Первостепь
Шрифт:
Режущий Бивень забирается в свой чум, заваливается на травяную лежанку. Никак ему не избавиться от чужих стонов в ушах. Словно коварные духи специально приносят их через всё стойбище в его жилище, чтоб посмеяться. Запускают внутрь чума, и теперь со всех сторон пляшет придыханье: «а-аах». Пляшет и пляшет. Будто Липовая Ветка сгорает в любовном огне прямо на ложе забывшего вкус женщины. Но ведь здесь её нет!
Режущий Бивень выскакивает из жилища. Он больше не вытерпит одиночества. Ему нет дела, что траур ещё не закончился, ему нет дела, что она ещё не очистилась от родовой скверны. Если он скажет, что так решил её муж, что он поклялся Там – она никогда не посмеет перечить. И пускай потом рассуждают о непотребстве, пускай… Большеглазый Сыч ведь этого хотел, он исполнит своё обещание, куда ему деться! Ему нужна женщина. Он хочет тёплого ложа. Просто тёплого ложа. Просто касаться друг друга. Быть вместе. Рядом с другой теплотой. О чём-то шептать…
Только нельзя много думать, когда что-то делаешь. Ведь опять он идёт не самым кратким путём. Может быть, специально, чтобы одуматься. Ведь с каждым лишним шагом его решительность ослабевает.
Летняя Роса стоит перед своим чумом и загадочно улыбается. Будто ждёт гостя. Но как она может ждать? Режущий Бивень совсем замедлил шаги. Если б она его не заметила, он бы свернул. Непременно свернул. Но теперь поздно. Он подошёл слишком близко.
Вдова без накидки. Должно быть, недавно кормила младенца. У неё пухлые пышные груди, красивые, как и глаза. Она – хорошая мать, она красивая… Он, однако, должен что-то сказать, потому что нелепо так пялиться. Зря он пришёл…
– Охотник видел твоего мужа. У него всё хорошо в Верхнем мире.
Слов больше нет. Почему она улыбается?.. Рада, что всё хорошо у её мужа… или чему-то другому… Чему? Режущий Бивень вдруг представляет её на своём ложе, эти пышные груди, эти набухшие соски, как они трутся о его кожу, как зудяще ласкают… Он делает шаг, ещё шаг поближе, хочет даже дотронуться до груди, потрогать пальцем, хочет – но в чуме заплакал ребёнок, чужой ребёнок… или его? Летняя Роса улыбается, словно не слышит плача своего ребёнка, наверное, в чуме находится её мать, она покачает… Старушечье лицо и впрямь высовывается из чума и с недоумением взирает на странного гостя. Конечно, не сможет войти Режущий Бивень. Конечно, никак. Не сейчас. Он вдруг улыбается тоже – и пускай пялится старуха. Ему всё равно. Он уходит.
Опять он куда-то идёт не туда. Просто лёгкие ноги сами несут. Несут. Но куда? Будто он и не знает… На пути уже стоит девочка, показалась откуда-то – и улыбка охотника прячется сама по себе.
Маковый Лепесток не сходит с дороги. Он мог бы сам её обойти – но негоже мужчине уступать путь ребёнку. Почему она не любуется танцами? Пусть бы училась плясать вместе с другими… Снова она…
– Режущий Бивень! Если охотник испугался, что Маковый Лепесток будет жадной, как её мать…Она не будет такой! У неё другая душа. Скажи, отчего передумал… Не может охотник менять своих решений. Скажи…
Она запинается… всё равно она лучше вдовы. Всё равно. И она знает. Всё она знает. Всё-всё. Если б он мог сейчас сгрести её в охапку и утащить на своё хладное ложе. Если б он мог. Но ему даже нечего ей ответить. Ни слова. Просто обойти стороной. Он обходит, и ноги уже повернули в другом направлении, ноги уводят его прочь ото всех. Почти ото всех. Но не от себя. От девочки и от Летней Росы. Пускай девочка подрастает для кого-то другого. Пускай вдова кормит спокойно младенца. Он не станет её осквернять. Не ударится в непотребство. Не ошеломит старуху…
Маковый Лепесток кричит ему в спину, что никогда не станет наряжаться, как её отец. Ловко она подкараулила. Ловко. И он сам подошёл. Он ведь тоже искал её. Но уже поздно. Он не слышит обиженных слов.
