерепенится, что действовала без его царского одобрения. Впрочем, и тут ждал приятный сюрприз. Наградив меня парой эпитетов, самым мягким из которых был - идиотка, эскулап махнул рукой.
– Черт с вами, коли неймется, - проворчал он, параллельно объясняя в телефонную трубку, что переполненная травматология не его проблема. Мол, ему есть дело только до отсутствия пустых мест в собственной вотчине и хирургов с их бешеными графиками операций.
– Готовы вечером повторить вчерашний подвиг, но уже с Макаровым?
– поинтересовался доктор, выдернув шнур из розетки, дабы полностью исключить терзающие звонки.