Пещера Лейхтвейса. Том второй
Шрифт:
С этими словами он увел с собой Редвица. На лестнице они встретили хозяина «Пламенной звезды» и торопливо рассказали ему о том, что случилось.
— Это невозможно! — воскликнул добродушный хозяин. — Как может произойти такое преступление в моем доме? Правда, сегодня, по случаю свадьбы, сюда приходило и уходило столько народу, что невозможно было каждого из них осматривать, кто он такой! Но похитить живого человека, унести его, как тюк товара… воля ваша, господин Зонненкамп, я не могу этому поверить…
— Тем не менее это так, — произнес франкфуртский негоциант глухим голосом, — а теперь пойдемте с нами: через несколько минут в Тешене не хватит стольких людей, сколько нам понадобится.
Как был, без шляпы, хозяин «Пламенной звезды» последовал за двумя подавленными горем мужчинами; идя рядом с ними, он не переставал бормотать про себя:
— Я разорен, все мое дело рухнет, если это ужасное подозрение оправдается.
Ни Редвиц, ни хозяин не знали, куда их ведет Зонненкамп, но тем не менее слепо следовали за ним. Через несколько минут они уже были на рыночной площади Тешеня, и тотчас же Зонненкамп устремился в церковь, в которой должно было состояться венчание Гунды.
Какие чувства волновали душу Редвица, когда он рядом с тестем переступил порог храма Божьего? Какая разница была между действительностью и его недавними мечтами! Он уже чувствовал руку Гунды, он уже видел, как вводит горячо любимую девушку в храм и подводит ее к алтарю.
А теперь, лишенный надежды, со смертельным страхом и мукой в душе, он входит в церковь рядом с отцом своей возлюбленной, а она сама, его Гунда, похищена, увезена!
Все места в церкви были заняты; даже на ступеньках, ведущих к старому порталу, толпился народ. Когда присутствующие увидели Зонненкампа и Редвица, шедших быстрыми, торопливыми шагами, в толпе пронесся шепот удивления и разочарования.
— Возможно ли, чтобы отец и жених бежали пешком, тогда как для них приготовлены лучшие тешенские экипажи? Это неспроста… Должно быть, что-нибудь случилось?.. Может быть, несчастье… — Любопытство публики было велико. Зонненкамп шел не оглядываясь и не отвечая на сыпавшиеся на него вопросы. Увлекая за собой Редвица, он быстро прошел между рядами ожидавшей свадьбы толпы и поднялся к алтарю. Тут уже стоял священник в ожидании жениха и невесты. Несметное количество зажженных свечей озаряли церковь; множество цветочных гирлянд тянулись от наружного входа к алтарю; весь пол был усыпал розами и представлял душистый ковер.
— Что случилось? — спрашивали все в толпе. — Что должно произойти? Свадьба это или народное собрание? Почему богатый иностранец хочет говорить с тешенскими жителями? Почему он так бледен? Должно быть, случилось что-нибудь особенное, необыкновенное…
Зонненкамп обменялся несколькими словами со священником. Затем повернулся к толпе и поднял руку в знак того, что желает говорить. Воцарилась мертвая тишина, и глухой шепот, который только что пробегал по толпе, подобно рокоту морских волн, сразу смолк.
— Друзья мои, — заговорил Зонненкамп громким, звенящим от волнения голосом, — прошу минуту внимания: я должен сообщить очень печальное известие. Я позволил себе сейчас назвать вас своими друзьями, хотя с большей частью из вас лично незнаком. Вы собрались здесь, чтобы торжественно отпраздновать вместе со мной семейное событие; многих из вас не устрашила даже дальняя дорога, и вы прибыли сюда украсить своим присутствием праздник моей дочери. Вы ожидали увидеть счастливую невесту и жениха, присутствовать при трогательном обряде, когда многоуважаемый служитель церкви вложит одну в другую руки двух влюбленных в знак того, что с этой минуты они должны до конца дней своих принадлежать друг другу. Но вместо радостного праздника, друзья мои, вы присутствуете при страшном несчастье, обрушившемся на меня и на мой дом. Свадебный день моей дочери, вероятно, превратится в день ее смерти.
Толпа дрогнула. Присутствующие не могли больше сдерживать своего возбуждения. Как огненный поток лавы, полились к Зонненкампу выражения сочувствия и соболезнования. Затем снова наступила тишина. Всем хотелось услышать разъяснение загадочных слов, сказанных им, и он не заставил себя ждать.
— Я буду краток, друзья мои, — продолжал Зонненкамп, — потому что минуты дороги. Моя дочь сделалась жертвой преступления, достойного проклятия. Случилось нечто такое, что до сих пор вряд ли имело место в истории этого города. Нечто до того чудовищное, что можно принять произошедшее за волшебную сказку. Но, к сожалению, это — печальная, ужасная действительность, которой глубоко поражено мое сердце. Моя дочь похищена. Из комнаты, в которой она одевалась к венцу, ее унесли, предварительно усыпив и лишив сознания.
— Ужасно!.. Неслыханно!.. Могло ли совершиться такое преступление в нашем городе? Это позор для Тешеня. Это пятно останется вечно на нем. Мщения! Мщения!..
Так кричала толпа, перебивая друг друга. В то же время тысячи кулаков поднялись, угрожая неизвестному преступнику. Но франкфуртский негоциант движением руки снова заставил толпу умолкнуть.
— Не мщения, друзья мои, а помощи просит у вас отец, полный отчаяния, и жених, у которого похищено счастье его жизни. Мы стоим здесь у алтаря и обращаемся к вам с мольбой: помогите нам найти дочь и невесту. Есть надежда, что негодяй еще не покинул со своей жертвой город и его окрестности.
Затем Зонненкамп торопливо описал человека, который вышел из дома с мешком за спиной и, без сомнения, находится в связи с участниками заговора.
— Большой, широкоплечий, — описал он, — с длинной, кудрявой, темно-русой бородой. Особых примет я не могу вам дать, мои друзья; и теперь прошу — пустимся в погоню за этим мерзавцем, и если благословение Божие будет с нами, оно приведет наше преследование к успешному концу. Того, кому удастся поймать похитителя моей дочери, я вознагражу по-королевски. Десять тысяч талеров я отсчитаю ему на месте. Но это еще не все. До конца своей жизни я буду считать себя обязанным ему.
После этого толпа кинулась к выходу из церкви, как могучий поток. Стены храма огласились проклятиями, посыпавшимися из уст честных тешенцев на голову похитителя. Однако силы Зонненкампа истощились. Видя, какое горячее участие приняло в его беде население Тешеня, потрясенный всей этой историей, он едва устоял на ногах, зашатался и упал бы со ступенек алтаря, если бы Редвиц не подхватил его.
— Ради Бога, отец, — воскликнул Редвиц со слезами, — ободрись!.. Не падай духом. Мы должны собрать все наши силы. Ведь еще не вся надежда потеряна.