Песнь о наместнике Лита. Тревожное время
Шрифт:
Уж если быть Человеком Чести - значит соблюдать настоящую честь, а не ту, что диктовали ему Штанцлер и мать. Ричард взглянул мельком на Дорака - тот держался величаво и спокойно, никоим образом не указывая на свое превосходство над всеми находящимися в будуаре, и ему на удивление прекрасно удавалось держать лицо. Конечно, это можно было запросто списать на многолетний опыт, но с тем же успехом можно и состариться дураком, так что начинать учиться нужно смолоду. Если Ричард Окделл овладеет искусством маскировки собственных чувств и мыслей, значит, все его затеи просто обречены на успех.
Но
Небольшая процессия оказалась снова в огромном зале, под ноги бросился роскошный алый ковер, и Ричард немедленно запнулся. Да что ж такое-то, а! Кто-то, но не эр, схватил его за локоть, и, обернувшись, чтобы поблагодарить спасителя, Ричард с удивлением увидел Эстебана Колиньяра. Выражение его лица напоминало скорбно-безразличную маску, почти как на Фабианов день, зато в темных глазах сверкала неподдельная радость, и Ричард тут же улыбнулся одними губами, коротко и быстро.
– Завтра встретимся, - тихо сказал Эстебан.
– Около монастыря Святой Октавии.
Тогда Ричард кивнул еще раз - теперь с облегчением.
Глава 23. Правда или ложь
Немного опасаясь реакции Алвы на его дружбу с Эстебаном, а кто знает, какой она может быть, Ричард Окделл решил вести себя скромно и прилично - потому и велел слугам запрягать коня, ничего толком не объяснив. Хотя никто и не интересовался, куда молодому господину вздумалось отправиться с утра пораньше, а дома бы сразу забросали вопросами, чтобы самые интересные ответы переиначить и донести герцогине... Разумеется, свой дом надо уважать, как и свою мать, но потрясающий контроль за жизнью детей юноше остался непонятен. Хотя справедливости ради стоило вспомнить, что лично его перестали контролировать лет с тринадцати - разумеется, пока он находился на территории замка, и тогда Ричарду казалось досадным, что мать так рьяно следит за передвижениями вполне разумного сына.
Но сын был единственным - в этом и причина.
– Что доложить соберано?
– спросил Пако напоследок.
– Что я еду в город и вернусь к вечеру.
И юноша поскакал на продолжающем беспокоиться жеребце. Прежде Баловник не очень часто сталкивался с людьми, поэтому сейчас вполне закономерно их боялся, но Ричарду это не нравилось. А если им с эром придется ехать на войну - как тогда? Увещевать коня через каждый шаг? Нет, это вовсе не годится, надо написать Роберу Эпинэ в Агарис, ведь тот, как счастливый обладатель коня на гербе, должен знать, как обращаются с лошадьми, вот быть бы еще уверенным, что письмо не перехватит какой-нибудь помощник или шпион Дорака...
К кардиналу у Ричарда сложилось неясное отношение, но в одном он был уверен точно: кардинал полностью на стороне Колиньяров, Манриков и Алвы, и при этом даже не Савиньяков. Наверное. Впрочем, ошибаться может каждый, и уже совсем скоро у Ричарда пропало желание копаться в талигойской политике, пока это не окажется жизненно необходимым занятием. Уж лучше думать о Надоре
Но осваиваться все равно необходимо, потому что Ричарду Окделлу в Олларии еще жить около трех лет, и не спрашивать же каждый раз прохожих мальчишек и торговок о том, как проехать к монастырю. В сам монастырь мужчин пускали вряд ли, юноша и не рвался, однако на берегу Данара Ричард заметил уже знакомого рыжего коня, остановил Баловника и спешился.
Довольный Эстебан шагнул навстречу.
– Привет.
– Здравствуй, Окделл.
– Здесь так тихо, не как в городе.
– Естественно, тут только колокольный звон в нужное время, а так - благодать Создателева.
– Ну, - улыбнулся Дикон, которому стало неуютно, - не надо поминать Создателя всуе.
– Это ваш священник надорский говорит?
– Эстебан засмеялся.
– Ага. Мне вообще много чего лишнего говорят, и говорили, и будут говорить, просто я не эсператист и не олларианец.
– Вот как. Не боишься гнева кардинала?
– Ты же мой друг, - ответил Ричард, - не выдашь. А если и сболтнешь чего под его грозными очами, скажу, что ты исповедовался пьяным.
– Неплохая идея, - товарищ засмеялся снова, - но только из тебя плохой лжец.
– Смотря для кого.
Юноши отпустили конец и уселись на мягкую траву - говорить им хотелось только о хорошем, но поводов для подобных бесед оказалось немного. Рассказывая о своей истинной вере и древней Гальтаре, об анаксах Надора, видя, как на смуглом лице друга проступают все сильнее удивление и непонимание, Ричард чувствовал себя еще неуютнее, и хотел провалиться сквозь землю. Желательно - куда-нибудь, в одно из Четырех Царств, где обитают уже умершие потомки Лита, которые примут его и поддержат. Однако едва ли есть на что надеяться - посмертные почести ждут его лишь после прохождения Лабиринта. Удачного прохождения, как гласили потускневшие строки в древней книге. Очень удачного.
Что бывает в случае не очень удачного, Ричард не хотел представлять. Зачем лишний раз портить себе настроение, если уже через минуту это могут сделать другие люди или события?
– Вот, что произошло в Лаик, - закончил свой длинный рассказ короткими фразами надорец, задумчиво поглядывая на поблескивающую безмятежную голубизну глубокой реки, - вот, куда исчезли священник с Паоло, и вот, почему я считаю, что ты в безопасности, как не кровный вассал Молний.
– Буду не кровным, если отцу не взбредет в голову отобрать у Маранов земли Эпинэ.
– Старый Эпинэ жив...
– Сейчас да, но потом?
– Колиньяр взглянул на него озадаченно и напугано.
– Я не трус, Окделл, но умирать не хочу, во всяком случае, не на войне.
– Ты и не умрешь, сложнее со мной. Лараки...
– Лараки - это марагонцы.
– Ну да, - согласился Ричард, - в течение всего Круга женившиеся на Окделлах и Рокслеях. Чем не Скалы? Даже в вас с Манрикам больше марагонских кровей.
– Всем, - буркнул Колиньяр.
– Иначе бы тебя уже не было.