Первая мировая война 1914–1918 годов и Сибирь

Шиловский Михаил

«За отличную стрельбу»

Прошедшие в «учебке» курс обучения сдавали в течение трех дней экзамены на знание пройденного по следующим предметам. 1-й день: 1. Устав полевой службы и наставление для действий пехоты в бою. 2. Наставление для обучения в стрельбе из винтовки, карабинов, револьверов. 3. Денежное и вещевое довольствие. 4. Устав дисциплинарный. 2-й день: 1. Устав внутренней службы. 2. Устав гарнизонной службы. 3. Сведения из топографии. 4. Наставление по самоокапыванию. 5. Сбережение здоровья. 3-й день: 1. Строевой пехотный устав и практическая поверка [в поле] тактической и полевой подготовки [135] . Окончивших обучение отправляли по ротам. Успешно прошедшие курс приказом командира полка производились (переименовывались) в ефрейторы или унтер-офицеры. «П. Мулик и Д. Пешковский за хорошее поведение и твердое знание службы переименовываются в младшие унтер-офицеры» (из приказа по 38-му с. з. п. от 16 октября 1915 г.) [136] . Аналогичный приказ от 1 августа 1915 г.: «Ефрейторы 1-й роты Е. Колбин, М. Китов,

И. Хорошилов и Ф. Савин за хорошее поведение и твердое знание службы переименовываются в младшие унтер-офицеры на основании рапорта командира роты» [137] . Еще один от 8 сентября 1915 г.: «Рядовой Федор Горбунов и ратник ополчения Максим Морозов 12-й роты, за хорошее поведение и твердое знание службы, переименовываются в ефрейторы, означенную перемену внести в послужные списки этих нижних чинов и выдавать жалование по званию» [138] . Основанием для производства (переименования) являлось наличие у нижнего чина хотя бы элементарного образования. Как вспоминал новониколаевец С. В. Чернышев: «Среди солдат нашей роты я считался наиболее грамотным, поэтому в декабре 1914 года меня произвели в ефрейторы. С тех пор я уже не стоял на посту, а выполнял обязанности разводящего» [139] .

135

Там же. Д. 2. Л. 59.

136

ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 35. Л. 78.

137

Там же. Д. 1. Л. 2.

138

Там же. Л. 221.

139

Чернышев С. В. В те времена… // Память сердца. Воспоминания новониколаевцев. Новосибирск, 2006. С. 41.

Поскольку, как показано выше, даже элементарно грамотных среди призывников из сибирской деревни, да и городов, было очень мало, в войсках постоянно испытывался дефицит ефрейторов и унтер-офицеров. По штатам 1910 года в пехотной (стрелковой) роте на 180 рядовых полагалось: 1 фельдфебель, 4 взводных унтер-офицера, 16 младших унтер-офицеров, 20 ефрейторов. Всего 41 чел. [140] Реально же, в четырех маршевых ротах, отправленных из Томска на фронт 11 декабря 1916 г. на 903 рядовых приходилось 27 унтер-офицеров, 51 ефрейтор и 32 окончивших учебную команду [141] , т. е. на роту приходилось 6–7 унтер-офицеров и 13 ефрейторов, всего около 20 младших командиров. В маршевой роте, отправленной оттуда же 8 декабря на 212 рядовых имелось в наличии 7 унтер-офицеров и 3 ефрейтора [142] . Поэтому в конце сентября 1915 г. перед отправлением в Псков четырех очередных рот пополнения в 38-м Сибирском запасном стрелковом батальоне сразу 60 рядовых переименовали в ефрейторы [143] .

140

Ульянов И. Э. Регулярная пехота 1855–1918. М., 1998. С. 239.

141

ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 35. Л. 48.

142

Там же. Л. 86.

143

Там же. Д. 1. Л. 319–319 об.