Молодые женщины танцуют танец Лебеди. Выгибают шеи, изящно плывут по воде. Разгоняются. Взлетают ввысь. Смешиваются с лебединами из соседнего танца, соединяются в пары. Режущий Бивень всё это видел не раз. Он сам соединялся в подобную пару, но его лебёдушка теперь далеко. Так далеко, что никакой лебедин не долетит. Если только ему не помочь ударом копья.
В отдалении от танцоров между двумя большими кострами группа охотников шумно играет в кости. Из мамонтовых и носорожьих лопаток вырезаны круглые диски. На одной стороне каждого диска рисунок какой-нибудь птицы, на другой стороне нарисован какой-то зверь. Игроки не глядя достают диски из корзины и бросают их в специально вырытые ямки. А потом смотрят, какой стороной вверх те упадут. После каждого броска разражаются споры. Иногда вместо спора доносится дружный смех. Так и сейчас, когда Режущий Бивень подходит поближе, все игроки громко хохочут: «Воробей против льва. Ха-ха-ха!» Забросивший воробья Ходящий Один немного смущён, но всё равно улыбается вместе со всеми. В игре всяко бывает. Новый бросок – и на этот раз спор разгорается раньше, чем, кажется, кость успела упасть. Орёл или лев – кто сильнее? Никогда игроки не могут заранее договориться. Пёстрый Фазан заявляет, что лев не осилит даже черепахи, сломает зубы об её панцирь. Однако орёл поднимает черепаху высоко в небо и швыряет на скалы. Но Бегущий Кабан, самый страстный игрок, перекрикивает всех остальных. Этот уверяет, что не лев и не орёл, а три гиены подряд одолеют кого угодно, и льва, и орла. У него как раз выпали три гиены подряд, и он очень этим доволен, возбуждённо размахивает руками, даже показывает, как гиена скалит зубы на льва и как подпрыгивает за орлом. Но остальные не слышат Бегущего Кабана. Каждый из них утверждает своё. Одни ставят на льва, другие поддерживают орла. Медвежий Коготь заявляет медведя. Только за мамонта нет никого.
Режущий Бивень подошёл кстати. Медвежий Коготь предложил спросить мнение неиграющего, и спорщики потихоньку угомонились. Теперь Режущий Бивень должен их рассудить. Он окидывает быстрым взором разгорячённые лица, а затем, оглянувшись на треск большого костра, говорит:
– Что же неясного? При свете солнца сильнее орёл. А при свете костра лев пересилит любого.
Игроки замерли. Взвешивают чужие слова. Бегущий Кабан в недоумении вытаращил глаза:
– А как три гиены?
Режущий Бивень невозмутим:
– У гиен нынче нет вожака. Для Рыжегривого льва недостаточно трёх. Нужно четыре.
Он предъявляет четыре растопыренных пальца, и, кажется, с ним соглашаются. Все обратно притихли. Но Бегущий Кабан уже хочет забросить в лунку свою недостающую гиену, последнюю. Не глядя, как и положено, хватает из корзины костяной диск, быстро прицеливается, торопливо – все глаза устремились согласно с его рукой. Режущий Бивень незаметно отходит и не оборачивается на громкий ах за спиной. Бегущий Кабан, похоже, не смог забросить гиену. Выпало что-то другое. И по этому поводу разгорается новый спор вперемешку со всплесками хохота. Но Режущий Бивень уже далеко. Он идёт спать.
Однако трудно уснуть при таком шуме. Бурлит людское стойбище. Тонкие шкуры на стенах не способны отгородить. Всё ещё гремит музыка, всё ещё хлопают в ладоши женщины и притопывают ногами танцоры, всё ещё спорят спорщики. И всё ещё как будто мечется Липовая Ветка специально для него. Режущий Бивень уже представляет, как будет вздыхать и метаться Степная Лисица, когда он оттащит её… – но неистовый шум мешает сосредоточиться на приятном видении. Опять доносятся громкие споры, опять кричит Бегущий Кабан. Режущий Бивень вспоминает целиком ушедший день. И уходящую ночь. Он вдруг представляет себе, как стоит на позорной площадке, и как бьют по его голове длинной палкой – и из его рта брызжет кровь и сыплются зубы. Ведь любой смог бы его обвинить в непотребстве от имени племени. Любой. И как он мог так опуститься в нечестивых мыслях… Почему до сих пор не сошёлся с хорошей женщиной по обычаям, почему?..