Первая мировая война 1914–1918 годов и Сибирь
Шрифт:
С другой стороны, многие из призванных из сибирской глубинки не понимали причин конфликта и не воспринимали официальной версии его.
Офицер запаса, впоследствии выдающийся философ русского зарубежья, Ф. А. Степун так отзывался о своих подчиненных по батарее 12-й Сибирской артиллерийской бригады, формировавшейся осенью 1914 г. в Иркутске: «Однажды, будучи дежурным по бригаде, я разговорился у коновязи с группой „стариков“ – за уборкой лошадей солдаты-крестьяне невольно становились откровеннее. Вопросы сыпались один за другим: „И с чего это немец нам войну объявил, ваше благородие?“, „А далеко ли до немца ехать?“, „Крещенный ли немец народ или как турки, нехристи?“, „Может быть, они с того на рожон лезут, что жить им тесно, с хорошей жизни на штык не полезешь, так нельзя ли от них откупиться?“… В первом откровенном разговоре со своими батарейцами, я, к своему величайшему удивлению, заметил, что большинству из них война, правильная война, представлялась чем-то вроде крестового похода. Очевидно, такое представление поддерживалось в них, с одной стороны, церковною молитвою о благоверном императоре и «христолюбивом воинстве», а с другой – солдатскими песнями, связанными с воспоминаниями о турецких походах. Мое сообщение, что немцы христиане, а больше трети из них католики, то есть христиане, каждое воскресенье обязательно ходящие в церковь, крестящиеся в ней и становящиеся на колени, совершенно сбило моих собеседников с толку,
Нельзя сказать, чтобы сибирские крестьяне не были бы патриотами. Свою Россию они любили, и главное, крепко верили в ее мощь, но их своеобразный крестьянский патриотизм носил скорее хозяйственный, чем государственный характер. Сколько раз слышал я в Карпатах общесолдатское мнение: „Да зачем нам, ваше благородие, эту Галицию завоевывать, когда пахать неудобно“. Несмотря на такую гражданскую неподготовленность к войне, бригада воевала на славу» [94] .
В силу целого комплекса причин (хронический дефицит боеприпасов, низкая обеспеченность по сравнению с противником вооружением, некомпетентность высшего командного состава) боевые действия сопровождались колоссальным потерями личного состава действующей армии. В частности, за год боевых действий (ноябрь 1914 – октябрь 1915 г.) 15-й Сибирский стрелковый полк потерял убитыми и умершими от ран 883 чел., ранеными и больными 3968, пропавшими без вести и попавшими в плен 4651 чел., всего 9517 чел. при штатной численности полка порядка 4 тыс. чел. Безвозвратные потери 29-го Сибирского стрелкового полка с 14 сентября 1914 г. по 20 июля 1917 г. составили 1208 убитых и умерших от ран, 4953 пропавших без вести. В 1917 г. несколько изменяются причины потерь. Согласно журналу военных действий 2-го Сибирского армейского корпуса с 24 января по 21 октября три дивизии соединения понесли следующие потери: расстреляно за отказ идти в атаку – 24 чел., 25 убито, 99 ранено и контужено, четверо перебежали к немцам [95] .
94
Фабрика Ю. А. Новониколаевск и его жители…. С. 42.
95
Голиков В. И., Чернов К. А. Указ. соч. С. 423.
Братская могила погибших в ходе газовой атаки немцев. 5-й Сибирский корпус. (Из коллекции Новосибирского краеведческого музея)
В кампаниях 1914–1915 гг. была уничтожена большая часть кадровых офицеров. К осени 1917 г. в полках только 4 % офицеров имели подготовку в объеме нормального военного училища, а остальные прошли ускоренный курс обучения или были произведены из солдат и унтер-офицеров. Примерно 80 % офицерского корпуса являлись выходцами из крестьян [96] . Всего за годы войны офицерами стали 220 тыс. чел., и, как верно подметил С. В. Волков, к 1917 г. офицерский корпус «практически соответствовал числу лиц, имевших какое-либо образование: все такие лица призывного возраста, годные по состоянию здоровья к военной службе, становились офицерами, то есть офицерские погоны носила почти вся молодая российская интеллигенция» [97] . Не случайно военный журналист Вс. Н. Иванов заметил: «А между тем уже и царская армия последнего периода была армией прапорщиков» [98] . В литературе утвердилось негативное отношение к ним, поскольку за три – четыре месяца обучения нельзя подготовить полноценного командира. Будущий атаман, а во время войны есаул, Г. М. Семенов квалифицировал их как «суррогат офицеров, который ни по своей подготовке, ни по воспитанию не подходил к предназначенной ему роли. Офицеры военного времени, т. е. офицеры поневоле, естественно, не могли иметь должного авторитета в глазах солдат, не имея сколь-нибудь удовлетворительных военных знаний. Многие из них вышли из среды революционно-настроенной русской общественности и свою роль понимали своеобразно, внедряя в головы подчиненной им массы освободительные идеи революционной догматики» [99] .
