Персонных дел мастер
Шрифт:
С высокого капитанского мостика в подзорные трубы было видно: идя на соединение с Лиллье, дабы скорее закрыть окно, Ватранг оттянул от берега даже свои фрегаты.
— Я сам обошел мыс и могу утверждать: у шведа там ныне сплошной недолет. А обратно ,к Гангуту скоро вернуться ему наш союзник Нептун помешает! На море то опять мертвый штиль! — Петр весело хлопнул по плочу англичанина: — Вот он, Грис, второй случай, лови фортуну за хвост! — У английского капитана даже лицо перекосилось от тяжести царской длани.— Чаю, господин генерал-адмирал,— Петр обернулся к Апраксину,— на рассвете мы весь флот наш можем провести вдоль кромки Гангута. А там и навалимся на Эреншельда всем миром! — Петр уже не предлагал, а приказывал.
В
Шведы тотчас открыли огонь из тяжелых орудий. Но Петр недаром провел вчера рекогносцировку. Теперь все подтвердилось: шведы били с недолетом метров в триста — четыреста. Впрочем, скоро разглядел это и адмирал Ватранг.
— Фришен, опускайте шлюпы и боты на воду! — хрипло приказал он командиру «Бремена». И, обратясь к флаг-адъютанту, не сдержался, крикнул:
— Немедля сигнал, эскадру буксировать к берегу! — Лицо старого морского волка налилось кровью, второй раз эти варвары-московиты надули его, опытного адмирала, водившего свои корабли против лучших флотов Европы, сражавшегося с каперами в далекой Вест-Индии, многократно ходившего в сумеречных просторах Баренцева и Норвежского морей! А здесь какой-то щенок, молокосос, хоть он и царь, дважды приложил ему фитиль к носу! Было от чего гневаться славному адмиралу!
— Русские непременно посадят свои галеры на прибрежные камни! — успокаивая своего командующего, сказал флаг-адъютант.
— Да вы взгляните на воду, при таком штиле и ясной погоде морское дно видно даже здесь, на глубине пятнадцать метров! — вскипел адмирал.— Что же говорить о прибрежье! Думаю, что царь Петр в воду сам смотрит!
И здесь Ватранг был прав — Петр в воду смотрел. На передней галере, которую вел царь, сразу три матроса промеряли дно. Остальные галеры шли следом за царской в строгом кильватере.
Ватранг почернел лицом: на его глазах гибла не токмо его личная слава, но и морская слава непобедимых викингов-шведов.
С высокого капитанского мостика он с бешеным бессилием наблюдал, как дружно и ровно поднимаются и опускаются сотни весел и русская эскадра, действуя словно единый механизм, быстро огибает Гангут. Только когда проходили последние галеры русского арьергарда, флагман «Бремен» и шведские фрегаты вышли наконец на пушечный выстрел. Под шведскими ядрами кильватерный строй последних галер русских расстроился и одна галера, метнувшись к берегу, села на мель.
— Не стрелять, взять хотя бы ее на абордаж! — приказал Ватранг. Видно было, как русские матросы и солдаты прыгали в воду и плыли к Гангуту. Ватранг закрыл глаза: не одну эту галеру, а весь русский флот могла бы постичь такая же вот участь, ежели бы не Нептун и не его, Ватранга, роковые ошибки. «Воля царя оказалась сильнее моей воли!» — пробормотал неудачливый шведский командующий.
— Вы что-то сказали, господин адмирал? — подошел к Ватрангу капитан Фришен.
— Я сказал: «Мой бедный Эреншольд!» Ежели он не ушел шхерами, его атакует сегодня весь русский флот.— Адмирал показал на последние русские галеры, уходящие в абовские шхеры.
— А я хотел бы знать, где же этот мерзавец Таубе, который должен был еще вчера прикрыть прибрежное мелководье? — сердито пробурчал капитан флагмана Фришен.
