Пёс Дождя
Шрифт:
Рикки криво усмехнулась и, махнув рукой в сторону душевых, бросила:
– -Хорошо. Мойся. Один. Как хочешь.
Йоки прошел мимо неё. И уже на пороге душевой, ему в спину долетели ехидные слова:
– -Наверное, на свидание опаздываешь?
Орк замер с поднятой ногой. О том, что Рикки может интересовать, куда он уходит каждый Шестой день, после наряда, он уже думал. Но так и не смог принять никакого решения, не будешь же сам рассказывать, что у тебя какие-то странные отношения с хумансийкой сложились. Тем более глупо рассказывать о беседах через стену. Беседах, в которых неожиданно для него самого он смог разговаривать на такие темы, что и наедине с собой не всегда рискнешь затронуть. А тут... Попробуй рассказать о том, чего сам не понимаешь!
– -Прямо бы сказал, что боишься рядом быть. А то сбегаешь, как трус последний!
– зло выкрикнула девушка.
Йоки молча
На миг ему показалось, что в комнате кто-то плачет. Рикки?
"Рикки - боец" - напомнил орк себе, отгоняя глупую мысль.
"Бойцы не плачут - бойцы огорчаются" - донесла память хриплый голос мастер-наставника Ровендейлской Школы Трира.
"Рикки такой же боец, как и ты!" - напомнил он себе, становясь под раструб душа, чем-то похожий на старинный огневик.
"Может, даже лучше, чем я!" - согласился орк сам с собою, поворачивая рычажок крана.
Лавина ледяной, пахнущей снегом, воды обрушилась на орка миллиардами колючих капель. Струя воды грохотала, заглушив своим шумом все звуки мира. В том числе и призрачный звук рыданий, которых не могло быть.
III
Ледяной дождь оборвался, уступая место теплому воздуху прогреваемой полуденным солнцем казармы. Орк растирался жестким, только что из прачечного короба, полотенцем. Плотная ткань приятно поскрипывала по чистой коже. Он провел ладонью по голове - подросшие волоски остро кольнули кожу.
"Завтра надо будет устроить головочистку," - напомнил себе Йоки, натягивая чистый, ещё пахнущий свежестью стиральной пасты, комбинезон.
Обтягивающая, как вторая кожа, ткань привычно заставила подтянуться. Чтобы не говорил Борхи про то, что солдат - это всегда солдат, не важно в форме он или в натуральном виде, но форма придает ответственности. Зашнуровав бутсы, он передернул плечами, будто поправляя какой-то сбившийся мускул. Довольно ощутив в себе потерянную было решительность, орк туго затянулся ремнем. Подмигнув веселому черепу на пряжке, он, отбросив все лишние мысли, вышел из душевой.
Первое что он увидел, перешагнув порог санитарного узла, была скомканная, валяющаяся возле самой двери рабочая роба.
– -А что это...
– начал Йоки и, не окончив фразу, смолк, задохнувшись.
Рикки сидела на своей кровати окруженная черным облаком пушистых волос. Увидев Йоки, она лениво потянулась, будто диковинная зеленая пантера и словно догадавшись, о чем был недосказанный вопрос, объяснила:
– -Я тут подумала, что стесняться друг друга смешно, не хумансы все же. А роба так воняла...
– она скорчила брезгливую гримаску, будто иллюстрируя, как воняла злосчастная одежда, - ... в общем, дай, думаю, приму воздушную ванну!
– объяснила девушка.
