Персонных дел мастер
Шрифт:
— У русских девяносто восемь вымпелов! — дрогнувшим голосом доложил Эреншельду капитан «Элефанта».
— Что ж, будем биться! — просто ответствовал адмирал.
Теперь, когда у него не было иного выхода и стало ясно, что баталия неминуема, он распоряжался дельно и толково. «Элефант» был поставлен в центре позиции. Шесть тяжелых галер — «Эрн», «Трена», «Гринен», «Лансен», «Геден» и «Вальфиш» — были поставлены дугой, вправо и влево от «Элефанта», в первой линии. Во второй линии стояли шхерботы «Флора», «Мортан» и «Симпан». У Эреншельда оставались две надежды: на свои сто шестнадцать морских тяжелых орудий, которые смогли бы сразу создать русским при таком построении огненный мешок, и на тесноту фиорда, где русским не развернуть весь свой флот. Маячила где-то и третья
— Вовремя подоспел, камрад! Увидишь! Мы сейчас и без датской помощи урежем шведскую морскую славу! — рассмеялся Петр, выслушав сообщение генерал-адъютанта, что датский флот в море в эту кампанию не выйдет. Ягужинский остался на царской галере и сам стал участником знаменитого прорыва у мыса Ганге.
— Передай Эреншельду, пусть сдается без напрасного кровопролития! Все одно путь назад ему отрезан! — напутствовал Петр своего любимца, отправляя его парламентером к шведскому адмиралу.
— Полагаю, сдастся сей швед без единого выстрела! Куда ему деться?! — весело сказал беспечный Бредаль, стоя среди флагманов.
— Не говори так, сударь,— строго прервал его похвальбу Апраксин.— По всем сведениям, шаутбенахт Эреншельд смелый и упрямый воин, краса и надежда шведского флота! — И здесь Апраксин оказался прав.
Выслушав предложение Ягужинского сдать эскадру без боя, за что царь и генерал-адмирал обещают принять Эреншельда и его команду с почетом и должным решпектом, шведский шаутбенахт ответствовал гордо: «Я всю жизнь служил с неизменной верностью своему королю и отечеству. И как до сих пор жил, так и умирать собираюсь! Царю же от меня и моей команды нечего ждать, окроме сильного отпора, и, ежели он решится нас заполонить, мы с ним поспорим шаг за шагом, до последнего дыхания!»
— Так и сказал — «шаг за шагом, до последнего дыхания»? — переспросил Петр вернувшегося Ягужинского.
— Так и сказал, государь! — вытянулся генерал-адъютант.
— Смелый ответ! Ну что ж, Федор Матвеевич,— обернулся Петр к Апраксину,— дай сигнал авангарду — быть атаке! И атаку ту проведу я сам!
— Государь?! — дружно вскинулись было и Апраксин, и Ягужинский.— Негоже тебе в таком огню быть!
Но Петр глянул на них столь грозно, что советники смолкли. А Петр громко разъяснил всем, кто стоял на капитанском мостике:
— Чем я хуже того драгуна, что себе капитанский чин добывает? Я тоже хочу свою морскую викторию одержать и получить чин вице-адмирала не за царское титло, а за прямую заслугу! — После чего генерал-адмирал отплыл к своей кордебаталии, а галера Петра выдвинулась вперед, к авангарду Вейде.
И вот в три часа дня с царской галеры грянула сигнальная пушка, закипела вода под сотнями весел и русский авангард двинулся в атаку.
В центре шло одиннадцать галер под командой молодого бригадира Лефорта; справа — в колонне уступом вперед, по три в ряд, — шли скампавеи под началом Вейде и Змаевича; слева, тоже в колонну, шведа атаковали шесть галер бригадира Волкова. Царская галера держалась сначала в центре. Но именно здесь русские суда угодили в огненный мешок, созданный сосредоточенным огнем шведских пушек. Петр видел, как дважды в атаку шли галеры Лефорта и дважды заворачивали назад, отбитые тяжелыми пушками «Элефанта».
— Черт! И чего он в самый огненный мешок суется! — сердито топал Петр тяжелыми ботфортами. Как опытный бомбардир (а чин свой он заработал еще в первом Азовском походе под турецкими пушечными выстрелами) , Петр быстро разобрался, что шведы ведут концентрический огонь.— Вызови ко мне Вейде! — приказал он Ягужинскому, и, когда начальник авангарда прибыл на царскую галеру, у Петра был уже свой план.
