Перевоспитать бандита
Шрифт:
— Ты это… Жень, больше не спотыкайся о стулья. Второй раз такого счастья он может не пережить, — не упускает он случая подшутить надо мной.
— Скажите, Женя, в хозяйстве без мужчины, как без рук! — комментирует Ляля, кивая в сторону бывшего мужа. — Вам очень повезло с соседом. Поверьте, я знаю, что говорю.
Хаматов перестаёт улыбаться, карие глаза становятся колючими и неприветливыми.
— С каких пор ты стала ценить в мужчинах хозяйственность? — медленно произносит он, облокачиваясь о дверной косяк в обманчиво
— Влиятельность и связи, — поправляет его Ляля с мягкой улыбкой. — Каждому своё. Маленьким людям нужно меньше для счастья. Кристальный воздух, тишина и, чтоб было кому иногда прибить гвоздь — тоже весьма недурно. Правда, Женя?
С виду беззлобная, но очень острая шпилька. И ведь не возразишь! Кому Прованс с его лавандовыми далями, кому стакан сурового рассола...
Моя внутренняя богиня с таким раскладом в корне не согласна.
— Счастье — это обнять своего ребёнка. Гвозди, как и связи, рядом не лежали.
Юрьевна, одобрительно крякнув, переводит насмешливый взгляд на Лялю, как бы говоря: «выкуси, кукушка!».
Та в полемику не вступает. Крайне благоразумная барышня. Милая до зубного скрежета!
— Так, дамы, — рубит Хаматов. — Пообщались и хватит. У нас тут деревня, а не курорт, в конце концов. Живность сама за собой дерьмо не уберёт. Ляля, а ты прощай, лодырям и белоручкам здесь делать нечего. Схватила чемодан в зубы и чеши на остановку. Пропустишь автобус, следующий не скоро.
— Я к сыну приехала, — кротко, примирительно даже, произносит она. — Я понимаю твой гнев, но помешать нам видеться ты не имеешь права. Я в детской или на раскладушке посплю. Да хоть на улице! Обещаю, моего присутствия ты даже не заметишь.
Хаматов хмурится ещё сильнее.
— У тебя со слухом проблемы? Проваливай.
— Это Вове решать. Ребёнок не должен страдать из-за твоих обид.
По сути, Ляля права. Но почему такое циничное чувство, что это всего лишь предлог и дальше мозолить Паше глаза? Или я отношусь к ней предвзято?
Я вынуждена себя одёрнуть. Нехорошо судить о человеке с чужих слов. Кто там у них виноват — не моё дело. Мне в это лезть не надо. Хочется, но ой, как не надо!
— Так, может, заодно сходите и спросите у Вовочки? Что за страсть такая к публичным скандалам? — Подскакивает Юрьевна, сверкая кровожадным азартом в глазах.
— Вот! Здравая мысль, — не теряется Ляля и добавляет для меня миролюбиво: — Ещё поболтаем!
Хаматов, не сводя глаз с бывшей жены, шумно вздыхает.
— Свалилась на мою голову…
Стыдно признать, но так и тянет поддакнуть.
— Иди уже, — вмешивается в немую сцену Юрьевна.
Да, не в припрыжку, конечно, но Павел, ничего не ответив, уходит…
— Думаете, Вова будет так же категоричен?
— Какая ни есть, она его мама, — следует неутешительный ответ. — Может, не будем ждать, пока пацан прозреет? Устроим этой фифе тёмную.
— Пусть сами разбираются. — С деланным равнодушием пожимаю плечами.
— Мне показалось, что между вами химия…
— Вам показалось.
Нет у нас никакой химии. Не дура же я вмешиваться. Ведь получается, что ни себе ни людям.
Эх, мама, как же в себе запуталась!
— Ну как знаешь. Надумаешь — я в деле.
Сославшись на головную боль, отправляю её восвояси.
Всё валится из рук. Лежу, хожу, пробую читать, а взгляд так и тянется к окну. Похоже, опоздает Лялечка на свой автобус…
Сосредоточиться на чём-либо другом не получается. Пытаюсь представить, что у них там происходит. Бразильские страсти, наверно. Снова ложусь на диван, грущу.
Мерещится Лялин голос. Спрашивает, где я.
— Я в домике, — бросаю, глядя в потолок.
— Тогда выходи, посекретничаем. И, кстати, может, перейдём на «ты»?
Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что её голос реален.
Заинтригованно иду открывать. Какие у нас могут быть секреты, непонятно.
Глава 25
Глава 25
— Между тобой и Пашей что-то есть? — без предисловий с порога спрашивает Ляля.
— С чего ты взяла?
— Он мужик состоятельный, видный, — расслабленно пожимает она плечами.
— Да, он классный, — отвечаю растерянно. — Но мне не подходит… — добавляю почти шёпотом.
— Правда, что ли? — не верит ушам красотка. — То есть это ты… А не он… Ты мне сейчас все шаблоны порвала! И давно Паша за тобой ухаживает?
— Он за мной не ухаживает, — бросаю я раздражённо.
Таблетка аспирина — единственный красивый жест, а в остальном Хаматов просто домогается.
— Странно, — хмурится Ляля. — Здесь и женщин больше нет наверно, одни бабы! С кем же он того... ну, ты меня понимаешь.
— Откуда ж мне знать? — таращу на неё глаза по пять копеек.
А действительно, с кем?
— Вот и я о том... — Ляля как будто мысли мои читает. — У него аппетиты знаешь какие? Раньше дня без близости не мог. А месяц и больше — тем более.
— Может, у него в городе кто-то… — вспоминаю, что Хаматов вечно в разъездах.
— Нет у него никого. Это невооружённым глазом видно. Злой и психованный стал, совсем одичал. Чуть из дома меня при сыне не вышвырнул, — смеётся она, словно хорошей шутке. — Женя, можно я тебе признаюсь?
— Ну?
— Я хочу вернуть его.
— Удачи, — не могу сдержать усмешки. Чушь несусветная.
Я не верю в её любовь. Возможно, всколыхнулось что-то. Но надолго ли? Она вспомнит, что мечтала о всемирной славе. Потом обзовёт Павла мужланом и надзирателем. Упорхнёт назад в горячие объятия поклонников, а он останется в прошлом частью пыльного шлейфа.