Данное обстоятельство заставляло командование выдвигать на должности даже взводных командиров более-менее расторопных рядовых. В связи с этим в архиве сохранилась информация о показательной в этом плане истории, имевшей место в августе 1915 г. в Новониколаевске в тогда еще 38-м запасном батальоне. Представляет она заключение военно-прокурорского надзора Омского военно-окружного суда от 5 сентября 1915 г. по делу о стрелке части Прокопии Матвееве, который обвинялся: «1. В том, что он 1 августа 1915 года в день отправления его с маршевой ротой он, самовольно отлучившись около 6 часов утра в гор. Ново-Николаевск из места своей службы, из 38-го Сибирского стрелкового запасного батальона, расположенного в это время лагерем около означенного города, пробыл в отлучке до 2-х часов дня того же 1-го августа, когда добровольно явился в лагерь; 2. В том, что тогда же и там же, во время нахождения описанной в п. 1 самовольной отлучке, привел себя в нетрезвое состояние до потери приличного для воинскому званию вида… 3. В том, что тогда же и там же, будучи задержанным по дороге к лагерю капитаном Ксиопеком и направляясь, согласно приказанию названного капитана Ксиопека, в сопровождении прапорщика Даниловского, в свою часть, он, обвиняемый, умышленно позволил себе по отношению к нему сказать, обращаясь к названному обер-офицеру, что он не имеет права забирать его, обвиняемого, так как он такой же взводный как и он, обвиняемый, а на приказание прапорщика Даниловского молчать и следовать за ним, возразил «Вы только здесь такие прыткие, а вот посмотрим, что на войне» [144] .

144

ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 2. Л. 73, 111, 115.

Подготовка новобранцев в запасных частях сибирских военных округов в рассматриваемое время осуществлялась унтер-офицерами и фельдфебелями постоянного состава под руководством офицеров. Уже говорилось, что к осени 1917 г. львиную долю офицерского корпуса составляли выходцы из крестьян. Подтверждают этот вывод и данные по Сибири. Так, сословный состав юнкеров Иркутского военного училища на 1 января 1915 г. выглядел следующим образом: из 316 обучавшихся, детей дворян насчитывалось 31 (9 %), чиновников и офицеров – 59 (18,8 %), почетных граждан – 14 (4,5 %), духовенства – 48 (15,1 %), купцов – 5, мещан – 75 (23,7 %), крестьян – 84 чел. (26,5 %). На 1 декабря 1916 г. эти показатели на общее количество юнкеров в 279 чел. составили: дворяне – 17 (6,4 %), детей офицеров и чиновников – 31 (11,1 %), почетных граждан – 22 (8 %), духовенства – 39 (14 %), купцов – 3, мещан – 48 (17,2 %), крестьян – 112 (40 %), прочих – 7 чел. На середину января 1917 г. в 1-й Омской школе прапорщиков из 196 обучавшихся выходцы из крестьян составили 104 (53 %), мещан – 68 (34,7 %) [145] .

145

Волков С. В. Русский офицерский корпус. М., 2003. С. 395.

Подготовка офицеров военного времени после ускоренного выпуска из военных училищ 1 октября 1914 г. 2,5 тыс.

подпоручиков осуществлялась в них и специально открытых школах прапорщиков с 4-х месячным сроком обучения. Принимались подлежащие мобилизации молодые люди с образованием выше начального. К концу 1915 г. открыли 32 таких учебных заведения, в том числе 1 и 2–ю школу прапорщиков в Омске и три в Иркутске (одно на базе военного училища). 6 марта 1915 г. вводятся в действия правила призыва студентов гражданских вузов для обучения в военно-учебных заведениях. В первую очередь вакансии в них закрывались за счет призыва первокурсников 20-летнего возраста, затем второкурсников и третьекурсников. Студенты старших курсов, медики, ветеринары, женатые не призывались. Со временем в школы начали принимать детей служивших в действующей армии и участников войны «без различия национальностей или вероисповедания вне конкурса и не считаясь с существующими иными ограничениями». В сентябре 1915 г. разрешили принимать в военно-учебные заведения выпускников частных средних заведений, учительских институтов, семинарий и школ, а также городских училищ. Основной контингент их составляли фронтовики (рядовые и унтер-офицеры), хотя бы с элементарным образованием, положительно зарекомендовавшие себя в действующей армии и отличившиеся в боях.

Солдатская записная книжка (из коллекции Историко-художественного музея г. Бердска)

Что из себя представляло такое учебное заведение, можно судить по 1-й Иркутской школе подготовки прапорщиков пехоты (данные на 10 июля 1917 г.). По списку в ней состояло: 1 начальник (полковник), 2 командира роты (капитаны), 8 курсовых офицеров (4 штабс-капитана и 4 поручика), 18 помощников курсовых офицеров (прапорщики), один заведующий хозяйством (прапорщик), один адъютант школы (прапорщик), один врач (не имел чина), по одному – казначей и делопроизводитель, 374 юнкера (1 зауряд-прапорщик, 8 подпрапорщиков, 7 фельдфебелей, 24 старших унтер-офицера, 333 младших унтер-офицеров, 1 рядовой), 88 солдат команды обслуживания, в том числе 10 писарей и 51 нестроевой, 3 фельдшера [146] .

