Первая заповедь
Шрифт:
Потом наступило утро, и мы увидели Славкин фантом.
Как странно все совпало! Словно кто-то поставил нас перед выбором: или мы вернем его сейчас, или уже никогда.
Мы смотрели на Славку и ничем не могли помочь. Кто-то кусал губы, кто-то беззвучно плакал. Велс словно окаменел.
Илю мы ничего не сказали.
Как он узнал?! Как сумел незаметно покинуть корабль? Это остается загадкой. Но когда мы увидели его на экране шагающим через мост, все испытали странное облегчение. Никому не пришло в голову его останавливать. Он принял решение сам, избавив нас от ответственности и чувства вины. Мы все благодарны ему за это.
Он шел через плато к черной лилии, к Славкиному фантому. Сначала легко и быстро, потом все медленнее. Вот он остановился, не решаясь сделать последний шаг… Мы затаили дыхание. Он еще мог повернуть обратно, и никто не упрекнул бы его. Но он не повернул. Порывисто наклонился и прижался лицом к цветку.
Фантомы исчезли, Иль повалился навзничь.
Мы бежали к нему, не помня себя от страха. Да, мы боялись! Боялись, пока несли его на корабль и пока он лежал без сознания в медицинском отсеке. Боялись, что найдем не Иля, не Славку, а кого-то другого.
Через час он открыл глаза. И сказал просто и весело, как говорил всегда:
– Вы чего такие смурные? Я в полном порядке!
Конечно, это был Славка.
Что тут началось! Мы смеялись, кричали, перебивали друг друга, как будто сошли с ума. Первым опомнился Велс и сказал мрачно, ни на кого не глядя:
– Рано радуетесь. Еще неизвестно, чем все кончится, – и вышел, хлопнув дверью.
– Что это с ним?
– удивился Славка.
– Вроде все обошлось. Ну подумаешь, током слегка ударило… Стоит из-за этого шум поднимать!
– Но выражение наших лиц заставило его насторожиться. – В чем дело, ребята? Со мной что-то не так? Неужели целые сутки провалялся?
– Сутки?! – кто-то поперхнулся, закашлялся, поспешно отвел глаза.
Медленно, один за другим, ребята выходили из каюты. Мы остались вдвоем.
– Что случилось, командор? – испуганно спросил Славка.
– Я не понимаю…
– Ничего страшного, – соврал я.
– Просто все мы за тебя волновались.
В самом деле, зачем мальчику знать, что его не было? Достаточно того, что знаем мы. «Нет ничего страшнее Забвения…»
ЗАПИСЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Сегодня цветы опали. Наш Славка был последним звеном в их «многосерийной» памяти. Это значит, что Иля мы уже не увидим: фантомы появятся только весной, а Велс принял решение возвращаться немедленно.
Мы так и не узнали, какая катастрофа постигла жителей Вионы. И природа черных лилий осталась для нас тайной.
Мы уходим, потому что боимся наломать дров, боимся самих себя.
А может быть, не нужно бояться? Мы идем по жизни путем проб и ошибок. Попытки их избежать лишь тормозят движение. Когда-нибудь на Земле это поймут. А пока я просто напомню Велсу, что любое дело следует доводить до конца.
Я не хочу краснеть перед тем мальчишкой за то, что не вовремя отступил. Почему-то для меня это важно.
На этом записи кончались. Не обрывались, нет. Просто была исписана последняя страница, последняя строчка дневника. Многое прояснилось, хотя загадок стало еще больше. Но Кен думал сейчас не о них и не о том, что произошло на планете.
Неужели командор помнил его, Кена, которого только и видел раз в жизни? «Невероятно! Вот уж действительно ничем не заслуженная честь», - думал он, а сердце переполняла наивная детская радость. Отныне он принадлежал этому экипажу и этому кораблю. И не только потому, что не мог вернуться обратно.
– Продолжай наблюдения, - выслушав доклад, будничным голосом сказал Поул.
– Если заметишь опасность, дай знать: мы тебя вытащим.
– Ты шутишь?
– тихо спросил Кен.
В ответ послышалось нечто похожее на рычание.
– До связи, - невольно улыбнулся штурман, и серый экран погас.
Неужели ради него капитан пойдет на посадку? Что бы ни случилось, этого нельзя допустить! Достаточно того, что рискует Кен. Более чем достаточно…
Привычным движением он погладил клавиши пульта и повернулся к двери, но открыть ее не успел. Аварийные лампы вдруг потускнели, затем вспыхнули вновь, и сразу началось непонятное. Словно кто-то невидимый, неосязаемый пристально следил за каждым его шагом, за каждой мыслью, родившейся в голове. И это не пугало штурмана, а странным образом успокаивало. Не было больше оторванности от мира и острого одиночества. Не было смятения и страха. Опустевший корабль казался живым, но отнюдь не враждебным.
«Значит, они остались, - расслабленно думал Кен.
– И нашли то, что искали. Я чувствую, они где-то здесь. И корабль покинут ненадолго. Если подождать, то они придут…»
Но ждать ему не хотелось. Голова кружилась, как от легкого хмеля, планета притягивала, манила, выталкивала из корабля. И он направился к люку почти неосознанно, повинуясь приказу извне.
Была глубокая ночь. Луч прожектора высветил на мгновение очертания скал и отключился. Штурман двигался в полной темноте. Шаг, еще один… Внезапно чуть впереди блеснула яркая вспышка, грохот взрыва ворвался в наушники, оглушил…
Кен пришел в себя и растерянно огляделся. Он стоял над пропастью, а на другой ее стороне догорал разведкатер.
«Ловушка!» - мелькнула мысль, и он метнулся назад, к звездолету, пытаясь найти спасение. И застыл, уткнувшись грудью в невидимую преграду. Вокруг «Луча» стояло защитное поле, которого раньше не было…
Штурман почувствовал, как его охватила паника. Его загнали в тупик, зажав на краю ущелья, отрезали от корабля силовым экраном, взорвали катер. Кто сделал это? Может быть, та же сила, что расправилась с экипажем «Луча» и уничтожила бортжурнал?