Контр-адмирал Таубе беспечально стоял со своими галерами в шхерах Аландских островов и беспрестанно строчил донесения. В них он пугал Государственный со нет и Сенат, что русские собрали в Або более трехсот барж и больших лодок и давно бы высадились у Стокгольма, ежели бы не преграждала им путь у Аланд прославленная галерная эскадра адмирала Таубе.
Конечно, хвастливый контр-адмирал прекрасно понимал, что никакого десанта без флотилии Апраксина русские не могут предпринять и что задерживает Апраксина не он, Таубе, а линейный флот Ватранга, а сам Таубе, напротив, стоит в глубоком тылу, но таково уже свойство иных натур выглядеть хотя бы на бумаге, но первыми. А писать бумаги Таубе всегда умел: он и карьеру свою сделал прежде всего благодаря красивому почерку и умелым реляциям.Вот и сейчас в Стокгольме бесконечные реляции Таубе зачитывались в Сенате вслух, затем публиковались в газетах, и скоро в глазах рядовых стокгольмцев Таубе стал единственным защитником столицы, верным стражем у ее морских ворот.
Таубе с удовольствием пребывал бы на сей прекрасной позиции у Аланд до окончания кампании, как вдруг пришел приказ Ватранга, требовавший немедля прибыть к Гангуту. Приказ этот вызвал у контр-адмирала серьезный озноб.
Русские, как сообщал Ватранг, строят драгет и дело может дойти до баталии в шхерах, где Таубе придется стоять, само собой, не в резерве, а в первой линии.Вот отчего Таубе не очень-то спешил на соединение с Ватрангом и появился на горизонте лишь в момент первого прорыва русских сил. Когда в полдень его галеры подходили к Гангуту, контр-адмирал услышал орудийную стрельбу и увидел вслед за тем, как русские скампавеи Змаевича срезают нос шведской эскадре. Со своими одиннадцатью вымпелами Таубе мог бы, конечно, атаковать русских, тем более что гребцы Змаевича были измождены пятнадцатимильной гонкой. Как знать, обстоятельства могли и перемениться в случае этой атаки: ведь на помощь Таубе могли подоспеть и Ватранг, и Эреншельд. Однако Таубе, столь храбрый в своих реляциях, со Змаевичем попросту боя не принял, а завернул обратно к Аландам. Впоследствии он уверял Сенат, что якобы увидел перед собой весь русский флот, а не только легкие галеры Змаевича.
«Вследствие этого я принужден был повернуть немедленно назад, чтобы не быть взятыми русскими в клещи, что могло произойти при дальнейшем моем движении и сближении с неприятелем»,— дипломатично сообщил Таубе в Стокгольм. Он не дождался даже прохода русских скампавей в фиорд, а сразу удалился к Аланду, так и не присоединившись к Ватрангу и не закрыв «дыру» возле берега. Не подумал он оказать помощь и своему давнему сопернику Эреншельду, попавшему в ловушку.
Шаутбенахт Эреншельд был совершенно иным адмиралом, чем Таубе. Завидев перед собой тридцать пять галер русского авангарда, он лишь ввиду явного превосходства русских снялся с якоря и стал уходить в шхеры. Однако у Эреншельда не было опытного лоцмана, знающего абовские шхеры, и он попал не в проходной, а в фальшивый фарватер, Рилакс-фиорд, где его и догнал Змаевич. Однако сразу атаковать в тот день шведов не смог и Змаевич, настолько его гребцы были измотаны гонкой. Потому серб выполнил только первую часть приказа Петра и Апраксина, «чтоб оным галерам и прамам путь заступить», и блокировал Эреншельда в Рилакс-фиорде. Вторую же часть приказа — «чинить над оным воинский промысел» —Змаевич отложил на следующий день. Какова же была радость Змаевича и солдат десанта бригадира Волкова, когда на другое утро брать в полон шведа явился весь русский флот, совершивший отважный прорыв у мыса Гангут! С капитанского мостика «Элефанта» Эреншельд видел, как ныне весь залив до самого горизонта был усеян русскими галерами.