Первостепь
Шрифт:
Вытачивать новое свёрлышко не очень-то хочется. Кропотливое дело. Просить у других инструменты не полагается. Стыдно. Значит, либо ему придётся отказаться от затеи с иголкой, либо он вынужден сделать сверло.
Подходящие камни остались возле чума. Режущий Бивень решает идти за камнями, но, по пути, завидев толпу, сворачивает. Что-то снова стряслось. Судя по зловещей тишине, повисшей над людьми, что-то необычно серьёзное.
Режущий Бивень обнаруживает прореху в людском кольце и протискивается в середину.
Бычий Пузырь сидит на невысоком камне. С его лица смыли кровь, но его глаза совершенно пусты. Его лицо одеревенело, впитав силу дубовой палки. Лекарь Умелый Камень кремневым ножом сбривает волосы с головы Бычьего Пузыря, обнажая кровавый пролом. Кремневый нож проходит по тёмным сгусткам крови, углубляется в рану, но Бычий Пузырь ничем не выказывает боли. Ему всё равно. Его душа бродит в смятении, а тело не умеет стонать само по себе. И не сможет тем самым
Сбрив волосы вокруг раны, Умелый Камень подтачивает на куске песчаника притупившийся нож. Убедившись, что лезвие способно снять стружку с ногтя, Умелый Камень вновь берётся за голову Бычьего Пузыря. Теперь он делает неглубокий надрез вокруг пролома и отгибает лоскуты кожи. После чего начинает пропиливать череп, выцарапывая канавку в кости. Старуха Болотная Выдра подаёт ему комок из толчёной зелени, которым он стирает сочащуюся кровь. Напитавшаяся кровью зелень отбрасывается в подставленную корзину, чтобы потом её выбросили за пределами стойбища для Белого Стервятника или ловкого коршуна. Умелый Камень углубляет пропил. Он пытается пропилить насквозь верхний свод черепа. Кость неприятно скрипит, многие зрители не в состоянии вынести этого жуткого звука, но никто не уходит, ни женщины, ни дети, ни, тем более, охотники. Режущий Бивень тоже ощущает, как сами собой сморщились его губы в болезненной ухмылке – его душа ведь при нём и она перенимает боль Бычьего Пузыря. Она и другие души людей. А телу Бычьего Пузыря всё равно. По-прежнему он глядит перед собой невидящими глазами, и ни один мускул не дрогнет на его бледном лице. Но вот его голова резко дёрнулась. Умелый Камень засунул палец в пролом и отломал кусочек черепа. Этот кусок падает в другую корзину, не в ту, что для крови. Его закруглят, просверлят дырочку и превратят в большую плоскую бусину. Если, конечно, Бегущий Кабан останется жив. Но пока для этого нет опасений. Умелый Камень впитывает обильную кровь тёмно-зелёным комком, а затем выламывает следующий кусочек черепа. Голова Бычьего Пузыря снова вздрагивает и дёргается, но уста безмолвны, а глаза всё так же пусты.
С другой стороны от пролома надпил недостаточно глубок, костяной свод не хочет обламываться. Умелый Камень подпиливает поглубже, счищает зеленью кровь и, наконец, выламывает два последних куска. Теперь на голове Бычьего Пузыря сверху зияет широкий овал, сквозь который просвечивается рубиновый мозг. Умелый Камень откладывает свой нож, достаёт из лежащей на земле сумки два округлых куска железняка и со всех сторон стукает ими вокруг головы Бычьего Пузыря. Неожиданно неподвижная голова дёргается вместе с каждым громким ударом возле неё. Хлипкие искорки обильно сыплются на толстую шею, и перепуганный злой дух наверняка выскакивает сквозь большую дыру наверху. Голова вновь замирает. Теперь Умелый Камень стучит железняками уже над головой, отгоняя злого духа подальше, а людскую толпу охватывает смятение. Женщины отодвигают за спины своих детей, мужчины ритмично взмахивают руками над своими головами и грозно рычат: «Ух! Ух!». Режущий Бивень тоже рычит и тоже машет руками, потому что бездомный злой дух может забраться в ноздрю или в ухо или проникнуть сквозь рот и запросто загноить другую голову. Но вряд ли достанет у того смелости противостоять стольким охотникам. Должно быть, убрался уже восвояси злой дух. Или засел в корзине с кровью, где его и накрывает крышкой Умелый Камень. Одна за одной опускаются руки мужчин. Дети снова выглядывают из-за материнских спин.