96
Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Республики Советов 1917–1920 гг. М., 1988. С. 26–27.
97
Волков С. В. На углях великого пожара. М., 1990. С. 53.
98
Иванов Вс. И. Душа армии // Иванов Вс. И. Огни в тумане: Рерих – художник – мыслитель. М., 1991. С. 154.
99
Атаман Семенов. Указ. соч. С. 53.
В ходе войны представители различных групп офицерства, прежде всего кадровые и военного времени, постепенно осознавали необходимость радикального изменения ситуации в стране для достижения победы. Их кредо выразил сибиряк, подполковник А. Н. Пепеляев, заявивший: «…Моим знаменем на Германской войне было – победа и величие России. Для этого я не щадил своей жизни, но действительность оказалась иной; боевые полки бестолково гибли, таяли новые пополнения, армия не получала патронов и снарядов… Встал вопрос: кто виноват? Ответ один: бездарное правительство, не способное организовать оборону страны. Поэтому я, как большинство офицеров, спокойно встретил Февральскую революцию и отречение Николая Романова от престола» [100] .
100
Цит. по: Петрушин А. Омск, Аян, Лубянка… Три жизни генерала Пепеляева // Родина, 1996, № 9. С. 59.
Таким образом, в 1917 г. подавляющая часть офицеров благожелательно встретила свержение самодержавия. Вообще события 1917 года можно назвать революцией прапорщиков. Так, из 54 офицеров – активных участников установления в Сибири советской власти в 1917 – начале 1918 г. (персоналии которых приводятся в монографии А. Н. Баталова) 37 (68,5 %) являлись прапорщиками [101] . Руководящий орган новой власти – Президиум Центросибири – состоял из 5 чел., в том числе двух солдат и двух прапорщиков (Р. П. Эйдеман и К. С. Кошкин).
101
Серебренников И. И. Указ. соч. С. 69, 90, 130.
§ 3. Подготовка пополнения для действующей армии в 1914–1917 гг.
Во второй половине 1914 г. призвали всех годных по состоянию здоровья и не имеющих льгот запасных нижних чинов, новобранцев (700 тыс. 20-летних мужчин), большую часть ратников ополчения 1-го разряда. Общее количество мобилизованных за пять месяцев (август – декабрь) составило 5115 чел. [102] В 1915 г. состоялось 6 наборов новобранцев и ратников 1-го и 2-го разрядов, в 1916 г. еще 6, до марта 1917 г. – 2. До войны в русской армии насчитывалось 1423 тыс. чел., в ходе нее призвали 13 700 тыс. Под ружье поставили в общей сложности 15 378 тыс. чел. В армию ушла половина трудоспособных мужчин (474 на 1000 чел.); из каждой сотни крестьянских хозяйств убыло 60 мужиков самого трудоспособного «тяглового» возраста, поэтому более половины дворохозяйств остались без кормильцев [103] . Масштабность этого процесса на низовом уровне можно уяснить на примере деревни Шабановой Касьминской волости Кузнецкого уезда Томской губернии, где форму надели 183 крестьянина из 347 трудоспособных [104] . В селе Ирбизино Чернокурьинской волости Барнаульского уезда той же губернии мобилизации затронули более половины, 55,6 % дворов (157 хозяйств). Причем в 98 хозяйствах призвали по 2 чел., а в 8 – даже по 3. Всего в армию ушло 212 чел. [105]
102
Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XIX веке. М., 1986. С. 15.
103
Россия и СССР в войнах ХХ века: Статистическое исследование. М., 2001. С. 91.
104
Ильиных В. А., Ноздрин Г. А. Очерки по истории сибирской деревни. Новосибирск, 1995. С. 149.
105
Храмков А. А. Село Ирбизино Чернокурьинской волости Барнаульского уезда в 1917 году // Алтайский сборник. Барнаул, 2000. Вып. ХХ. С. 148.
