Песнь шаира или хроники Ахдада
Шрифт:
Продолжение рассказа шестого узника
– А дети, благословенные дети - Бахия, она так похожа на тебя в молодости. Помнишь тот день, когда мы встретились. Это было у лавки еврея Ицхака. Шелковая хабара обвивала твой стройный стан, подобно вьюнку, ползущему по дереву. Подул ветер - о, благословен будь тот ветер - и краешек материи, закрывающей лицо, поднялся, и в то же мгновение разум покинул меня, и покой оставил мое сердце, и мысли всякий раз возвращались к тому, что я увидел под платком. И
– Аджиб, он точно, как ты в молодости, такой же стройный, горячий и...
– У Аджиба твои глаза!
– настоял на своем мужчина.
– Хорошо, у Аджиба мои глаза, - покорно согласилась женщина, - но во всем остальном - он слепок своего отца. И такой же глупый. Если бы тогда, у лавки Ицхака я ждала ветра, то до сих пор бы ходила необъезженной кобылицей. Едва завидев тебя, муж мой, я поняла - вот идет моя судьба. Это я, а не ветер отодвинула края материи, закрывающей лицо, чтобы ты мог оценить товар. А потом еще шла по улице, собрав спереди материю, так, чтобы платье обтягивало, ну словом, твои взгляды я чувствовала, словно мы стояли лицом к лицу.
– Так ты!..
– Конечно.
– А я!..
– Да.
– О, жена моя, я люблю тебя, и пусть все тяготы мира обрушатся на мою голову, пусть все сплетники Ахдада станут шептать мне в уши, это чувство не изменится, как неизменна вера в Аллаха, того, кто создал небо и землю, и людей, и дал нам души, чтобы пользовались ими до назначенного срока.
– Я тоже люблю тебя, муж мой.
Ожидающие своей очереди к кади вздохнули с облегчением. И даже кади пробормотал что-то, в чем можно было расслышать: "Аллах", "благодарю" и "дай терпения".
Едва ли не громче прочих вздохнул Абд-ас-Самад, которого внимательные слушатели должны помнить, как магрибинца, ибо следующим делом кади должен разобрать его, а значит скоро он получит свой кошель обратно и отправиться, да что там - побежит, понесется необъезженным скакуном на Пруд Дэвов, где заждался его и своих динаров упрямец Халифа.
Внимательный медник распрямил спину и шагнул к кади, ибо настал его час. Язык облизал губы, приготовившись в который раз за сегодняшний день повторить историю. Медник открыл рот, язык уперся в небо, и... раздался крик. Крик доносился сверху, с самого высокого минарета Ахдада, и издал его отнюдь не медник. Кричал Манаф - слепой муэдзин Ахдада. А кричал он, ибо тень от предмета ровно в два раза превысила его длину, и пришло время асра - предвечерней молитвы.
Кади поднялся со своего места.
– На сегодня рассмотрение дел закончено. Приходите завтра.
Взвыл обиженный медник.
Взвыл Абд-ас-Самад, и дернулся так, что на время потерявшие бдительность стражи выпустили его. Не дожидаясь возвращения бдительности, Абд-ас-Самад кинулся вверх по улице, к лавке брата.
Не вдаваясь в подробности, он получил у него еще один кошель с тремя тысячами динаров. Необъезженным жеребцом он помчался к Пруду Дэвов. Когда достиг его - длинные лунные тени опутали крутые берега. У пруда, кроме теней, никого не было.
34.
Продолжение рассказа четвертого узника
Итак, благодаря
Прошло с того события некоторое время, и вот в один из прекрасных своей ясностью дней, сидя в покоях у правителя и ведя с ним беседу, речь наша, а точнее - правителя коснулась следующего вопроса:
– Знай, о друг мой, что ты стал у нас почитаемым и уважаемым жителем города, и - без преувеличения - стал одним из нас. Наше величество не может с тобой расстаться и не в состоянии перенести твоего ухода из нашего города. Я желаю от тебя одной вещи, в которой ты меня послушаешь и не отвергнешь моих слов.
– Чего же желает мой царь?
– спросил я.
– Я не отвергну ваших слов, так как вы оказали мне благодеяние и милость и добро. И, слава Аллаху, я стал одним из ваших слуг.
– Я желаю, - ответствовал царь, - дать тебе прекрасную, красивую и прелестную жену, обладательницу богатства и красоты. Ты поселишься у нас навсегда, и я дам тебе жилище у себя, в моем городе. Не прекословь же мне и не отвергай моего слова.
Услышав слова царя, я застыдился и промолчал и не дал ему ответа от великого смущения. Тогда царь спросил меня:
– Отчего ты мне не отвечаешь, о дитя моё?
– О господин, - отвечал я, - приказание принадлежит тебе, о царь времени!
И царь в тот же час и минуту послал привести судью и свидетелей и тотчас женил меня на женщине, благородной саном и высокой родом, с большими деньгами и богатствами, великой по происхождению, редкостно красивой и прекрасной, владелице поместий, имуществ и имений. Затем он дал мне большой прекрасный отдельный дом и подарил мне слуг и челядь и установил мне жалованье, как самому высокому сановнику. И стал я жить в великом покое, веселье и радости, позабыв о всех тяготах, затруднениях и бедах, которые мне достались.
"Когда буду возвращаться на родину, то возьму жену с собой, - думал я в то время.
– Все, что суждено человеку, непременно случится, и никто не знает, что с ним произойдёт".
Следует отметить, я полюбил жену, и она полюбила меня великой любовью. Как во всякой образцовой семье, между нами наступило согласие, и мы пребывали в сладостнейшей жизни и в приятнейшем существовании.
Таким образом, мы прожили некоторое время. И в это же время, Аллах великий лишил жены моего соседа, который был мне кем-то вроде приятеля. В сей скорбный день, я вошёл к приятелю, дабы утешить его в его потере, ибо нет ничего лучше вовремя сказанного слова. Против ожидания, я увидел, что приятель в наихудшем состоянии, озабочен и утомлён сердцем и умом. Естественно, я стал ему соболезновать и утешать следующими словами:
– Не печалься о твоей жене, друг мой! Аллах великий даст тебе взамен благо и жену лучшую, чем она, и будет жизнь твоя долгой, если захочет Аллах великий.
Но сосед мой заплакал сильным плачем и ответил мне:
– О друг мой, как я женюсь на другой женщине, и как Аллах даст мне лучшую, чем она, когда моей жизни остался один день?
– О брат мой, - был ответ, - вернись к разуму и не возвещай самому себе о смерти. Ты ведь хорош, при здоровье и благополучен.
– Друг мой, - воскликнул сосед, - клянусь твоей жизнью, сегодня ты потеряешь меня и в жизни меня не увидишь!