Песнь о наместнике Лита. Тревожное время
Шрифт:
А вот Эстебан не только испытывал неподдельное волнение, но и выдавал его при каждом шаге. Пусть он и молчал, но не старался при этом идти хоть немного тише, а одернуть его Ричард не решался из опасения поднять еще больший шум. К счастью, когда оказались возле приоткрытого окна, Эстебан взял себя в руки.
– Значит, смотри, Окделл, - прошептал он громко, - я лезу первым, а ты, случись что, убегаешь. И не спорь, я изворотливее. А потом, если все пойдет хорошо, мы с тобой возьмем свечи и отправимся искать кабинет супрема - он на первом этаже.
– Хорошо.
–
Подсадив товарища, Ричард снова прислушался к ночным звукам, но кроме хруста маленьких веточек под собственными сапогами ничего не услышал. Странно, что эр Вальтер разрешил открыть окно хоть где-нибудь - Придды казались такими до отвращения правильными и серьезными, что даже душным летним днем распахнутое окно показалось бы супрему или его родственникам дурным тоном, однако со Штефаном юноша знаком не был. Не знал он и Вальтера, но только у помешанного на аккуратности и порядке человека мог вырасти сын, прекрасно соблюдающий внешнюю видимость успеха, но совершенно не следившего за внутренним комфортом.
Испытывал ли Ричард к Валентину жалость или сочувствие? Довольно-таки непростой вопрос, и даже самому себе задавать его казалось крамольным, потому что Ричард являлся спасителем графа Васспарда. Но не почитателем или обожателем. Разве не может спасший относиться к спасенному слегка предвзято, по той причине, что не знает точно его целей и мотивов, не может разгадать его замыслы? Само понятие предвзятости было для Ричарда неприятно, особенно, если вспомнить ненавидевшего его Арамону, но предвзятое отношение могло быть обосновано чем угодно.
Валентин Придд не боролся с засевшей в нем Изначальной Тварью - его душа просто накрепко уснула в слабоватом теле, и, не вмешайся Ричард, могла бы вовсе не проснуться.
– Дверь кабинета, - прошептал за спиной Эстебан. И когда успел остаться позади?
– Открывай, только быстро.
Вцепившись в ручку, юноша толкнул тяжелую деревянную дверь, и приложил все силы к тому, чтобы эта громадина не врезалась медной шарообразной ручкой в каменную стену. Огоньки свечей заплясали где-то рядом, значит Колиньяр сумел раздобыть в коридоре подсвечник. Это радовало.
– Что мы ищем?
– Бумаги, письма... Все, указывающее на ложное родство Приддов с Ундом.
– Это еще кто такой?
– Здрасте! Абвений Унд, от которого пошла ветвь Повелителей Волн...
– Ладно, как ты там себя называешь, Надорэа... хватит с тебя гальтарщины. Потом поговорим, копайся уже в ящиках. Я посвечу.
И, правда, сколько можно бестолково разглагольствовать? Метнувшись к безвкусному столу черного дерева, на котором, кроме письменного набора, ничего не обнаружилось, Ричард дернул на себя обеими руками сразу два ящика и был поражен. Столько отдельных бумаг, беспорядочно напиханных в ящики, с помятыми уголками! И ведь все не перечитать сразу, а унести с собой весь ворох тоже удовольствие сомнительное - еще услышит какой-нибудь бдительный слуга шорох, и конец ночному похождению, а то и свободе с жизнью.
Собрав в кулак всю свою решимость, молодой Окделл вгляделся в ровные строки
Штефан, я разочарован и даже обеспокоен, скрывать не к чему. Мне совершенно не нравится известие, полученное от неизвестного лица, в котором указано, что в моего старшего сын на определенный промежуток времени вселялась некая странная сущность. Приспешники древней веры называют их Изначальными Тварями, и мне, к собственной печали, даже не хочется сейчас относиться к этому скептически.
Этот человек написал, что если я получу его послание, то он, скорее всего, уже мертв, потому что Изначальная Тварь руками моего сына натворит много страшных вещей. А еще автор письма является - или являлся товарищем моего сына по школе оруженосцев Лаик. Я не хочу терять еще одного сына.
– Терять?
– переспросил Ричард.
– Потом расскажу!
– шикнул притихший Колиньяр.
– Читай дальше.
– Ага...
Признаться, до этих пор я не верил абвениатству, считая эту веру ересью и последней дурью, но когда в беде мой сын... Ты мне не поверишь, я знаю, и все равно смею рассчитывать на твой приезд из Васспарда. Ты нужен мне здесь, и к тому же граф Штанцлер чего-то хочет от нашей семьи, а я не хочу связываться с Алвой, потому что и без того у него под подозрением. Как человек, не участвующий в заговоре и заочном суде надо Вороном, ты сможешь остаться незамеченным.
Так или иначе, а у старого графа Штанцлера имеются виды на тебя. Приезжай.
Как, оказывается, мало Ричард знал о Приддах. Кошки закатные, да о ком он вообще много знал, будучи запертым в Надоре, в обнимку с Эсператией?! Но полно злиться, надо думать и принимать скорое решение относительно того, кто такой Вальтер на самом деле, и что он задумал. Понятно одно - прочитанное им - не письмо, а черновик, поскольку в конце слишком много помарок, клякс и ни единого намека на печать.
Внезапно Ричарда осенило, и он схватил другой листок, без дат и подписей.
Насколько мне известно, если верить «абвениатской ереси», как вы неосторожно изволили ее называть, Придды не являются продолжателями рода Унда, но есть вассалы Волн, а потому на Изломе не все мужчины, кроме одного, из Приддов подвержены высокому риску гибели. Я знаю, кто является Повелителем Волн, это некий бергер с фамилией Райнштайнер, более хорошо известный в Эпинэ, однако вам стоит осознавать, что такие ценные сведения могут дорого вам обойтись.
Удачи в обозримом будущем, господин супрем.
Повисла глухая страшная тишина, а потом Ричард торопливо сложил листки и убрал в карман. Он не знал, кому принадлежат эти оба почерка, но смел предположить, что авторами были Паоло и отец Герман, ведь больше некому. И что когда он доложил священнику о Твари, тот поспешил поговорить с кэналлийцем, убедиться в абвениатской вере того, и написать Вальтеру Придду. Они хотели обезопасить таким образом весь «загон» и надеялись, что Вальтер заберет сына из стен Лаик.
А супрем не поверил или решил, что его обманывают или просто растерялся донельзя.