Перевёрнутый мир
Шрифт:
— Между прочим, Ален Делон тоже хороший актер, — почему-то некстати вдруг ляпнул я. — Но в его случае твой нюх тебя подводит.
Лютик вновь тоненько засмеялся и взмахнул тросточкой, как волшебной палочкой.
— Мы слишком с ним непохожи, чтобы я его любил.
— Можно подумать, мы с тобой близнецы! — Я не выдержал и улыбнулся. Я стоял напротив толстенького коротышки Лютика и сверху вниз смотрел на него.
— Не похожи, это факт. И если бы мы с тобой не работали плечом к плечу, вряд ли бы я тебя сильно любил, — откровенно ответил Лютик.
Да, Вика права. Я для него всего лишь товар.
— С Аленом Делоном я не работаю. Но… Ты знаешь,
Он хотел так отомстить Алену Делону за то, что тот на него не похож. Интересно, как он отомстит мне? Я не верил, что с Лютиком мы повязаны навсегда. Время войны, похоже, еще не прошло. А время мира может и не наступить.
— А с тобой… С тобой, Ростичек, я надеюсь, мы повязаны навсегда, а ты, милый, сходи в церковь, помолись за свою неспокойную душу и поставь свечку за наш фильм. Бог поможет. — Лютик подмигнул лукавым глазом и, взмахнув на прощанье тросточкой, испарился за дверью, оставив позади легкий дымок сигарет.
А я вдруг подумал, что нашему фильму поможет кто угодно, только не Бог. В комнате почему-то тошнотворно запахло серой. Меня замутило от этого запаха. Набросив плед на плечи, я вышел на балкон. И полной грудью вдохнул холодную свежую осень.
Среди холодной свежей осени гуляла Рита. Ее желтый беретик по-прежнему еле держался на макушке. Она машинально подбрасывала ногой мокрую цветную листву. Девушка была очень похожа на посаженные деревца, такие же молоденькие, стройные, хрупкие. Такие же печальные, робкие и поникшие в ожидании холодов. Джерри с ней не было. Рита выглядела так, словно ее бросил самый верный друг.
Лютик возник внезапно. Нелепый, маленький, во всем черном, из-под рукавов длинного пальто ярко блестели золотые запонки. Он взмахнул перед Ритой тросточкой, словно хотел продемонстрировать очередной фокус. Рита в ужасе от него отпрянула. Лютик прыгал вокруг нее и что-то взахлеб объяснял, брызжа слюной. Похоже, он хотел заменить ей самого верного друга. Его ножки в лаковых остроносых ботинках утопали в листве. Рита низко опустила голову и резко пошла прочь, почти бегом, к подъезду. Лютик не сдавался и что-то надрывно пищал ей вслед. Его тросточка качалась в руке, как маятник. Казалось, что тикают часы. Лютик словно пытался заставить и время работать на себя. Я бы не удивился, если бы время подчинилось ему и потекло в его направлении, туда, куда он указывал своей черной блестящей тростью.
Я вернулся в холодную комнату, такую же холодную, как осень. И налил себе виски. Я согревался, как умел. Я согревался сам. Мы были с осенью похожи. Пестрая карнавальная листва опала и почернела. Впереди нас ожидали холода.
Времени до начала съемок было достаточно. И все это время я пил и читал. Даник вообще никогда не пил и редко читал. Я не был Даником. Я уже мог себе это позволить.
Лютик, временно работающий Бальзаком, частенько надоедал своими звонками. Он торопил меня поговорить с Даном. Я же не торопился. И придумывал тысячи отговорок, чтобы оттянуть время. Я объяснял Лютику, что если Дан сам не появляется, зачем тревожить его юную душу. Лютик пыхтел, кряхтел и наконец орал в трубку:
— Ты чокнулся! Он вполне за это время может что-то предпринять! Смотри, у нас будут неприятности!
Вспоминая Дана с грустным обаятельным лицом, очками на переносице и виноватым взглядом, я не верил, что он вообще может что-либо предпринять. К тому же он искренне ждал моей помощи.
— Не нравишься ты мне, Ростичек, — пищал в трубку Лютик. — Ох как не нравишься. Ты должен быть свеженьким и новеньким, как с грядки, в первые дни съемок. А вот потом, в последние денечки, я разрешаю тебе вести порочную жизнь. В конце герой действительно должен выглядеть потрепанным и уставшим. Так что не обгоняй события, друг…
Я обгонял события. Я не раз вглядывался в свое лицо, потрепанное и уставшее, и пытался вспомнить лицо Даника. И мне все труднее давалось это. Из зеркала на меня смотрел Ростислав Неглинов. И мне не раз хотелось швырнуть в него пустой бутылкой от виски.
С Викой мы виделись редко. Она проводила целые дни на работе. И возвращалась, когда я уже забывался крепким пьяным сном. Но каждое утро я просыпался на свежих шелковых простынях и чувствовал запах свежесваренного кофе. Мне трудно было понять Вику. Впрочем, она честно соблюдала договор. Мы жили в одном доме, под одной крышей. Но близкими людьми не были. Мы не любили друг друга. Мне было все равно, где и с кем она проводит время. Ей, похоже, было плевать на мои чувства. Я силился понять, зачем я ей вообще нужен. И приходил к выводу, что она воспринимает меня скорее как собаку, которую можно покормить, погладить, почесать за ухом. Вика не хотела чувствовать себя одинокой. И настоящую собаку не собиралась заводить. Со мной было меньше хлопот. Ее устраивал я. В конце концов, я ведь тоже сторожил дом. А выгуливать меня необязательно.
Похоже, мы с Викой были заражены самой страшной болезнью — болезнью одиночества. Средств избавления от нее пока еще не найдено. И возможно, не будет найдено никогда. Впрочем, разве не каждый одинок в этом шумном, беспрерывно движущемся мире? И разве это исправимо? Если человек рождается в одиночку, умирает в одиночку и живет в одиночку. Если человек — это один мозг, одно сердце, и, возможно, одна судьба.
Однажды, в очередной раз решив сбегать за пивом и уже распахнув дверь, я вдруг увидел перед собой Дана. Он стоял посреди лестничной площадки, низко опустив голову, и мял в руках клетчатую кепку. Словно кого-то похоронил. Он не почувствовал мой взгляд. Он даже не услышал скрип двери. Он ничего и никого не замечал вокруг себя.
Я уже хотел воспользоваться моментом и тихонько смыться, но не смог. И не потому, что совесть не позволяла. Похоже, она уже позволяла мне все. Просто когда-нибудь я должен выполнить грязную работу, которую мне поручил Лютик. В конце концов, руки легко отмываются мылом.
— Дан, — тихонько окликнул я парня.
Он вздрогнул. Медленно повернул голову в мою сторону. И его очки блеснули. Похоже, у него в глазах были слезы. Этого мне еще не хватало! Похоже, предстоял очень трудный разговор. И я с трудом выдавил:
— Проходи.
Он машинально переступил мой порог. Я усадил его в кресло. И старался подыскать нужные слова. Хотя бы первое слово. Мне казалось, от первого слова зависит все. Но неожиданно он сам нарушил молчание:
— У Риты умерла собака. — Он сглотнул слюну. — И она меня прогнала. Словно это я… Но я ни в чем не виноват! Я сделал, что мог! Его невозможно было спасти!
Он смотрел на меня близорукими глазами. И его лицо было таким юным, беззащитным. Он искал защиты у меня. Я же никоим образом не ожидал, что удача так легко поплывет в мои руки. Похоже, парень сильно влюблен, и можно теперь легко сыграть на его чувствах.