Перстенёк с бирюзой
Шрифт:
– Я этому тебя учила? – боярыня говорила тихо. – Губы утри и за мной ступай.
– Ульяна, погоди, – Норов шагнул вперед, укрыл Настю. – Не об том ты подумала.
Ульяна не ответила, вместо нее заговорил Илья:
– А тут много думать не надо, Вадим, – дядька шагнул вперед и коротко без замаха ударил Норова под дых крепким кулаком. Поглядел, как тот согнулся, и опять слов кинул: – Видать, правда, ходок не из последних. Как посмел боярскую дочь позорить?! – голос Ильи опасно взвился. – Думал, некому будет за сироту вступиться,
Настя обмерла, очнулась, услыхав, как громко охнула Ульяна, вскрикнула сама и встала меж Норовым и Ильёй:
– Дяденька, за что ж ты? Не надо! Я виновата, меня бей! – заплакала, а потом к Норову бросилась: – Вадим, миленький…
Тот помотал головой, выпрямился и бросил на Илью злой взгляд, однако, кидаться на дядьку не стал, лишь Настю мягко взял за плечи и отодвинул в сторонку.
– Что уставился? – Илья подначивал. – Давай, ответь.
– Не отвечу, Илья, еще и спасибо скажу, – смотрел прямо, глаз не отводил.
Меж тем и Ульяна очнулась:
– Настасья, за мной иди, – взяла боярышню за руку и потащила.
– Ульяна, постой, – Вадим ухватил Настю за другую руку и потянул к себе. – Послушай меня, не делай виноватым до времени.
– А я тебя и не виню, – тётка обернулась. – Ты, чай, не силой ее на траву-то укладывал. Сама пошла, потянулась за тобой, как коза на веревке. Видно, права она была, когда сбежала от тебя в княжье городище. Да вот вернулась себе на погибель. Ей и каяться теперь.
– Ульяна, ты края-то видь, – Норов озлился, дернул Настю к себе, но не тут-то было: тётка вцепилась в боярышню и отпускать не собиралась.
– Язык прикуси, – Илья ухватил Вадима за плечо и сжал крепенько. – Отпусти Настасью, не твоя она.
Норов вызверился, дернул плечом, видно хотел смахнуть дядькину руку:
– Не моя? Попробуй отобрать. Сей миг в церковь ее сведу и венчаюсь. Что тогда скажешь, Илья?
– Венчаешься? – теперь и Ульяна злобилась. – Кто ж тебе ее отдаст? А ведь я думала, что люба она тебе, думала, маешься без нее, – тётка глядела с укором. – Я как знала, искать ее пошла. Ведь девчонка совсем, дурочка доверчивая. Как у тебя совести-то хватило, Вадим? Хочешь, чтоб она потом как Глашка твоя? В петлю?
– Тётенька, не говори такое! – Настя затрепыхалась. – Не так все!
– Помолчи, бесстыдница! – тётка рыкнула.
В тот миг раздался хруст, и из кустов показалась писарева голова с донельзя удивленными глазами.
– Это какая Глашка? Гуляевская? Какую Лёха Журов обрюхатил? – Никеша ресницами хлопал. – В Порубежном только одна Глашка была. Иль у тебя, Вадим Лексеич, иная Глашка есть? Откуль?
– А ну сгинь! – Илья ухватил с земли палку и кинул в зловредного.
– Ай! – писарь отскочил, укрылся за березкой, но не ушел.
Бояре молчали. Ульяна переглядывалась с Ильей, Норов крепко держал Настю за руку, а сама боярышня слезы глотала. Стояла, опустив голову, и казнила себя всячески.
Все думала, будь тут Илларион, что б он сказал? Как глянул на нее, бесстыжую? Но знала как-то, что не проклял бы ее святой отец, понял бы, простил и порадовался о ней. Вины за собой не чуяла, но стыд душил и все потому, что уряд боярский не соблюла, обидела тётку, заставила дядьку Илью начать ссору с Вадимом.
– Никифор! – Норов крикнул громко. – Ступай, буди попа! Пусть церковь открывает! Скажи, я велел! – дернул Настасью из рук Ульяны и потащил за собой.
– Разбежался! – Илья встал на пути.
– Какой поп?! – Ульяна наново взялась за Настю, повисла на ней, оттащила от Норова. – Не пущу! Позорить девочку мою не дозволю!
– Верно, Уля, – дядька кивнул. – Ступайте в избу, где я ночую. Поутру тронемся отсюда.
– Не посмеешь, – Норов упёрся, давил голосом и пугал взглядом Илью.
– Думаешь, слушать тебя стану? – и дядька озлобился. – Ульяна, бери Настю и веди. Все на том.
– Думаешь, отпущу? – Норов брови свел грозно.
Настя слушала ругань, слова злые, а думала об одном – увезут. Вспомнила тоску свою в городище, когда одна была, без Вадима, наново почуяла горечь, какой не пожелала бы никому. Вот то и придало сил: вырвалась из рук Ульяны и кинулась к Норову:
– Вадим! – обняла, прильнула. – Не отдавай! Вадим!
– Никому не отдам, – Норов крепко прижал Настасью к своему боку. – Что ты, не бойся ничего, – поцеловал в висок. – Идем, Настёнка, попа разбудим.
– Не пущу! Боярышню ночью венчать без сговора? Не дам позорить! – Ульяна ногой топнула, а потом поникла, обмякла словно. – Вадим, Настя, что творите?
– Вон оно как… – протянул дядька Илья, почесав в макушке. – Уля, забирай боярышню и веди, куда сказал. А ты, Вадим, охолони. Давай-ка поговорим. Ты взглядом-то меня не жги, не дорос еще. Уймись, бесноватый, никуда твоя Настасья не денется. Права Ульяна, без сговора нельзя. О боярышне подумай, куда ей потом от позорища такого? Утром сам сватать пойду, коли поверю тебе.
Настя цеплялась крепенько за руку Норова, тот и сам держал так, что не вырваться. Но, видать, слова дядькины мимо ушей не пропустил:
– Ульяна, сведешь Настю в мой дом. Я сыщу ночлег, а утром за ней приду. Вздумаешь свезти ее из Порубежного, пеняй на себя. Упреждаю, ворота велю запереть, вкруг дома ратных поставлю, – Норов надавил голосом и глянул на тётку сурово.
Боярыня спохватилась, взяла Настю за руку и потянула из рощи.
Дорогой боярышня оглядывалась на Вадима, боялась увидеть драку меж ним и дядькой Ильей, но ничего такого не углядела и пошла за Ульяной покорно.
– Ульяна Андревна, ты как знала, велела снеди творить всяческой, – из кустов вылез зловредный Норовский писарь, пристроился рядом с Настасьей. – Утресь-то спать долго не придется. Чую, явятся сваты спозаранку.