Умелый Камень отирает рану последним комком и моет руки в поданной плошке с водой. Вымыв руки, он потихоньку выливает воду из плошки на голову Бычьего Пузыря, смывая оставшуюся кровь и оттуда. Пробившийся из толпы шаман Еохор подаёт ему дубовый прутик. Умелый Камень, сосредоточившись, ломает прутик над кровоточащей раной, чтобы дуб забрал свою силу обратно и не оставил следов. Работа Умелого Камня закончена. Теперь уже Болотная Выдра залепляет рану кашицей из трав Силы, можжевеловых ягод и толчёной коры, которые успокоят не находящую места кровь.
Бычий Пузырь всё так же недвижно сидит, сросшись с валуном под собою. Чтобы он смог уйти, нужно вернуть его душу. Это дело шамана. Но, наверное, душа всё же вернулась сама, завидев бегство злого духа из раны, потому что едва шаман поводит растопыренными пальцами перед глазами Бычьего Пузыря, как тот вдруг моргает. Шаман что-то резко хватает правой рукой, подносит руку к своему рту, а затем наклоняется над головой Бычьего Пузыря и шумно выдыхает ему на макушку. Всё в порядке. Шаман надевает лёгкую шапку на голову раненого, которая не выпустит душу обратно, и тот теперь может идти.
Бычий Пузырь пришёл в Зимнее стойбище без жены. Потому его снова подхватывают под руки чужие женщины, две корявые старухи, на которых вряд ли позарится даже скверна. Люди расходятся. Теперь они могут выплеснуть свои сжатые чувства и обсудить происшествие. Умелый Камень – хороший лекарь. Горные братья расскажут об этом своему народу, слава степных людей возрастёт.
Режущему Бивню некогда зазря болтать. Он хочет успеть сегодня сделать иглу, чтобы завтра с утра
Люди проглядели, как быстро собрались тучи над стойбищем. Хлынул шустрый весенний ливень, путая планы. Планы Режущего Бивня, но не планы шамана. Небо поможет очистить землю. Еохор доволен, трещит под дождём, размахивая трещоткой, благодарит своих духов.
А Режущий Бивень отправляется спать. Что ещё ему делать? Львы тоже спят без просыпу, когда они сыты. Он – сыт.
****
Сосновый Корень каждую долгую ночь не может уснуть. Что-то случается днём, происходят события, такие важные при дневном свете – и такие пустые сейчас, в темноте одиночества.
Как раз так гибнет дерево. Крохотные жучки забираются под кору и неутомимо точат как будто бы крепкий ствол, а подземные скользкие черви поедают корневище. Жуки и черви великой тоски. Ведь люди приходят сюда для того, чтобы быть вдвоём. Они сговариваются об этом, возможно, ещё там, на полях счастливой охоты, но смутно помнят о своём сговоре. А когда остаются одни – вот тогда их корни по-настоящему грызут корнееды. Их душа теряется, и сны не приходят, потому что нечему приходить. Человек бесцельно шатается днями напролёт и выглядит внешне живым, но дерево тоже выглядит живым, даже когда весь его ствол выеден под корой и превратился в труху. Ведь покуда не разразится буря или могучий мамонт не возжелает поточить бивни – такому дереву стоять как ни в чём ни бывало.
Когда-то предки учили: не привязывайся, ни к чему не привязывайся, будь свободен, как облако в небе. И вот он свободен… Но куда его гонит ветер тоски?