— Атаковать надобно неприятеля с флангов и брать шведские галеры одну за другой! Помнишь, Эреншельд сказал, как он будет защищаться: шаг за шагом! Вот и мы будем атаковать шаг за шагом, по флангам, и тогда огненного мешка избежим!
Вейде откозырял и бросился выполнять царский приказ.
В третий раз русские в огненный мешок не полезли и атаку учинили по флангам, супротив шведских галер. Командиры десантных отрядов вели свои колонны в быстроходных шлюпах, с обнаженными шпагами, чтобы первыми идти на абордаж.
Снова ударили неприятельские пушки, и густой пороховой дым затянул Рилакс-фиорд. Словно огненные смерчи, прорывались сквозь пороховой дым выстрелы тяжелых орудий «Элефанта». Но били они на сей раз попусту.Изумленный Эреншельд с капитанского мостика «Элефанта» увидел, что русские разделились и с флангов дружно навалились на его крайние галеры. Помочь им огнем он не мог, опасаясь зацепить свои суда.Русские стрелки при подходе к неприятельским галерам открыли частый ружейный огонь, целя прежде всего в офицеров. Когда же галеры сталкивались борт о борт, по сигналу горниста русские солдаты бросались на абордаж и начиналась резня. Шведы ни разу сами не спустили флаг, и, когда русские уже овладевали судном и поднимали над ним андреевский флаг, остатки команды шведов перебирались на шлюпках и вплавь на другие шведские корабли и продолжали биться.
Русским пришлось пробиваться к шведскому флагману и впрямь шаг за шагом, беря на абордаж одну галеру за другой. Но вот русские флаги развевались уже на всех шести шведских галерах. И здесь Петр сам повел скампавеи на «Элефант». Тяжелые пушки фрегата ударили на сей раз не ядрами, а картечью. И каждый залп находил жертвы среди сотен русских солдат и матросов, тесно сгрудившихся на палубах и изготовившихся к последнему абордажу.
Бой был жестокий, яростный, но краткий. Раскаленное ядро русской галеры подожгло паруса фрегата, и корабль окутался густым дымом. Русские скампавеи в этой завесе натыкались друг на друга, ломали весла, но смело шли в этот пылающий ад: одна русская галера за другой тыкались своим носом в высокие борта шведского флагмана. Матросы и солдаты цеплялись за борта острыми кошками и по канатам лезли на палубу фрегата. Кирилыч одним из первых оказался на шведской палубе. Оглушенный пушечной и ружейной стрельбой, страшными криками, треском ломающихся весел, он сразу даже и не поверил, что стоит жив и невредим на палубе шведского флагмана. Но здесь здоровенный шведский матрос метнулся к нему с ножом, и выручил Кирилыча только добрый драгунский палаш — им он и уложил шведа. И в сей миг Кирилыч увидел, как несколько офицеров и матросов спускают на противоположной стороне палубы какого-то штатного раненого шведа в шлюпку.
«Не иначе как адмирал уходит!» — решил драгун и бросился брать адмирала. Но, видать, удача покинула Кирилыча — вылезший из люка шведский боцман с силой метнул кортик, который впился Кирилычу в плечо. Выпал драгунский палаш из крепкой руки и не сумел Кирилыч взять адмирала.
Шведские матросы меж тем заботливо усадили в шлюпку Эреншельда, который в бою получил шесть ранений, но, как настоящий викинг, не покинул капитанского мостика, пока русская картечь не раздробила ему бедро.
То, что не сумел сделать Кирилыч, сделал капитан-ингерманландец Бакеев, ведший на шлюпке свой отряд скампавей атаковать «Элефант» с тыльного борта. Завидев отвалившую от флагмана шведскую лодку, взявшую курс к берегу, Бакеев погнался за ней, перехватил и пленил славного шаутбенахта. Раненый шведский адмирал с тоской увидел, как с флагмана был спущен его адмиральский флаг и вместо него поднят андреевский.
Русские спешили потушить на флагмане пожар: ведь огонь мог добраться до порохового погреба и корабль тогда бы взлетел на воздух. Среди отважных пожарных металась длинная нескладная фигура,— это Петр, взойдя на фрегат, сам распоряжался тушением пожара. Лишь укротив огненного змея на «Элефанте», шаутбенахт Петр Михайлов прибыл на галеру генерал-адмирала. Федор Матвеевич был занят подсчетом трофеев. В полон русские взяли все десять шведских судов с остатками команд. Об упорстве и ярости баталии говорило то, что из общего числа шведской команды в 941 человек 361 швед был убит, 350 ранено.