Первая заповедь
Шрифт:
Сказано - сделано. Но как только зонд отделился от корабля, на экране плеснул огонь, - еще не успев взлететь, аппарат был уничтожен. Им давали понять, что капкан захлопнулся. Последняя связь с Землей разорвана навсегда.
Поул смотрел на скалы, на пустынное плато и чувствовал, как в груди закипает злость.
– Еще поглядим!
– процедил сквозь зубы полувызов-полуугрозу.
– Драться так драться! Теперь нам терять нечего!
И слова Космической Лоции, похожие на молитву, всплыли из глубин памяти: «В черной бездне, во льду и пламени,
Очнувшись, Френк долго не решался открыть глаза. Память услужливо возвращала его к первым минутам аварии. Пустота скафандра, обрыв связи. Потом погас прожектор, и врач почувствовал, что вдыхает сладковатый запах цветов. И странное чувство полета… Он падал куда-то вниз, в бездну без конца и края, и не было сил закричать…
Как долго это длилось? Минуты или столетия? Наконец полет прекратился. И вот он лежит, зажмурившись, вроде живой, только сердце бьется быстрее и кружится голова.
Френк шевельнулся, раздвинул веки - и был ослеплен потоками света, сиянием тысяч зеркал. Странный, сверкающий мир окружал его. И отовсюду - снизу, сверху, со стен и высоких сводов - на Френка смотрел он сам. Тысячи испуганных Френков - растрепанных, в одном комбинезоне, с перекошенным от страха лицом.
«Что это значит? Как я сюда попал?» Нет ответа. Лишь узкий коридор со множеством ответвлений: бесконечный зеркальный лабиринт.
Френк поднялся. Он понял, что должен идти и сам выбирать дорогу. От этого выбора зависит жизнь или нечто большее. А может быть, ничего не зависит.
И он пошел по зеркальному коридору - сначала медленно, потом все быстрее, потом побежал. И тысячи призрачных Френков бежали вместе с ним, рядом, не отставая ни на шаг.
Этот бег казался безумием.
«От кого убегаешь?
– От себя самого…»
Кен приходил в себя медленно, как после тяжелого сна. Окончательно вернуло его к действительности жужжание пчелы - так неожиданно и странно ворвался этот полузабытый звук в еще затемненное сознание.
Кен открыл глаза. Прямо над ним висело полуденное небо, под едва уловимым ветром покачивались стебли трав, в желтой сердцевине ромашки дрожала капля росы. Кузнечик, соскочив с листа, прыгнул ему на грудь и уставился бессмысленными глазами. Кен поленился поднять руку, чтобы смахнуть его. Так приятно просто лежать, запрокинув голову, глядя в бездонный синий колодец. Вдыхать аромат цветов и не думать, не думать ни о чем. Как не хочется вспоминать!
Но где-то внутри растет, пробиваясь на свет, тревога. Он помнит: совсем недавно случилось что-то недоброе… И тут словно пружина подбросила штурмана. Он рывком приподнялся и сел, изумленно оглядываясь вокруг. Он был на Земле! И его сознание противилось чувству опасности: на Земле можно расслабиться, отпустить напряженные нервы, на Земле нечего бояться. Но откуда же здесь Земля?!
Постепенно возвращалась память, и Кен, заново пережив свое падение в бездну, со стоном закрыл глаза. Он перестал понимать, что происходит! Так, зажмурившись, он просидел
Наконец, решительно тряхнув головой, Кен встал в полный рост – и ничего не случилось. Метелки зверобоя доставали ему до пояса, распрямлялась примятая телом трава, на рукаве комбинезона висел клочок паутинки, а всего в двадцати шагах выстроились в ряд молоденькие березки.
Кен вздрогнул: где-то он уже видел именно эту рощу. Силился вспомнить, где, – и не мог. Но шаг за шагом приближался к ней, не чувствуя страха. Он снова был дома! Пусть это только иллюзия, сон, но после всего случившегося – полета в пропасть, смерти, небытия – он не мог сдержать переполнявшего его счастья. Он шел к березам, полной грудью вдыхая воздух, шатаясь, как пьяный, с блаженной улыбкой на лице. И деревья расступались перед ним, впуская в свою прохладу. Солнечные зайчики играли среди листвы, скользили по лицу и одежде.
– Я сошел с ума! – во весь голос крикнул штурман, смеясь так, как могут смеяться дети. И побежал, раскинув руки, желая обнять весь мир.
Он бежал до тех пор, пока не упал в изнеможении, уткнувшись лицом в нежно-зеленый мох. И только теперь вспомнил, где видел этот весенний пейзаж. Голограмма на стене в каюте Герда – вот что это было! Вот где он был…
Поул поднялся с кресла, подошел к иллюминатору. Красная звезда слепила глаза, заливая рубку кровавым мертвенным светом. Плато за бортом корабля было пустым и зловещим. Только у границы защитного поля что-то блестело. Капитан вгляделся туда - и, чувствуя, как подгибаются ноги, схватился рукой за стену. В ста метрах от звездолета ничком лежал человек! На таком расстоянии скафандр хорошо заметен…
«Кто?
– мелькнула мысль.
– Живой ли? И как добрался сюда?»
Но не время строить догадки - нужно спешить на выручку.
Сигнал общей тревоги прокатился по кораблю.
– Ребята!
– голос Поула дрогнул.
– За бортом кто-то из наших. Кто пойдет туда вместе со мной?
Вызвались все. Но он отобрал двоих - из тех, кто ходил на разведку.
И вот уже три фигуры отделились от корабля, бегом преодолев расстояние между ним и лежащим на земле телом. Склонились одновременно, заглянув за стекло шлема. Слипшиеся волосы, покрытый испариной лоб, мальчишеское лицо… Артур!
Недолго думая, подхватили и понесли - домой, на корабль, подальше от враждебного мира, везде расставляющего ловушки. Спешили, не чуя под собой ног, каждый миг ожидая удара в спину. Опомнились уже на борту.
Капитан на руках внес Артура в медицинский отсек, положил на койку, сам присел в изголовье. Приборы показывали, что парень в глубоком обмороке, но жизнь его вне опасности. Минут через десять он пришел в себя.
– Капитан… Это вы… Слава Богу! Мне снился сон… - слабая улыбка скользнула по губам, и тотчас лицо исказилось от страха: - Что это было? Ущелье, туман… Потом меня стало затягивать… Дальше не помню… Как вы меня вытащили?