Персидский джид
Шрифт:
– Данилушка! – вскрикнула Дуня, уловив эти звуки. – Ой, Данилушка, бежим отсюда! Ой – кого-то мы потревожили!
Но не бежать она кинулась, а обхватила Данилу так, что и не пошевелиться.
– Пусти, Дунь! Пусти-ка!
Данила зажал смертельно перепуганной девке рот и опять прислушался.
– Дунька, там человек… – растерянно произнес он. – Вопит же – «люди добрые!..». Ей-богу!
– Да Бог с тобой, светик! Нечистый дух тебя смущает! Татарская неприкаянная душа там бродит! – возразила Дуня. – Чур меня, чур, наше место свято!..
Судя
– Какого ж ляда татарская душа по-русски орет? – возмутился Данила. – Ну-ка, слушаем еще…
И точно, голос сделался чуть более внятен. Но шел воистину из-под земли.
– Слушай, девка, – вдруг развеселился Данила, – а не завела ли туда баба какого горемыку, вроде как ты меня, да и бросила?
Тут на ум ему пришел Богдаш Желвак – и Данила, при всей своей верности товарищу, искренне порадовался смехотворному Богдашкиному приключению. Не одному же Даниле терпеть насмешки!
– Больно глубоко, – возразила Дуня, – мы вглубь не лезем, страшно…
– А что там, в глубине?
– Откуда ж я знаю!
Из-под земли снова позвали добрых людей, которых там, видать, если и водилось, то немного…
– А что… – сказал сам себе Данила. – Кремль на высоком холме выстроен, поди, подземелий в ханском дворце нарыли немало… Мог же человек нечаянно туда провалиться?
– Сколько у воеводы на подворье живу, никто никуда не проваливался, – возразила Дуня. – Ты вспомни – развалины на особицу стоят, туда только днем за камнем ходят, да дети играют.
– Нет, это не дитя…
И тут Данила, озаренный разумной и одновременно дурацкой мыслью, заорал что было мочи:
– Кто там голосит?!
– Помогите!.. – донеслось. – Я это, Андрейка!..
– Ну вот, неприкаянная татарская душа Андрейкой прозывается, – заметил Данила, потрогал себе горло и кашлянул.
– Ирод ты! – напустилась на него Дуня. – Весь кремль переполошил, люди сбегутся! Срам-то какой!
– А сдается, что как раз и нужно людей поднимать, – негромко возразил Данила, еще не совсем уверенный, что глотка действует. – Там человек в беду попал!
И, собравшись с силами, завопил вдругорядь:
– Где ты, Андрейка?!
Но не из подземелья – откуда-то сверху отозвался звенящий молодой голос:
– Тревога!
И понеслось вдаль, передаваемое из уст в уста сторожевыми стрельцами на стенах:
– Тревога! В ружье! Тревога!
– Ну, всех переполошил! – воскликнула Дуня.
И, не прощаясь, принялась торопливо взбираться по высоким ступеням чуть ли не на четвереньках – лишь бы поскорее убраться, пока стрельцы не застали ее тут со случайным полюбовником.
Данила полез следом и успел вовремя – от Тайницкой башни уже взлетала по склону цепочка факелов – один, два, три, четыре… Стрельцы точно определили направление и бежали на крик не скоро, да дружно.
Дуня, боясь света в лицо больше, чем подземной нечистой силы, метнулась к ограде
Данила же, которому не приходилось краснеть за свои мужские подвиги, побежал навстречу стрельцам.
– Сюда, ребята! Сюда!
– Ты, что ль, орал? – напустился на него первый из стрельцов, немолодой, в распахнутом кафтане, с факелом в одной руке и бердышом – в другой.
– Я – кто ж еще!
– А ты кто таков?
– Государев конюх я, Данила, грамоту сегодня привез!
Стрельцы окружили государева конюха, очень недовольные тем, что человеку, поднявшему переполох, и по шее не съездишь – службу справляет!
– Сюда, скорее! – Данила махнул рукой и повел возмущенную стрелецкую братию к развалинам. – Там, внизу, в погребах кто-то заплутал! Вопит, что, мол, Андрейкой кличут! Я ему отозвался!
– Какой еще тебе в погребах Андрейка? – удивился первый из стрельцов. – И сам ты за каким лядом сюда ночью залез?
– А за тем за самым! – с ходу помог Даниле кто-то из стрельцов помоложе.
Но не до смеха стало, хоть смех и был готов прорваться, потому что еще кто-то перебил шутников диким вскриком:
– Андрейка?! Ветошник?!
– Тихо! – гаркнул пожилой стрелец. – Кондрашка, Климка, Авдюшка – в башню!
– Гаврила Иваныч, что за шум? – с такими словами быстро подошел человек в стрелецком же длинном кафтане со стоячим воротником, но дорогого тонкого сукна клюквенного цвета, без белой перевязи-берендейки и бердыша, зато с саблей на поясе. Стрелец, его сопровождавший, вознес повыше факел, чтобы осветить всех, к кому будет угодно обратиться сотнику – а что это был здешний сотник, Данила догадался сразу, по длинному посоху в его руке.
– Беда, Михайла Ефремович, – отвечал пожилой стрелец. – Как бы не в тюрьме что дурное случилось!
И махнул рукой в сторону и вниз – туда, где белела Тайницкая башня.
– Она ж под землей, что там случиться может?
– Божьим попущением – всякое…
– Пошли! – приказал сотник и сразу же движением руки удержал стрельцов. – А ты кто таков, молодец? Чего ночью слоняешься?
– Гонец это, – сразу объяснил Гаврила Иванович. – Что грамоту сегодня доставил. Он-то и поднял тревогу.
– Добро, хвалю!
И всей гурьбой кинулись стрельцы вместе с Данилой вниз, туда, где из Тайницкой башни можно было попасть в подземную тюрьму.
– Стой-ка! – удержал кто-то из стрельцов Данилу, когда и сотник, и прочие уже скрылись в башне. – Тебе не велено.
Подумав, что и в Московском Кремле чужого по всем закоулкам водить не станут, Данила смирился. Но на время.
Дождавшись, пока шум и галдеж малость стихнут, он тоже вошел в башню. Ни души не обнаружил – видать, все полезли в подземелье, где содержались здешние воры, тати и лесные налетчики.