Пещера Лейхтвейса. Том второй
Шрифт:
— Сын мой, — ответил Зонненкамп подавленным голосом, — я сам подал тебе надежду на спасение Гунды, стараясь возбудить твое мужество и понудить самого себя сделать теперешнюю отчаянную попытку, но сам я не верю в счастливый результат ее. Здесь, в этой местности, очень легко запрятать человека. Негодяю стоило только добраться со своей жертвой до гор, где в бесчисленных ущельях и пещерах не составит особенного труда спрятать ее и безопасно продержать бесконечно долгое время. Если даже мы действительно разыщем Гунду через несколько дней живою или мертвою, то вопрос еще, в каком состоянии она вернется к нам.
— Ни слова… ни слова больше, отец, — воскликнул Курт, — иначе это меня с ума сведет!
— Одну минуту, господа, — произнес в эту минуту чей-то голос рядом с Зонненкампом, — прошу минуту вашего внимания, оно теперь крайне необходимо.
Человек с энергичным лицом, обрамленным густой белокурой бородой, внезапно появился перед Зонненкампом и Редвицем.
— Я полицейский Тешеня, — представился он им. — Меня зовут Эрвин Вальдау, и можете поверить мне, милостивые государи, что я до глубины души сожалею и соболезную, что в нашем городе могло совершиться такое гнусное преступление. Описание преступника, которое вы, господин Зонненкамп, сделали хозяину гостиницы, навело меня на мысль, от которой я не могу отделаться… Я отправился в ратушу, где находится мой участок, и взял вот этот портрет, сделанный по моему заказу здешним живописцем. Личность, изображенная здесь, уже давно дает работу полиции Тешеня так же, как и соседнему местечку Баден-бах, расположенному на прусской территории. Взгляните, господа, на этот портрет и сообщите мне, похож ли на него мнимый крестьянин, унесший из гостиницы «Пламенная звезда» мешок, в котором, по предположению, находилась барышня?
С этими словами чиновник полиции вынул из кармана сверток, развернул его и поднес к глазам Зонненкампа и Редвица. На листе пергамента масляными красками, довольно талантливо был нарисован портрет плохо одетого молодого человека с загорелым лицом, обрамленным длинной, темно-русой бородой. Едва Зонненкамп и Редвиц взглянули, как у них вырвалось единодушное восклицание:
— Да, да! Это он, похититель Гунды!
— Я могу это с уверенностью подтвердить, — сказал фон Редвиц, — так как пока я обменивался с ним несколькими словами, мне бросилось в глаза его интеллигентное лицо, не соответствующее его одежде.
Чиновник снова свернул портрет и положил его в карман.
— Милостивые государи, — произнес он голосом глубокого сожаления, — барышня попала в очень скверные руки, и я должен предупредить вас, что поймать этого мошенника будет крайне трудно. Человек, изображенный на портрете, хорошо знает все ходы и выходы в горах, и ему нетрудно скрываться целыми неделями и месяцами, если только он не предпочтет перейти со своей жертвой через границу, в Саксонию. Это Гаральд, Король контрабандистов, которого власти в продолжение многих лет не могут захватить в руки, несмотря на всю их бдительность.
— Я почти так и думал, — проговорил Зонненкамп, болезненно звучавшим голосом, — что это не случайный преступник, а личность, мастерски владеющая своим преступным ремеслом. Иначе та, которая взяла его себе в помощники и соучастники, не доверилась бы ему.
— Не позволите ли вы мне теперь, милостивые государи, удалиться, — проговорил полицейский чиновник. — Я должен сделать необходимые приготовления. К сожалению, по случаю войны мы не располагаем достаточной военной силой, которую можно направить в погоню. Но все-таки я соберу всю пограничную стражу и с нею отправлюсь в горы. Может быть, нам удастся напасть на следы контрабандиста, и горе ему, если он на этот раз попадет нам в руки.
Эрвин Вальдау раскланялся и удалился.
У входа в церковь толпилось множество любопытных граждан, которые поджидали Зонненкампа. Священник пал на колени перед образом святой Девы Марии и умолял ее, чтобы она своей божественной милостью вернула несчастную похищенную девушку в объятия отца и жениха. Зонненкампом овладела такая слабость, что он опустился на ступени алтаря и лежал на них, удрученный и как будто состарившийся за последние часы на десять лет. Редвиц тщетно старался утешить отца своей возлюбленной, у него самого не было ни малейшей надежды, особенно теперь, узнав, что Гунда попала в руки человека, хозяйничавшего в горах, как в собственном кармане, которому было легко избегнуть преследования, хотя бы в нем приняло участие все окрестное население.
В это время из-за колонны вблизи алтаря выступила высокая мужская фигура. Человек этот, в костюме простого ремесленника, казалось, пришел посмотреть на знатную свадьбу. Глаза его выражали глубокое сочувствие и участие обоим постигнутым горем людям. Медленно подошел он к Зонненкампу и положил руку на его плечо.
— Андреас Зонненкамп, — проговорил он, — взгляни сюда, отбрось скорбь и печаль: твоя дочь снова вернется в твои объятия.
Зонненкамп поднялся. Кто был человек, утешавший его и с такой уверенностью вливавший в его душу надежду? Кто бы мог так просто и спокойно утверждать, что ему удастся вырвать Гунду из рук злодея? Но едва он взглянул на того, кто стоял перед ним, слегка улыбаясь, как невольно отскочил, точно увидел привидение.
— Лейхтвейс, — тихо пробормотали его губы. — Генрих Антон Лейхтвейс?! Ты ли это?
— Да, это я, господин Зонненкамп, — ответил разбойник, — и, кажется, не слепой случай привел меня в Тешень как раз в то время, когда над вами разразился такой тяжелый удар. Я объясняю себе это как указание Господа, перед которым все мы должны преклониться, который, нанося рану человеческому сердцу, тут же посылает ему и исцеление.
— Лейхтвейс! — вырвалось у Зонненкампа посреди рыданий.
Появление разбойника привело его в невыразимое возбуждение и лишило всякого самообладания.
— Раны, полученные мною сегодня, не заживут, пока Господь не возвратит мне моего несчастного ребенка.
— Он сделает это, господин Зонненкамп, твердо надейтесь на это: он сделает это, избрав меня своим орудием. Я с моими людьми отправлюсь в погоню за злодеем. И если это действительно контрабандист, который знает все горные дороги и тропинки, то ему придется померяться силами с Генрихом Антоном Лейхтвейсом. Хотя я и чужой в этом краю, но так привычен к горам и лесам, что мне будет нетрудно найти следы похитителя.
— Лейхтвейс, — проговорил Зонненкамп, схватив обе руки разбойника и крепко пожав их. — Лейхтвейс, ты возвращаешь меня к жизни. Да, если кто может вернуть мне Гунду, то это только ты.
— Я могу и хочу этого, господин Зонненкамп, — ответил разбойник. — Не будем же терять времени. Идите в гостиницу и отдохните. Доверьте мне преследование похитителя вашей дочери. Генрих Антон Лейхтвейс отнимет у него добычу.
С этими словами Лейхтвейс хотел удалиться, но чья-то рука удержала его.
— Еще минуту, — воскликнул Редвиц, взглянув на разбойника, — вы не должны препятствовать мне следовать за вами, я жених ее! Негодяи вырвали сердце из моей груди, разлучив меня с Гундой. Моя обязанность — посвятить свою жизнь спасению любимой девушки. Я иду с вами, Лейхтвейс, и буду сражаться около вас, если это будет нужно.