Сосновый Корень перевернулся на подбитой травой лежанке, бывшей когда-то такой мягкой, и снова прикрыл глаза. И снова ничего не увидел. Лишь пустую тьму. Он полежал немного в этой тьме и вернулся обратно на прежний бок. На этом боку он услышал тоскливые завывания ветра и даже почувствовал, как поддувает снизу сквозь отошедшую шкуру. Видимо, придавливающий плоский камень повалился, как и всё прочее валится у Соснового Корня. Никто как будто этого не замечает. Но он-то сам знает. И его запропастившаяся душа.
Его жена, Игривая Оленуха, прожила вместе с ним всего одно лето. Зато какое… Если бы не было этого лета, он и теперь не подозревал бы печали… но если бы не было этого лета, как бы он узнал всю красоту этого мира, как бы он ведал – и с чем бы ушёл?.. Когда любимая женщина раскинулась под тобой, как мать-земля, и когда входишь в её раскалённое влажное лоно подобный небесному грому – тогда только мир останавливается по-настоящему. Тела совершают неистовый танец, а души сплетаются тоже и созерцают безбрежную силу прекрасных тел. Силу, которую они же и породили. Танец любви. Танец создания новой жизни. И всё плывёт перед ними в радужной дымке, колышется и благоухает. И души смеются от счастья. И пляшут вдвоём, сплетённые навек… А потом приходит разлука – и человек не может понять: почему, за что и зачем. Человек не может понять, а душа его молчит и прячется от него. Может быть, просто человек должен вырасти, может быть, рано он посчитал себя взрослым, легко охотиться в этой жизни вдвоём, но нужно уметь охотиться и в одиночку. Как дерево часто растёт в одиночку, и только услужливый ветер доносит ему далёкие поцелуи собратьев. А когда ветер утихнет, дерево остаётся одно. Как будто одно, хотя его корни в земле, а макушка упивается солнцем. Дерево помнит о своей стойкости. А человек забывает. Изнежился.
Сосновый Корень поднялся, присел. Потом вышел наружу, чтоб облегчиться. Ночной ветер обдал его запахом нечистот. Помойные ямы давно полны, людям пора покидать это стойбище, оставить мухам, навозным жукам и воспоминаниям. Пустым воспоминаниям, мешающим жить.
Бессонный охотник взглянул на небо. Редкие звёзды сдвинутся ещё на пару ладоней, и придёт утро. Странно. Ночью он ожидает утра. Утром ждёт вечера. А когда он – живёт? Кто мог бы сказать ему это?.. Никто.
Несколько раз он собирался сходить за помощью к шаману, да так и не собрался. Ведь заранее ясно, что скажет шаман. Раньше жить было тяжело, и выживали самые сильные. А теперь выживают и слабые, и они стали учить остальных своим правилам, привязались к женщинам, как грудные дети… Шаман обругает его, но разве сможет вернуть Игривую Оленуху? Её можно вернуть, наверное, если отправиться в поход, пойти выслеживать лесных людей, потом сразиться, стойко сражаться, совершить подвиг, ничего не бояться, ни на шаг не отступить и… Остальные потом принесут его тело с почётом, здесь закопают, здесь, недалеко от жены, но тело уже не будет иметь значения, потому что душа освободится и полетит, наконец, туда, куда хочется. Полетит к ней. Но она… Где она? Как она? Там ведь всё по-другому. И кто знает, как… Может быть, там свои заморочки. И опять он не найдёт своего счастья. Опять. Да и потом… Как он глянет в глаза своей женщине, когда оставил её, не сумел отвратить, не защитил, оплошал. Стоял поодаль и наблюдал исподтишка, тайком наблюдал, когда нужно было спасать, нужно было решительно действовать, а он?.. Он колебался, он ждал, он не мог решиться – и вот дождался. И теперь он будет глядеть в глаза своей слабости, а не в глаза Игривой Оленухи. А со слабостью – какая любовь? Никакая… Там, наверное, тоже так.