Песнь шаира или хроники Ахдада
Шрифт:
И царь ответил мне:
– Сделай!
Тогда я сказал:
– Велите принести мне немного дерева.
В тот же миг, царь приказал принести все, что я потребую.
Затем я позвал ловкого плотника и, сев рядом с ним, принялся учить его, как изготовляются седла.
Не стану утомлять высокое собрание описанием процесса в подробностях, скажу только, что я взял шерсти и расчесал её и сделал из неё войлок. Затем я принёс кожу, обтянул ею седло и придал ей блеск. После этого приладил к седлу ремни и привязал к нему подпруги. Затем я призвал кузнеца и описал ему, как выглядит стремя. Кузнец выковал большие стремена, а я отполировал их и вылудил
После этого ко мне был приведен конь из лучших царских коней и ваш покорный слуга привязал к животному изготовленное седло, подвесил стремена и взнуздал коня уздой, после чего привёл его к царю.
Без ложной скромности замечу, что мое седло понравилось царю и пришлось ему по сердцу. Правитель города поблагодарил меня и сел на седло, и его охватила из-за этого великая радость, и он дал мне много денег за мою работу.
Когда же визирь царя увидал, что я сделал это седло, он потребовал от меня ещё одно такое же. Естественно, я сделал ему такое же седло, после чего все вельможи правления и обладатели должностей стали требовать от меня сёдел, и я делал их им.
Ваш покорный слуга научил плотника делать седла и стремена и продавал их вельможам и господам. Скопив таким образом большие деньги, ваш покорный слуга занял высокое место у жителей города. Они полюбили меня сильной любовью, также мной было занято высокое положение у царя и его приближённых, и вельмож города, и знатных людей царства.
28.
Продолжение рассказа шестого узника
– Ты - дочь ифрита и гуля, унаследовавшая от отца огненный язык-жало, а от матери скверный характер.
– Тогда ты - сын жеребца и ослицы и - Аллах свидетель - ни мыслью, ни словом я не желаю обидеть память твоих родителей, а лишь сравниваю потомство, рождающееся от такого союза, способное только кричать да жрать!
– Ты, да ты! Да я!.. Да я, если хочешь знать, стоит только бросить клич, со всего Ахдада сбегутся женщины, и каждая будет умолять, чтобы я стал ее мужем!
– Тогда поднимись повыше и кричи погромче, ибо самой молодой из желающих окажется не меньше ста лет.
– Ты, да ты!.. Да я!.. клянусь Аллахом - господином миров, если бы не дети, благословенные дети: Аджиб, чья красота подобна детям рая и Бахия, что блеском лица затмила сияющую луну, я еще десять весен назад трижды произнес бы талак, чтобы избавиться от худшей из дочерей Хавы.
– А кто сказал, что они твои! Бывает ли у лошака потомство...
У кади была очередь.
Очередь из двух человек.
Милостью Аллаха - мужа и жены.
Той же милостью, они пришли сюда, чтобы покончить с совместной жизнью.
Занятый грызней, муж никак не мог найти время, дабе произнести формулу развода, да еще трижды, а кади не мог объявить о своем решении.
– Не может этого быть, женщина! Ты говоришь так, только чтобы позлить меня! Я уезжал утром одного дня, а вернулся уже вечером следующего! Как тебе хватило времени!
– Для этого дела времени хватит и пол дня, или пол ночи, хотя некоторым, хе, хе, хватает и нескольких вздохов.
– Врешь, врешь! Помнишь тогда, после дня рождения у Ляика, я был неистов, как горный ко... в общем, неистов. Ночной сторож дважды успел сделать обход, а пушка моя все еще была полна заряда.
– Один раз и ты тогда напился,
Поначалу кади пытался прервать их, несколько раз. Затем махнул рукой и с тоской смотрел, как тень от смоковницы растет на песке.
Они уже прерывались один раз - на зухр. Теперь, когда тень превысила размеры дерева, приближалось время асра - предвечерней молитвы.
На ту же тень, с большей тоской, смотрел и Абд-ас-Самад, которого внимательные слушатели помнят, как магрибинца.
Единственный, кого не угнетала задержка, был глазастый медник.
Слушатели менялись, а он, не уставая, пересказывал историю, как стал свидетелем кражи. К десятому разу у него выходило, что не кто иной, как он следил за вором, едва тот появился на рынке, выделив наметанным глазом подозрительного среди прочих посетителей. Затем он же кинулся на вора, причем к последнему разу в руках у того оказался лук со стрелой, а за пазухой - кинжал, и с риском для жизни задержал его. И что, если бы не он - медник - и не его отвага, достойная великих воителей прошлого, то этот почтенный господин - небрежный кивок в сторону Абд-ас-Самада - неизменно пошел бы по миру. Кошель с тремя тысячами динаров он не выпускал из рук, как доказательство своей правдивости и отваги.
– Это Хасим, да, Хасим. Я так и знал. Ты думала, я не вижу, как вы всякий раз перемигиваетесь, когда мы проходим мимо его лавки. Клянусь Аллахом, я сейчас же пойду к нему и заставлю во всем признаться!
– Ага, и весь город узнает о твоем позоре! Иди. Только мудрец, подобный тебе, мог додуматься до такого!
Абд-ас-Самад сначала осторожно, а затем настойчивее уже несколько раз пытался вырваться. Бдительные горожане, возглавляемые медником, держали его едва ли не крепче вора.
29.
Повествование пятого узника
Продолжу рассказ каменного юноши, поведанный мне моим отцом со слов его.
Я взял в руку меч и обнажил его, и направил на мою жену, чтобы убить ее.
Но она, услышав мои слова и увидав, что я решил её убить, засмеялась и крикнула:
– Прочь, собака! Не бывать, чтобы вернулось то, что прошло, или ожили бы мёртвые! Аллах отдал мне теперь в руки того, кто со мной это сделал и из-за кого в моем сердце был неугасимый огонь и неукрываемое пламя!
И она поднялась на ноги и, взяв кувшин, (а я его уже видел ранее при ней) потерла его, произнеся слова, которых я не понял. И в тот же миг из кувшина появился огромный джин с красной кожей и ветвистыми, как у оленя рогами.
Жена моя сказала джину:
– Повелеваю тебе, о раб кувшина, сделать так, чтобы человек этот стал наполовину камнем, наполовину человеком!
– Слушаю и повинуюсь, - ответил джин.
И я тотчас же стал таким, как ты меня видишь, и не могу ни встать, ни сесть, и я ни мёртвый, ни живой. И когда я сделался таким, джин заколдовал город и все его рынки и сады. А жители нашего города были четырех родов: мусульмане, христиане, евреи и огнепоклонники, и он превратил их в рыб: белые рыбы - мусульмане, красные - огнепоклонники, голубые - христиане, а жёлтые - евреи. А, кроме того, жена меня бьёт и пытает и наносит мне по сто ударов бичом, так что течёт моя кровь и растерзаны мои плечи. А после того она надевает мне на верхнюю половину тела волосяную одежду, а сверху эти роскошные одеяния.