Песнь о наместнике Лита. Тревожное время
Шрифт:
Но не от стула и не от крепко стягивающих запястья веревок! Кто бы мог подумать, что изнеженное и не привыкшее к страданиям тело Эстебана не откликнется на временное неудобство... Ясно одно: бороться с трудностями юный Колиньяр доныне не хотел и не умел, только Окделл сумел ему показать, как это необходимо. Как важно отдать последнее, чтобы защитить друга. Полотенце, лошадь, собственную репутацию, а пройдет время - этот сероглазый дурень отдаст и жизнь за «навозника». Нет уж, глупости. Этой нелепой дружбе пора развалиться раз и навсегда - пока не дошли известия до Жоана и Мирабеллы, пока
Наконец слуги оставили их в покое и ушли - видимо, докладывать герцогу Вальтеру, что преступники, переворошившие все в его кабинете, наконец-то схвачены, и Эстебан криво усмехнулся. Прежде он ни разу не задумывался о боли и смерти - сейчас же понял, насколько эти две вещи материальны.
Во рту пересохло, в голове лихорадочно проносились спасительные мысли, но едва проходя через призму здравого смысла, они тут же переставали быть спасительными. Меньше всего на свете Эстебан Колиньяр не любил бояться, и только сейчас, впервые за свою не очень долгую жизнь признался себе в том, что на самом деле опасался многого.
Боялся разочаровать отца - поэтому в детстве отчаянно и упорно занимался фехтованием и чтением, доводя себя каждый раз до сильнейшего изнеможения, а потом добился в выпуске Лаик первого места.
Боялся остаться придворным шаркуном и никогда не исполнить свою, а точнее отцовскую мечту о военном поприще для сына.
Боялся потерять любовь и доверие семьи. Когда отец злился на него, то постоянно говорил, что повторится проступок наследника еще раз - и наследником станет дядя, а не Эстебан. А сестрица, маленькая надоедливая и увертливая Анни, смеялась и дразнила его, после говоря, что в силах сделать его жизнь невыносимой. Расскажет, мол, отцу, а тот лишит наследства и не поморщится.
И теперь Эстебан понимал, что его жизнь закончилась. Некоторые юнцы из старой знати уверены, будто отпрыски Лучших Людей живут припеваючи, в отличие от них, богато и безнаказанно, только не так. И ему не стать герцогом Колиньяром, как бы он того не хотел.
А какой, собственно, толк в этом титуле? Пора посмотреть правде в глаза.
Правда же вертела неумытой грязной башкой и всячески отворачивала злое лицо от Эстебана. А Окделл сидел и молчал, прикрыв глаза. Он думал или хотел спать?
– Окделл, - прошипел Эстебан, - пробуждайся. Почивать в Рассвете будешь.
– Ага, на пуховых перинах. Конечно.
– Да, я совсем забыл, что ты веришь в свой Лабиринт. Но тем не менее...
– Маркиз Сабве, не мешайте думать.
И Эстебан не стал мешать. Посмотрел на плотно закрытое окно, еще и загороженное длинной темно-лиловой занавесью, снова окунулся с головой в тягучую страшную безысходность, затем глянул на стол темного дерева, в котором они вчера самозабвенно рылись, но кольца не увидел. Даже половинки кольца. Темного окделльского камня и то не валялось поблизости, так что оставалось лишь грязно выругаться по-кэналлийски и ждать чего-то непонятного.
– Чего-нибудь надумал?
– мрачно спросил он через пару минут.
– Не очень много.
– Давай, старайся. У меня не выходит.
После этой замечательной фразы Эстебан подумал, что тоже способен поразмыслить
Ричард Окделл глянул на эра Вальтера лишь мельком и снова принялся созерцать темный потолок. Да что с ним такое, кошки его дери?! Неужели решил сдаться и пострадать за идею? А может это какой-нибудь хитроумный план?
– Здравствуйте, молодые люди, - в отсутствии безупречной вежливости Приддов никогда не обвинить.
– Мне доложили, что именно вы уже в третий раз подряд проникали в мой дом. Буду вам признателен, если вы объяснитесь.
– Мы пришли к вам в гости, - брякнул Эстебан первое, что пришло в голову.
– Конечно, Придды - люди странные, но чтобы встречать визитеров столь необычным образом...
– Почему же, - ледяной взгляд герцога Вальтера стоил взгляда готовой убивать змеи, - не через главный вход?
– Ну...
– Эстебан не растерялся, - вам повезло, что не сделали подкоп.
Что он несет? Почему молчит Окделл? Что вообще происходит?!
– А вы что скажете, герцог Окделл?
– видимо, старшему Придду надоело разговаривать с развеселым «навозником», и он обрушил тяжелый взгляд на Ричарда.
Повисла недолгая, но очень неприятная пауза. Ричард Окделл не обдумывал, а выжидал, пока жгучее нетерпение не польется у Придда из ушей, но знает ли он, что до этого придется ждать целую вечность? Придды на то и Придды, чтобы давить на людей своей ледяной злобой, еще никто ранее не решался играть с ними так дерзко, и открыто, и Эстебан смел предполагать, что Ричард слишком сильно рискует.
– Правду, - не задумываясь, ответил надорец.
Или почти не задумываясь.
– Я слушаю вас.
– Насколько мне удалось установить, господин герцог Придд, - нараспев проговорил Окделл, - собственные дети вас совершенно не волнуют. Не имея сведений о ваших дочерях, я начну беседу с сыновей, видите ли, мне не очень понравилось, что ваш старший сын погиб при весьма загадочных обстоятельствах, а средний, который ныне уже является старшим, ходил по Лаик, и у него из глаз торчала Изначальная Тварь. Конечно, дела семейные, я понимаю даже это, но...
Проклятье! Эстебан внезапно в холодном поту вспомнил, как сам рассказал Ричарду печальную историю Юстиниана Придда, который по слухам состоял с Алвой в гаийфской связи, когда они ехали впервые в этот дом. А теперь...
– Молодой человек, - раздельно проговорил Придд, и в его ледяном голосе угроза слышалась как нельзя лучше, - я бы попросил говорить по делу.
– А я чем занимаюсь?
– любезно уточнил Ричард, и, не услышав возражений, продолжил.
– Так вот. Мне сдается, что причина смерти вашего сына совершенно не в нарисованной картине - вам нужен был повод. Договориться с Борнами, со Штанцлером, я не знаю, с кем еще, и раздуть скандал до небес - разумеется, чтобы о нем знали лишь семья и вассалы. Причина этого проста: он всего лишь узнал, что Придды никогда не являлись Повелителями Волн.