Первые нити паутины
Шрифт:
— У нас по семь камней, у меня и у брата, — сказала с гордостью в голосе и тут же горько добавила: — До инициации мы никому не были нужны. Дед, едва на нас глянув, отправил жить в общую комнату с клановыми слугами. Работать заставляли больше, чем взрослых, платили меньше, и заявляли, будто мы должны быть за такую милость благодарны. А потом, после инициации, мы вдруг оказались клану еще и должны! Но тут как раз вышел императорский декрет, и мы решили — хватит! Лучше поедем в столицу!
— А вас не планировали ввести в род? — я помнил, что при таком условии императорский приказ действовать
— До указа точно не планировали. Нас даже бастардами клана официально не признали, до сих пор в записях о рождении стоит только мамино имя.
Да уж. То ли мать этих двоих по какой-то причине не обращалась в клан за материальной компенсацией «обиды», то ли то, о чем рассказывал мне Хеймес, работало только на территории, принадлежащей аль-Ифрит, и не являлось универсальным законом для всей Империи.
— Да и после указа вводить нас в род тоже не собирались, — продолжила Кора. — Когда я узнала про новый закон, то пошла к деду, но он лишь хмыкнул пренебрежительно и сказал, что нам «найдут применение», — на последних словах ее голос зазвенел от сдерживаемого гнева.
Местность становилась все более гористой, а когда дорога завела нас на очередной холм, самый высокий из всех, что мы проехали, с него открылся вид на столицу.
Я остановил коня, изучая лежащий вдали город.
Я ведь уже видел его — с другого ракурса, но видел. Те образы, которые пришли ко мне в храме в Броннине, когда я коснулся рун на фреске, показывали именно столицу. Я помнил эти мощные крепостные стены, этот рисунок башен над ними вдали…
Но чего я точно не помнил, так это того, чтобы поля перед крепостными стенами были покрыты шевелящимся человеческим ковром. Тысячи тонких струек дыма поднимались от невидимых с такого расстояния костров. Кое-где я видел палатки и на скорую руку сделанные хижины. И несколько десятков воинов — часть верхом, часть пешие — стоящие или медленно двигающиеся туда-сюда по императорскому тракту, пересекающему человеческое море пополам и ведущему к главным городским воротам.
Вскоре остальные из отряда остановились рядом со мной. Я повернулся к ним, выбирая, кто мог знать, что там внизу происходит, и остановился на телохранителях жреца. Сам жрец, находясь в Броннине, мог быть и не в курсе, что это за люди поселились у входа в столицу.
— Кто они такие? — с некоторым недоумением повторил мой вопрос один из Достойных Братьев, проследив за тем, куда я указывал. — Естественно, беженцы из уничтоженных кланов. Из тех самых, которые пали под натиском демонов в начале этого лета.
— В «Вестнике Императорского Двора» они никогда не упоминались, — пробормотал я. — Столько людей — и ни одной, даже самой крохотной статьи о них.
По мере того как мы спускались с холма и приближались к огромному импровизированному лагерю, жалкая картина человеческого существования в нем становилась все более отчетливой. Куда бы я ни смотрел, видел лица — усталые, бледные, с запавшими щеками. Потухшие глаза. Со всех сторон доносились запахи давно немытых тел и пропитанной старым потом одежды. При этом то здесь, то там я видел то, что можно было назвать «остатками былой роскоши» — осколками прежней жизни, которые эти люди сумели унести с собой.
А еще дети. Здесь было так много детей, более грязных и худых, чем взрослые. Некоторые из них пытались играть — куклами, сделанными из соломы и веревок, воображаемыми мечами из веток, кусочками коры, которые должны были обозначать лодки и корабли…
Насколько далеко по обе стороны от ворот тянулось это жалкое поселение? Сколько людей здесь было? Несколько десятков тысяч? Или еще больше?
— Почему они здесь? — я повернулся к телохранителю жреца.
— У кого были родственники в других кланах или вольных землях, отправились к ним, — отозвался тот. — А сюда пришли все те, кому деваться было некуда. Вокруг столицы стоит несколько защитных контуров, здесь относительно безопасно.
— Нет, я имею в виду — почему им не выделили землю, не помогли построить новые дома? Почему они уже три месяца живут вот здесь, вот так?
Мне казалось, что мои вопросы были логичны и разумны, но телохранитель уставился на меня с таким видом, будто я заговорил на чужом языке. Потом гоготнул.
— Ну спросите у императора, почему.
Я перевел вопросительный взгляд на жреца.
— У его величества явно другие планы на то, как следует тратить средства из императорской казны, — сказал тот своим привычным дипломатичным тоном.
— Да-да, — присоединился к разговору второй телохранитель. — Совсем другие планы. В прошлый раз, насколько помню, этими планами были грудастые двойняшки из клана Шен. В позапрошлый — молодая вдовушка главы Гильдии Ата. А два месяца назад — фигуристая купчиха из Золотой Слободы. Очень-очень важные планы.
Наступило молчание. Ни второй телохранитель, ни Благая Сестра, ни жрец не сказали ничего, что опровергало бы только что сказанное. Значит, император тратил средства из казны на многочисленных фавориток вместо того, чтобы помочь своим подданным.
— Ясно, — сказал я после паузы. — А что Церковь?
Вопрос будто ушел в пустоту, потому что мне никто не ответил.
— Церковь ведь богата, — продолжил я, не дождавшись никакой реакции. — И влияния у нее, наверное, больше, чем у всей императорской семьи. Почему Церковь не помогла этим несчастным?
— С какой стати Церкви им помогать? — после паузы бросил второй телохранитель, тот самый, который перечислял императорских любовниц. — Церковь не вмешивается в дела кланов.
— Но это ведь не дела кланов, — сказал я, хмурясь. — Это ведь часть того, зачем Пресветлая Хейма вообще создала Церковь.
— О чем вы говорите, Рейн? — Теаган спрашивал меня вроде бы обычным спокойным тоном, но в его позе я заметил то напряжение, которое уже видел во время нашего последнего разговора в Броннине.
— «Высшая цель — выживание человечества», — процитировал я слова, которые вновь и вновь повторялись на всех фресках храма. — «Высшее благо — процветание человечества». Так ведь? И вот они, — я повел рукой, показывая на тысячи беженцев, — они часть человечества. Разве Церковь не должна заботиться в том числе и об их выживании и процветании? Сколько из них умрет от холода и голода, когда начнется зима? Сколько ожесточится и вернется на земли, теперь кишащие демонами, и станет шибинами, лишь бы избежать смерти?