Первый дон
Шрифт:
Чезаре тоже не мог заснуть: разговор с Лукрецией тяжелым камнем лежал на сердце. Узнал, что Папа уже удалился в свои покои, но счел необходимым все-таки переговорить с ним.
Папа сидел за столом, читал и подписывал бумаги, которые подавали ему два секретаря. Увидев Чезаре, Папа тут же их отослал, обнял сына. Чезаре оставалось только удивляться кипучей энергии отца. В камине весело потрескивали горящие поленья.
Папа уже переоделся ко сну. Длинный шерстяной халат, богато расшитая шелковая ночная рубашка, которая, по его убеждению, сохраняла тепло тела и уберегала от малярийных ветров Рима. На голове — маленький, цвета рубина, берет. Александр частенько говорил, что, появляясь на публике, ему приходится выставлять напоказ богатства церкви, зато, отправляясь спать, он, по крайней мере, имеет право одеваться, как простой крестьянин.
— И чем моя дочь делилась со своим любимым братом? — спросил Папа. — Жаловалась на мужа?
Чезаре уловил иронию в голосе отца. Однако его удивило, что Александр знал, что тяготило Лукрецию.
— Она с ним несчастлива, — ответил он.
Александр ответил после короткой паузы:
— Должен признать, меня тоже уже не радует замужество моей дочери. Политически оно не оправдало надежд, — похоже, Александр даже обрадовался возможности обсудить этот вопрос. — Что нам толку от этого Сфорцы? Мне он никогда не нравился, солдат из него никудышный.
И Мавр не представляет для нас никакой ценности. Вертится, как флюгер, доверять ему нельзя. Да, конечно, мы должны с ним считаться, в Святой лиге он играет не последнюю роль. Но его поведение непредсказуемо. И мы обязаны принимать во внимание чувства твоей сестры. Ты согласен?
Чезаре подумал о том, как порадуется его сестра, и улыбнулся. Он будет ходить у нее в героях.
— И что нам надо сделать?
— Король Фердинанд попросил меня наладить самые тесные отношения с Неаполем. Да, Хофре женился на Санчии, и теперь мы представлены в королевской семье.
Но боюсь, для нас это скорее минус, чем плюс… — Папа улыбнулся, прежде чем продолжить. — Но мы можем компенсировать урон новым браком.
Чезаре нахмурился.
— Отец, что-то я тебя не понимаю.
Глаза Александра блеснули, новая, только что возникшая идея, похоже, представлялась ему все более привлекательной.
— Брат Санчии, Альфонсо. Чем не пара для нашей Лукреции? Конечно, Сфорца обидятся, но тут есть о чем подумать. Скажи сестре, что я рассмотрю возможность ее развода с Джованни.
Александр поднялся из-за стола, подошел к камину, шевельнул поленья кочергой, лежавшей на каменном полу. Повернулся к сыну.
— Чезаре, ты понимаешь, что мы должны контролировать Папскую область? Наместники жадны и воинственны, постоянно воюют друг с другом, ставят под сомнение непогрешность Папы, грабят и подавляют наших подданных. Мы должны призвать их к порядку.
— У тебя есть план? — спросил Чезаре.
— Короли Испании и Франции объединяют территории под эгидой центральной власти. Мы должны сделать то же самое. Это необходимо и для народа, и для папства.
Но мы должны заниматься этим и ради нашей семьи. Если мы не создадим контролируемого Борджа объединенного государства, которое заставит местных царьков признать власть Рима и Папы, тебе и всем остальным будет грозить смертельная опасность, — он помолчал.
— Нам нужны мощные крепости, — решительно заявил Чезаре. — Чтобы держать в узде местных выскочек и останавливать иностранных агрессоров, которые зарятся на наши территории.
Александр молчал, погруженный в раздумья.
Чезаре склонил голову.
— Я в полном твоем распоряжении, отец. Я — кардинал церкви.
Александр заговорил, лишь усевшись в любимое кожаное кресло:
— Мне не надо объяснять тебе, какие опасности ждут вас, если я умру и на мое место выберут делла Ровере.
Я даже не хочу думать о том, что может случиться с твоей сестрой. Ад Данте покажется раем в сравнении с участью, которая выпадет ей…
— Отец, зачем ты мне это говоришь? — прервал его Чезаре. — Нам еще рано дрожать от страха, потому что ты еще даже не начал делать добрые дела, которые ждет от тебя церковь. Я уверен, что ты проживешь еще много лет.
Александр понизил голос.
— Независимо от того, жив я или мертв, полностью доверять ты можешь только двоим. Первый из них — дон Мичелотто…
— Для меня это не сюрприз, отец, твоя привязанность к нему ни для кого не осталась незамеченной. Я и так ему доверяю, с самого детства, — он помолчал. — Однако его жизнь для меня загадка. Я никогда не спрашивал тебя об этом, отец. Как получилось, что уроженец Валенсии оказался при дворе Папы?
И Александр рассказал ему историю Мигуэля Корельо, теперь известного как дон Мичелотто.
— Но он также известен и как Душитель.
— Да, сын мой, — кивнул Александр. — Его прозвали Душителем, но он куда более многогранная личность. Он — опытный военачальник, отчаянный боец и, что самое важное, готов умереть, защищая нашу семью. Поэтому не следует видеть в нем только убийцу. Он заслуживает абсолютного доверия.
— А кто второй? — спросил Чезаре.
— Дуарте Брандао. О нем я могу рассказать тебе очень мало. Много лет тому назад его захватили в плен и привели ко мне, когда я послал за переводчиком с английского, а моего найти не смогли. Его сильно избили, когда брали в плен, и он клянется, что не может вспомнить своего прошлого.
— И с тех пор ты держишь его при себе? — спросил Чезаре.
Александр погрузился в воспоминания.
— Впервые я увидел его грязным и оборванным. Собственно, он ничем не отличался от других узников подземелья. Второй раз он появился передо мной помытым и приодетым. И что-то в нем напомнило мне Эдуарда Брэмптона, крещеного еврея, который верно служил королю Англии Эдуарду Четвертому. Я видел его только раз, давным-давно, но он остался у меня в памяти, первый еврей, возведенный в рыцари. Потом он служил брату короля Ричарду Третьему, которого, как ты знаешь, убили люди Генриха Тюдора. Брэмптон сражался за Эдуарда Четвертого на суше и на море и практически спас английский флот для Ричарда Третьего. Брэмптон исчез из Англии аккурат в то время, когда в Рим привезли пленника Дуарте Брандао. Тюдоры убили бы его, если б поймали, и даже теперь встреча с агентами Тюдоров чревата для него смертью.