Первостепь
Шрифт:
Он ищет в небе стервятника. Хочет узнать, как там Режущий Бивень. Всё ещё ищет главного льва или уже надоело? Но в хмуром небе не видно стервятника. Никаких птиц не видно, даже ворон. Все попрятались от шамана. Не хотят иметь дело со стариком. Потому что тот обленился. Потому что… Но шаман много себя не ругает. Незачем. Не поможет такое. Только последние силы растратишь. Он долго глядит в сторону полуденного небосклона, где-то там должен быть Режущий Бивень, где-то там ему нужно что-нибудь такое заметить, что сможет подсказать или хотя бы навести на подсказку. Но там нет ничего такого. И шаман чешет голову над правым ухом. Никаких вестей.
Однако он догадался. Всё дело в мамонте. В павшем мамонте. Вся степная живность теперь там. Потому и нет в небе стервятника. Бросил тот Режущего Бивня. Павший мамонт куда интереснее. Небось, львы уже разодрали крепкую шкуру и теперь есть, чем поживиться и Белому Стервятнику. Рыжегривый тоже должен быть там. Объелся и спит где-нибудь неподалёку. Забыли все про Режущего Бивня. Никому тот неинтересен. Ну его! Шаману тоже он больше не интересен. Беспутно где-нибудь бродит. Пусть бродит.
У шамана есть ещё Маковый Лепесток. Про эту девочку ему тоже надо бы всё знать. Еохор решил теперь поискать Макового Лепестка, посмотреть, чем та занята. Для этого ему надо вернуться в стойбище.
В стойбище детей меньше, чем в прошлые дни. Погода, наверное, не нравится. Снежки уже радостно не катают. Снег стал слишком липкий, мокрый, тяжёлый. Потому дети ищут себе другие занятия. Мальчишки куда-то ушли, а девчонки – вот, трёх подружек Еохор заметил, Маковый Лепесток как раз посередине, о чём-то шушукаются. Шаману хочется подойти поближе, послушать, о чём те шушукаются, хотя какой ему может быть прок от детского шушуканья?.. Так, раз ничего другого нет, хотя бы детей послушает. Неспешно шаман приближается, идёт своей обычной походкой, покряхтывает, но подружки его уже загодя заметили и сразу смолкли. Как будто есть какие-то тайны. Как будто о самом шамане говорили. Косятся все трое. В сторону шамана косятся. Смешки раздались. Подружки подсмеиваются, а Маковый Лепесток смутилась. Грозно глянула на шамана, хочет, чтоб тот убирался, потому что её уже дразнят из-за него. Даже дети противодействуют шаману. Все против него. Ну как ему быть! Однако шаман вдруг улыбается. Подружки дразнят Макового Лепестка, что шаман неравнодушен к ней, как мужчина к женщине. Старику Еохору даже приятно, что кто-то ещё допускает такую возможность, кто-то ещё видит в нём мужчину, способного интересоваться женщинами и даже совсем молодыми женщинами, даже будущими женщинами. Улыбается шаман, а эти трое восприняли его улыбку как подтверждение, две подружки ещё громче прыснули смехом, а у Макового Лепестка глаза засверкали как молнии. Шаману впору самому рассмеяться. Какие страсти недетские! Но он не хочет их больше дразнить. Свернул в сторону и прошёл мимо. Вот будет теперь подружкам о чём посудачить. А о том, что нужно шаману, всё равно уже не вспомнят. Самому ему нужно как-то допытываться. Самому.
Шаман пошёл по той же тропке, на которой когда-то разбрасывал камни. Куда он направился и зачем – ему самому неведомо. Авось ноги куда-нибудь выведут. Что-нибудь да случится. И тогда шаман будет знать, куда он идёт.
Вот и тот самый молодой клён. Клён стоит голый, все листья опали, но на верхней ветке сидит ворона и поглядывает на приближающегося шамана. Она его явно ждёт, Еохор вдруг это чувствует, что его тут ждут, потому он останавливается и степенно приветствует чёрную птицу. Ворона каркает в ответ один раз, «Да», она тоже приветствует – значит, может получиться разговор. Значит, должен получиться. Возможно, это и есть то самое, что так долго ищет шаман. Упорно ищет. Но теперь, возможно, нашёл.