146

Там же. Л. 67

Как установил В. Л. Кожевин, «школьное начальство пыталось привить своим воспитанникам комплекс традиционных моральных и политических норм офицеров, включая представление об офицерской чести и долге офицера перед отечеством и подчиненными. Кроме того, учитывая особенности контингента школ, приходилось просто обучать юнкеров правильно говорить, здороваться, соблюдать элементарные нормы гигиены. Для некоторых из них все эти вещи действительно представляли серьезную проблему» [147] . Например, в духе знаменитого «Юности честное зерцала» в 1917 г. в Омске составили «Инструкцию распорядка жизни юнкера в школах подготовки прапорщиков пехоты», в которой имелся раздел «Соблюдение чистоты и опрятности», в котором перечислялись процедуры, естественные для всякого культурного человека: «а) менять белье еженедельно, не менее одного раза; б) ноги содержать в чистоте и по возможности чаще обмывать холодной водой, особенно в жаркую погоду, ногти своевременно стричь; в) на руках ногти должны быть острижены и чисты; г) иметь годные для употребления носовые платки; д) плевать на пол где бы то ни было воспрещается, утром и вечером чистить зубы или полоскать рот водой» [148] .

147

Кожевин В. Л. К истокам гражданской войны в Сибири: политические позиции юнкеров омских школ прапорщиков в 1917 году // Гражданские войны. Политические кризисы. Внутренние конфликты. История и современность. Омск, 1998. С. 73–74.

148

Там же. С. 74.

Еще одним каналом приобщения к офицерской корпорации являлось производство в прапорщики отличившихся в боях рядовых и унтер-офицеров, а также предоставление добровольцам права сдачи экзамена на звание прапорщика запаса. Поэтому в дневнике И. И. Серебренникова 12 января 1915 г. помечено: «В городе начинают встречаться отпускные из армии: больные и раненые. Много добровольцев из армии прислано для подготовки к экзаменам на прапорщика запаса» [149] . Как вспоминал Ушаков, накануне 1917 г. в 25-м Сибирском запасном стрелковом полку в Томске «офицерами в то время были большинство из бывших солдат» [150] .

149

Серебренников И. И. Указ. соч. С. 83.

150

Там же. Л. 78 об.

Наглядно ситуацию с разными типами офицеров военного времени на сибирском материале можно проиллюстрировать на примере упоминавшегося уже П. Е. Щетинкина и Р. П. Эйдемана. Первый – выходец из крестьян-переселенцев, плотник, умевший читать и писать, отслуживший срочную службу и уволенный в запас в 1909 г. старшим унтер-офицером. В 1912 г. он становится сверхсрочником, а во время войны продвигается до командира роты и штабс-капитана. В январе 1917 г. его назначают начальником учебной команды в 59-м Сибирском запасном стрелковом полку в Ачинске. Второй – сын учителя из Латвии, будучи студентом в Петербурге, в апреле 1916 г. был мобилизован и после окончания ускоренного курса пехотного училища выпущен прапорщиком с направлением в г. Канск, где в 16-м Сибирском запасном стрелковом полку встретил 1917 год командиром батальона. В конце 1916 г. находился в двухмесячной командировке в Иркутске для изучения действия газов. Кстати, в г. Шадринске в 139-м запасном полку, после окончания Тифлисской школы прапорщиков, в 1917 г. служил бывший студент Петровско-Разумовской сельскохозяйственной академии и Московского коммерческого института и будущий член политбюро ЦК ВКП(б) А. А. Жданов [151] .

151

Борисов С. Андрей Александрович Жданов и Шадринск // Тобольск и вся Сибирь. Шадринск № 17. Тобольск, 2012. С. 330.

Еще один пример приводит И. И. Серебренников, встретившийся летом 1915 г. в поезде по пути в Москву с прапорщиком К-вым, уроженцем подгородного села Усть-Куды: «Он пошел на войну младшим унтер-офицером, с двумя георгиевскими крестами, полученными за японскую войну. А вот теперь, произведенный без экзамена в прапорщики, награжденный еще двумя георгиевскими крестами, а также орденами Св. Станислава и Анны, побывавший уже за Карпатами, в третий раз направляется в действующую армию. «Вот это наш сибиряк!» – думал я, глядя на него; такие-то сибиряки и создали славу нашим полкам.