Песнь хлыста
Шрифт:
Их голоса постепенно удалялись в направлении дальнего крыла конюшни, и Кид повернул ключ в замке задней двери стойла. Тихонько отворив ее, он увидел в лунном свете старушку со сморщившимся, как у обезьянки, лицом. Скрестив ноги, она сидела на охапке соломы в углу стойла, а в другом углу жевал свою жвачку длинноногий испанский мул. Даже в такой полутьме Мария продолжала вязать. И когда подняла на Монтану блестящие круглые глазки, ее пальцы не перестали двигаться, тихонько позвякивая спицами.
Голосов охранников уже почти не было слышно.
— Матушка, — позвал Кид, — ты готова в путь?
— Не ночного воздуха я боюсь, — прошептала она в ответ. — Но тебе лучше убираться подобру-поздорову… пока не поздно.
Монтана присел на корточки рядом с ней:
— А что я скажу Хулио Меркадо, если вернусь без тебя?
— Значит, ты и есть Эль-Кид? — пробормотала старуха. — Господи, какой же рослой стала молодежь!
— Ты пойдешь со мной, матушка? Или мне зажать тебе рот и взвалить себе на спину?
— Тогда я прокушу вам руку до кости, сеньор.
— Послушай, Мария! Я так долго добирался к тебе…
— Тогда так же долго выбирайся обратно.
— Не надо так говорить, Мария.
— Если я заговорю по-другому, меня услышат во дворе.
Ее спицы, позвякивая, продолжали мелькать в лунном свете. Усевшись рядом, Кид закурил цигарку.
— Ты что, собираешься, как дурак, сидеть здесь? — спросила старуха.
— Мария, я буду сидеть здесь, пока ты не согласишься уйти со мной. Вот смотри — мул, а вот и седло на стене.
Монтана встал и, забросив на спину мула седло, затянул подпругу. Потом перекинул уздечку через длинные, поросшие шерстью уши.
— Знаешь, что ты делаешь?
— Седлаю для тебя мула.
— Этот мул принадлежит надсмотрщику, Антонио!.. Ха-ха! Уж он-то посверкает зубами, понося всех на свете, когда узнает об этом!
— Что ты так беспокоишься об Антонио? Или забыла, что у тебя есть сын?
— А разве нужно выбрасывать хорошую монетку, а не гнутую?
— Хулио вовсе не плохой.
— Был, пока не сбежал к бандитам.
— А что, теперь он превратился в дьявола?
— Он круглый дурак, а это еще хуже… Сеньор, вы и впрямь побывали в спальне сеньориты Доротеи?
— Да, матушка.
— Господи, вы только подумайте, что за чудеса!
— Да вы только подумайте, что за спальня! — воскликнул Кид и тихо рассмеялся.
Старуха недоверчиво посмотрела в его блестящие глаза:
— Как можно поверить в такое? И как вы расстались?
— Честь по чести — друзьями.
— Как? Друзьями?
— Вот… видите? — Монтана поднял руку с кольцом, плотно охватившим мизинец.
Спицы прекратили звякать. Мария Меркадо наклонилась, чтобы лучше рассмотреть бриллиант и закивала.
— Так это правда? — прошептала она. — Это правда! Боже, спаси нас грешных! Господи, смилуйся над нами! Это то самое кольцо! Я видела его собственными глазами! Я видела, как оно сверкало на ее руке!
— Вставай, Мария. Пора в путь.
Старуха была настолько ошеломлена, что у нее пропала всякая охота сопротивляться. Она поднялась на ноги, и Кид вывел мула в полоску лунного света. С дальнего конца конюшни доносились еле слышные голоса стражников.
Мария Меркадо позволила Киду подсадить себя на мула, сотрясаясь при этом от беззвучного смеха.
— И эти руки касались самой сеньориты Доротеи! — сквозь смех шептала старуха. — А теперь они прислуживают донье Марии! Когда еще Меркадо удостаивались таких почестей? Да если меня теперь повесят, я буду только рада. Во мне и жизни-то осталось на донышке. Подумать только, у меня в услужении такой герой! Я готова петь от счастья… — И она продолжала смеяться.
Вернувшись в стойло, Монтана забрал большой, завязанный в черную тряпицу узел, который валялся на соломе рядом с Марией Меркадо. Вытащив узел на улицу, он привязал его позади седла, затем взялся за поводья и повел мула вперед, принуждая животное ступать бесшумно и осторожно.
Мария заговорила громче:
— Это правда, что они поймали тебя в моей прежней темнице?
— Да, Мария, я побывал там.
— Дохнул тамошней сырости?
— Да, Мария. От нее и крысу бросило бы в дрожь.
— А вот я не дрожала.
— Ты отважная женщина, Мария, А теперь скажи мне, это правда, что тебя побили как собаку?
— Нет, не как собаку, потому что с меня не содрали одежду. Это большая милость с их стороны. Я благословляла их за это.
— Но тебя все же высекли, Мария?
— Совсем чуть-чуть. Чтобы только припекло спину. Не стоит даже вспоминать.
Они спустились в балку за конюшней.
— Однако, несмотря на побои, ты не возненавидела семейство Лерраса?
— А за что я должна их ненавидеть?
— За что? — оглядываясь через плечо, удивленно переспросил Кид.
— За то, что меня выпороли? Ха! Они порют мой народ уже четыре столетия, так почему я должна считать себя самой несчастной? На этой земле всегда были Леррасы и всегда были Меркадо, пока мой безмозглый сын не вздумал нарушить заведенный порядок.
— А ты знаешь, что он будет иметь? — спросил Кид. — У него будет много денег, самая красивая жена в горах и четырнадцать сыновей. Что ты тогда скажешь, Мария?
— Скажу, что он вор и обманщик, — парировала Мария Меркадо.
— Вовсе нет. Он храбрый мужчина, готовый защищать свое добро.
— Да что у него было своего-то? Он ходил по земле Лерраса. Дом, в котором жил, принадлежал Леррасу. Леррас отдал меня в жены его отцу. На деньги Лерраса я одевала и кормила моего Хулио. А теперь он убежал от них к разбойникам.