Персонных дел мастер
Шрифт:
В знак уважения ученой Европы Петр был избран во французскую Академию наук. В то же время знаменитый английский писатель Даниель Дефо писал во второй части своего «Робинзона Крузо» о Петре I как «искателе мудрости, изучающем науки и ревностно собирающем для своего просвещения книги, инструменты и ученых из самых цивилизованных частей света».
А любимец Петра, один из героев Полтавы, Александр Данилович Меншиков, получивший наконец за сию викторию чин генерал-фельдмаршала, избран был вдруг в Лондоне действительным членом Королевского общества естествоиспытателей.
Словом,
Не случайно через несколько десятилетий после Полтавской баталии Вольтер, который был в дни Полтавы еще мальчиком, учившимся в.коллеже святого Людовика, писал: «Из всех сражений, обагривших кровью землю, это было одно, которое вместо обыкновенного своего действия — разрушения послужило к счастью человеческого рода, потому что дало царю свободу приводить в благоустройство огромную часть света. Ни одна война не вознаграждена добром за зло, которое она сделала; последствием Полтавского сражения было счастие обширнейшей в свете империи».
В то самое время, как прояснилось мировое значение Полтавской баталии, жизнь частная текла по своим частным каналам. То ли от заботливых рук Марийки, то ли от целебных трав, настоев и снадобий, готовить кои великая мастерица была бабушка Марийки Ярослава Мироновна, но жар у Никиты спал, рана заживала, и скоро мог он уже сидеть у окна и смотреть на вишневый сад, где мелькало белое платье Марийки. Никите казалось, что невеста брата не знает и минуты покоя: то она в саду окапывала вместе с садовником деревья, то голос ее доносился уже с подворья или с поварни, где она командовала дюжиной поварих и скотниц, то на дальнем огороде она препиралась с кем-то.
— Вот чудная девка! Казак, а не девка! — посмеивалась бабушка Ярослава, колдуя над своими травами и снадобьями,— Всю осаду, почитай, плечо к плечу с казаками на валу простояла. Хвалилась, что трех шведов из своего самопала сразила. Штаны бы ей носить, внучке, а не юбку! — В голосе старухи звучали одновременно и осуждение и гордость за храбрую внучку.
Иногда в горницу, где лежал Никита, заходил и пан сотник. Во время осады Бутович был ранен неприятельской пулей и теперь держал руку на перевязи. Сотник охотно рассказывал об осаде, где с ворогом бились и стар и млад. Дважды во время приступов всходили шведы на полтавский вал, и барабаны их дважды били уже победу. Но дважды их сбивали полтавские казаки и русские солдаты.
— Однако, ежели по правде рассудить... — степенно гудел сотник в густые усы,— то не будь виктории в генеральной баталии, взял бы швед нашу Полтаву. И то сказать, у полковника Келина всего и осталось — бочка пороха да два десятка ядер. Последний приступ шеведов камнями и холодным оружием отбили!
Рассказал сотник и о первом посещении Петром Полтавы после сражения. Петр щедро вознаградил мужество солдат и офицеров полтавского гарнизона и казаков. Комендант Келин из полковников был произведен в генерал-майоры и пожалован медалью на золотой цепи и денежной наградой в десять тысяч рублей. Царь обнял притом Келина и, поцеловав в голову, добавил: «Почтенная голова, совершившая преславный подвиг! Надежда моя на тебя меня не обманула!»
Жители Полтавы на целый год были освобождены от всяких податей, полтавский гарнизон и казаки не в зачет получили годовое жалованье, вдовам и детям погибших казаков определены были пенсии.
— Гроши теперь маемо! Можем и крышу починить, что прохудилась малость от шведского снаряда! — весело рассмеялся сотник в конце своего рассказа. Во время осады шведское каленое ядро и впрямь пробило крышу его дома и упало на чердак.
— И гореть бы хате, не случись внучки на дворе,— рассказывала бабушка Ярослава.— Мигом взвилась на чердак и накинула на ядро тулуп.
— Ай да Марийка! — невольно рассмеялся Никита.
— Бисова девка! — улыбнулась бабушка.— Да что-то заждалась она твоего братца.
В самом деле, несколько дней Марийка ходила тревожная и сумрачная. Сердито пояснила Никите: конница Меншикова уже пригнала пленных шведов из-под Переволочны под Полтаву, а Ромка и носа в дом не кажет!
— Да, может, не пускают его по службе у светлейшего! — пробовал успокоить Марийку Никита, но и сам встревожился: неужто шальная пуля досталась-таки Ромке на Днепре?
А на другой день с утра на подворье сотника въехали конные, и Никита сквозь утренний сон уловил голос брата и Кирилыча. И точно — через минуту они стояли уже в комнате, и Никита угодил в крепкие объятия Кирилыча. Невольно он охнул от боли, а Ромка дал тумака по широкой спине Кирилыча.
— Ты бы лучше шведа так жал под Полтавой! — сердито выговаривал Ромка Кирилычу. Тот виновато разводил руками:
— Да от радости я, други мои, от радости, что Никиту живого вижу!
Оказалось, что Кирилыч давно уже здесь, в Полтаве, при раненом полковнике-новгородце Бартеневе.
— Отпаиваю я его с утра до вечера, отпаиваю, други мои! Да что-то плох мой полковник, ох плох! — принялся причитать Кирилыч.
— Да чем ты его отпаиваешь-то, батюшка? — спросила бабушка Ярослава, заглянувшая в горницу, дабы поглядеть на встречу братьев.
— Романеей и мальвазией, бабуля! — спокойно ответствовал Кирилыч,— Я, как генерал Ренцель двинул гренадер на шведский лагерь, тотчас поспешил за ними на полковой телеге. Ну и подобрал в лагере у шведов два бочонка: один с романеей, другой с мальвазией. Вино доброе, да вот полковник от него совсем плох! — жалобно заключил Кирилыч.
— Ах ты вражья сила! — рассердилась старуха, и Никита подумал, что Ярослава Мироновна характером не уступала своей любимой внучке.— Да разве полагается больного с утра мальвазией и романеей потчевать? Тут и живому несдобровать. А ну, веди меня к своему полковнику, я раны-то его маслицем смажу и отварами из трав целебных напою!
Но не успели Кирилыч и Ярослава выйти, как в горницу вихрем ворвалась Марийка и, нимало никем не смущаясь, повисла на шее Романа.
— Ах ты злодий, злодий, злодий! — шептала она, целуя Романа в губы.