Наблюдавший отправление призванных в запасные батальоны в июле 1915 г. иркутянин И. И. Серебренников пишет: «…На многих станциях Сибирской железной дороги мне пришлось наблюдать проводы новобранцев, совсем еще зеленой молодежи. Рекруты держались бодро, но матери их и сестры проливали на проводинах потоки слез. Местами стоял сплошной вой и крик, среди которого можно было разобрать причитания той или иной плачущей. Море слез и горя… Чувствовалось, что война эта – какая-то особенно жестокая, что она едва ли пощадит кого, прикоснувшегося к ней… Сами же рекруты держались крепко. Иногда попадались нам навстречу целые поезда с ними. Это везли их, видимо, на выучку в Иркутск или другие крупные города Восточной Сибири. Новобранцы приветствовали нас криками «ура!» [106] .
106
Туркул А. Дроздовцы в огне. Картины гражданской войны 1918–1920 гг. // Я ставлю крест… М., 1995. С. 7.
Поскольку подавляющая часть призванных во время войны никогда в армии не служила, встала проблема подготовки пополнения для действующей армии. Этим должны были заниматься запасные пехотные батальоны (полки). Так, на основании приказа командующего Омским военным округом от 28 августа 1914 г. в Новониколаевске началось формирование 4-й Сибирской стрелковой запасной бригады в составе 17, 18, 21, 22, 23 и 24-го Сибирских стрелковых запасных батальонов [107] .
В советской историографии основное внимание обращалось на негативные явления тыловой армейской повседневности – плохие жилищно-бытовые условия содержания призванных, отвратительную организацию питания, издевательство офицеров и унтер-офицеров, тяжелые заболевания, порождающие массовое дезертирство, негативное отношение к войне и самодержавию. Все это должно было демонстрировать наличие в армии предпосылок к мощному социальному катаклизму 1917 года. В качестве примера сошлемся на монографию А. Н. Баталова, не потерявшую своей научной ценности до настоящего времени. Итак, «…солдаты находились на положении „бессловесной серой скотинки“. В армии процветало рукоприкладство. За малейшее неповиновение солдату грозила смертная казнь или в лучшем случае каторга»; «Солдаты в сибирских гарнизонах были еще хуже одеты, чем солдаты на фронте и в других районах страны», «Питание солдат сибирских гарнизонах было крайне неудовлетворительным. Полуголодные солдаты доходили до того, что вынуждены были заниматься попрошайничеством» [108] .
107
Еремин А. Т. Указ. соч. С. 112.
108
Баталов А. Н. Борьба большевиков за армию в Сибири 1915 – февраль 1918 г. Новосибирск, 1978. С. 38, 40, 41.
Попытаемся разобраться в этой проблеме на примере 38-го Сибирского стрелкового запасного батальона, который осенью 1915 г. преобразуется 38-й Сибирский стрелковый запасной полк (с. з. п.) и переводится из Новониколаевска в Томск. В двух сибирских военных округах во время войны находились следующие запасные формирования: Омск – 19, 20, 26, 27, 28, 36, 37-й Сибирские стрелковые запасные полки, численность гарнизона с другими частями колебалась от 60 до 90 тыс. чел.; Томск – 18, 25, 32, 38, 39-й запасные полки (до конца 1915 г. батальоны), 50–70 тыс. чел.; Иркутск – 9, 10, 11, 12-й запасные полки, 35–50 тыс. чел.; Новониколаевск – 19, 21, 22, 23-й запасные полки, 35–45 тыс. чел., Красноярск – 14, 15, 30-й запасные полки, 25–35 тыс. чел.; Ачинск – 13, 31-й запасные полки, 20–25 тыс. чел.; Канск – 16, 29-й запасные полки, 15–20 тыс. чел.; Барнаул – 24-й запасной полк; Тюмень – 35-й запасной полк, Курган – 34-й запасной полк, Петропавловск – 33-й запасной полк. Численность гарнизонов в этих городах колебалась от 10 до 12 тыс. военнослужащих [109] .
109
Степун Ф. А. Бывшее и несбывшееся. СПб., 2000. С. 269–271.
Ополченский билет (Из фондов Краснозерского художественно-краеведческого музея)
Стрелковый запасной полк состоял из 10–12 рот численностью каждая от 250 до 1 тыс. чел. при общем количестве военнослужащих до 10 тыс. чел. Его командный состав (38-й с. з. п.) состоял из командира, в данном случае подполковника Доброхотова, 31 прапорщика, командовавших взводами и ротами, 2 зауряд-прапорщиков, одного старшего врача, одного младшего врача, двух зауряд военных чиновников [110] .
110
Новиков П. А. Указ. соч. С. 212–213, 222–223, 248.