Он глядел на длинные, блестящие синеватой тьмой, волосы девушки. Когда-то ему потребовались все его невеликие дипломатические способности, чтобы убедить Энрике не сбривать подобную красоту подобно всем остальным бойцам Школы. Не так-то легко, оказалось, убедить упрямую девчонку не расставаться с её косой. Наверное, тогда впервые он был неискренен с Рикки. Не мог же он прямо сказать ей, что ему просто нравятся её роскошные волосы? Это было бы глупо до хумансизма. Командиру нет дела до красоты его бойцов. Коса же - помеха в бою, за неё может схватить противник, уход за волосами отнимает столь важное, порой, время... Все эти доводы мрачно привела ему Энрике, явно спеша наконец-то привести себя к общепринятым стандартам старших курсов. Соблюдая традиции, она была вынуждена носить длинную прическу, подобающую девушке. Устав Школы не признает деление курсантов на мужчин и женщин, но он же и не отменяет более древних традиций. В незапамятные времена мудрецы Оркеса решили, что волос женщины должен быть так же долог, как её разум... "Империя держится на традициях, соблюдать которые почетная обязанность каждого гражданина" - не только фраза Билля о Правах... Это правило к руководству любому орку, даже Император соблюдает древние правила мудрецов-основателей Империи. Одно время Рикки слегка посмеивалась над мальчишками, с показной гордостью хвастаясь тем, что ей приходится заниматься столь ответственным делом "гражданского значения", как уход за собственными волосами, недоступным для бритоголовых мальчишек. Но после того, как она стала бойцом, подобные традиции больше не касались её. Ещё более древний закон, гласящий, что главное правило бойца - это целесообразность, вступил в силу. Тогда, глядя на узкую, угрожающе сверкающую полоску бритвы, что приближалась к копне волос Рикки, Йокерит не думал о целесообразности,
Знакомое ощущение переполнило орка. Чувство беспомощности перед непонятной женской властью неприятно отдалось внизу живота. Орк поймал золотистый, хитрющий, будто у снежной лисицы, взгляд. И почувствовал, как холодная волна поднимается откуда-то из темных глубин сознания, знакомая неприятная волна. Первый раз он ощутил это чувство там, в безвозвратно ушедшем детстве, когда растерянно глядел на обугленное, почерневшее деревце, которое отец посадил возле их дома в честь рождения своего первенца - его, Йоки, рождения. Чувство, от которого сжимается комком что-то внутри (может, та самая душа, о которой так часто упоминал Лоэн-гуру), чувство, заставляющее холодеть пальцы, сжиматься горло, чувство злой до бессилия ярости. Чувство, стоившее жизни тому несчастному глупому коту, который был разорван ударом ещё не окрепших когтей Йокерита рядом с жалкими перьями сожранного тем котом голубя. Их голубя! Голубя, которого приманила крошками умница Рикки, голубя, который стал их птицей. Они таскали ему кусочки хлеба... Он был их тайной, у него было имя. В тот миг, когда Йоки увидел останки их Гонзо, а рядом довольно облизывающегося кота школьного садовника, то чувство ледяной ярости вернулось. И довольно облизывающийся рыжий котяра, с сизыми перышками, прилипшими к наглой морде, перышками, что ещё недавно были стремительной птицей, получил беспощадный удар лапой с выдвинутыми когтями... Потом Йоки плакал, рыдал в укромном уголке от щемящей жалости к несчастному голубю, от осознания бессмысленности своего поступка - ведь смерть кота не вернет Гонзо, от собственного бессилия, невозможности ничего изменить и от ярости из-за этой слабости, ярости, бушующей подобно вулкану и не желающей раствориться в памяти. Наверное, в тот день он плакал последний раз в жизни, ведь бойцы не плачут. А он боец.
Глядя сейчас на Рикки, которая призывно смотрела на него озорными глазами цвета расплавленного золота, хитро блестящими сквозь паутинку сбившейся прядки, он почувствовал, как горячую волну желания встречает ледяной айсберг гнева, подпитанный злой обидой. Холодное бешенство пульсировало в висках, замораживая внутренний жар. Глядя на улыбающуюся девушку, столь уверенную в своей неотразимости и совсем не желающую понять, что им нельзя быть вместе. Нельзя здесь и сейчас. Неужели она не понимает, как тяжело ему даются их ровные, согласно Уставу, отношения? Не понимает, как трудно держать тело в когтях разума, когда всё внутри замирает сладкой памятью о тех часах, сжатых в мгновенья, когда они были вместе?
"Она всё понимает" - холодная мысль звучала спокойно и равнодушно.
Такие мысли обычно приходят на татами, во время поединка, на стрельбах или в моменты неудач. Но не сейчас же, когда рядом красивая девушка и их разделяет всего несколько шагов. Орк сделал шаг.
"Клятва" - скучно напомнил он себе.
Он сделал ещё шаг, встречая ликующий взгляд наполненных лучистым сиянием глаз.
– -Встать!
– тихо приказал орк.
В глазах девушки застыло изумление. Прав господин Йофф, говорящий, что глаза - это зеркало сознания и надо уметь их тушить. Сейчас в глазах Энрике легко читалось изумление, непонимание... Обида?
– -Смирно!
– зло скомандовал орк.
Рикки смело с койки, будто пожелтевший листок холодным, осенним ветром. Йокерит глядя на вытянувшуюся перед ним, ещё более соблазнительную в своей обнаженности, фигурку, чувствовал, как больно скребущее сознание решение рождалось в нём. Он командир, а значит, отвечает за своих бойцов, и значит, самые тяжелые решения принимать ему. Решение пришло, оно было болезненным, но верным. Единственно правильным, любое другое разрушит всё, а в первую очередь жизнь и мечты этой, желанной как никогда, девчонки.