Шаман начинает издалека. Говорит, что люди всегда помогали вороньему племени. Делились с ними пищей, не преследовали, проявляли должное уважение. И впредь так тоже будет, – заверяет Еохор, – но ворона должна непременно помочь людскому шаману.
Ворона не улетает. Внимательно слушает старика. Головой только вертит туда-сюда, как и все птицы. Но, похоже, согласна. Только шаман, чтобы увериться полностью, переспрашивает: «Согласна ли Чёрная Птица с шаманом?» Согласна. Ворона каркает трижды, что означает согласие, и теперь шаман может, наконец, высказать свою просьбу. Или даже приказ:
– На рассвете, на восходе солнца, пускай Чёрная Птица отыщет чум того из людей, кто останется. Пускай сядет на этот чум и там каркает, покуда ей не скажут, что услышали знак. Пускай так будет, и тогда шаман отблагодарит воронье племя.
Всё. Высказал. Ворона выслушала. Поворачивает голову, глядит на шамана то одним, то другим глазом. Поглядела. Теперь отрывисто каркает. Один раз. Да, согласна.
«Благодарю тебя, мудрая птица», - почтенно произносит шаман и кланяется. Теперь можно идти назад.
Вот только идти ему некуда. Нет теперь никаких планов. Наверное, он вернётся в стойбище. Или просто пойдёт к себе.
Но внезапно шаман замечает Большую Бобриху. Конечно же, она ищет его. Спешит по тропе из стойбища ему навстречу. Что-то случилось. Или опять ей кто-то нажаловался.
– Опять мой муж тут. Любимое его место. А там возле его жилища его дожидается женщина.
Запыхалась Большая Бобриха, не может сразу много говорить, не может всё высказать.
– Какая женщина? – удивляется шаман.
– Молодая. Она очень встревожена, - Большая Бобриха всё ещё тяжело дышит, устала. Потому лишнего слова не вытянешь.
– Что за женщина? – шаман хочет знать имя, ведь это так просто, скажи только имя и всё будет ясно, многое сразу же будет ясно, но Большую Бобриху не проведёшь.
– Пусть шаман поспешит. Тогда сам увидит.
Дальнейший разговор бесполезен. Шаман направляется к своему чуму, Большая Бобриха его больше не интересует.
Его ждёт жена Большеглазого Сыча, Летняя Роса. Молодая женщина, стройная, темноволосая. Её приветливое лицо и вправду сильно встревожено. Она так задумалась, что вся ушла в себя, даже не слышит усталых шагов шамана. Еохор сразу догадывается, в чём тут может быть дело. Её муж, Большеглазый Сыч, отправился в разведку выслеживать лесняков. За мужа волнуется Летняя Роса. Хорошая женщина. Хорошая жена.
– Женщина ждёт Еохора?
Она вздрагивает. Вся встряхнулась. Потом даже рукой махнула перед глазами, отогнала навязчивое. Тревогу отогнала. За мужа тревожится. А ведь красивая женщина. Приятная. Шаману приятно на неё смотреть, душа радуется. Как давеча было приятно смотреть на Макового Лепестка. Даже о деле позабыл, загляделся.
– Мой муж, - отрывисто произносит Летняя Роса, и сразу же сбилась.
– Муж Летней Росы выслеживает лесняков, - напоминает шаман.
– С ним что-то случилось плохое, - она смотрит сторону, её выразительные глаза полны неподдельной тревоги, должна быть причина.
– Женщина видела дурной сон?
– Да.
Шаман недоверчиво покачивает головой. Женщины очень мнительны. Она могла просто переесть мамоны или перед сном насмотреться на что-нибудь дурное. Еохор хочет её ободрить, но вдруг замечает, что жена Большеглазого Сыча непринуждённо положила правую руку себе на живот. Вовсе не мяса она переела. Шамана, наконец, осеняет:
– А ведь Летняя Роса готовит подарок своему мужу.
Она опустила голову, глядит на свой живот, но там ещё ничего не заметно, однако она коротко улыбается: «Да».