Песнь шаира или хроники Ахдада
Шрифт:
И баюкал, баюкал правую руку, как мать баюкает любимое дитя.
Он думал, за ним придут сразу после фаджра. Крик слепого Манафа доставал даже сюда. До самого дна Ахдада. Думал, ждал, боялся, надеялся. Злился.
Не пришли.
Потом думал, придут после зухра.
Думал, ждал, надеялся, злился.
Не пришли.
Потом думал, придут после асра.
После асра пришли.
Дверь отворилась, плечистый тюремщик бросил короткое:
– Выходи!
Камаким вышел.
За дверью, вместо стражников, стоял чужеземец, тот самый у которого Камаким стянул кошель.
– Пошли
Мало что понимая, Камаким пошел.
37.
Продолжение повествования пятого узника
Выслушав рассказ заколдованного юноши, отец обратился к юноше и сказал ему:
– О, ты прибавил заботы к моей заботе, после того как облегчил моё горе. Но где твоя жена, о юноша, и где могила, в которой лежит раненый черный?
– Черный лежит под куполом в своей могиле, а жена - в той комнате, что напротив двери, - ответил юноша.
– Она приходит сюда раз в день, когда встаёт солнце, и как только придёт, подходит ко мне и снимает с меня одежды и бьёт меня сотней ударов бича, и я плачу и кричу, но не могу сделать движения, чтобы оттолкнуть её от себя. А отстегавши меня, она спускается к рабу с вином и отваром и поит его. И завтра, с утра, она придёт.
– Клянусь Аллахом, о юноша, - воскликнул отец, - я не премину сделать с тобой доброе дело, за которое меня будут поминать, и его станут записывать до конца времён!
– Знай, о чужеземец, - ответил юноша, - жена моя - страшная колдунья и черный тоже колдун, и тебе не одолеть их, пока прислуживает им джин - раб кувшина.
– Что же мне делать!
– воскликнул отец.
– Завладей кувшином, и тогда джин станет прислуживать тебе, и мы с помощью Аллаха сможем победить колдунов.
И отец с юношей беседовали до наступления ночи и легли спать; а на заре отец поднялся и направился в помещение, где был черный.
Он увидел свечи, светильники, курильницы и сосуды для масла и, подкравшись к черному, ударил его один раз и оглушил и, взвалив его на спину, оттянул в самую дальнюю комнату, бывшую во дворце. А потом он вернулся и, закутавшись в одежды черного, лёг в гробницу.
Через минуту явилась проклятая колдунья и, как только пришла, сняла одежду со своего мужа и, взяв бич, стала бить его. И юноша закричал:
– Ах, довольно с меня того, что со мною! Пожалей меня, о жена моя!
Но она воскликнула:
– А ты пожалел меня и оставил мне моего возлюбленного?
И она била его, пока не устала, и кровь потекла с боков юноши, а потом она надела на него волосяную рубашку, а поверх неё его одежду и после этого спустилась к черному с кубком вина и чашкой отвара. Она спустилась под купол и стала плакать и стонать и сказала:
– О господин мой, скажи мне что-нибудь, о господин мой, поговори со мной!
И произнесла такие стихи:
Доколе будешь ты дичиться, сторониться,
Достаточно того, что страстью я спален.
Из-за тебя одной разлука наша длиться.
Зачем? Завистник мой давно уж исцелен!**
38.
Продолжение
Я провёл без чувств весь день, и, когда я лежал в своей комнате, пришёл шейх Наср, после встречи с птицами, а он искал меня, чтобы отослать с птицами и чтобы я мог отправиться в свою землю. И шейх говорил птицам: "У меня есть маленький мальчик, которого привела судьба из дальних стран в эту землю, и я хочу от вас, чтобы вы понесли его на себе и доставили в его страну". И птицы сказали: "Слушаем и повинуемся!" И шейх Наср искал меня, пока не подошёл к двери моей комнаты и не увидел, что я лежу на ложе и покрыт беспамятством. И тогда старец принёс благоухающих вод и обрызгал ими лицо мое, и я очнулся от обморока и стал осматриваться направо и налево, но не увидел подле себя никого, кроме шейха Насра. И увеличились тогда мои печали, и я произнёс такие стихи:
Явилась она, как полный месяц в ночь радости,
И члены нежны её, и строен и гибок стан.
Зрачками прелестными пленяет людей она,
И алость уст розовых напомнит о яхонте,
И тёмные волосы на бедра спускаются, -
Смотри, берегись же змей волос её вьющихся!
И нежны бока её, душа же её жестка,
С возлюбленным крепче скал она твердокаменных.
И стрелы очей она пускает из-под ресниц,
И бьёт безошибочно, хоть издали бьёт она.
О, право, краса её превыше всех прелестей,
И ей среди всех людей не будет соперницы.
И, услышав от меня такие стихи, шейх Наср понял, что я не послушался его и входил в дверь комнаты.
– О дитя моё, не говорил ли я тебе: "Не открывай этой комнаты и не входи в неё?", - молвил он.
– Но расскажи, о дитя моё, что ты в ней видел, и поведай мне твою повесть, и сообщи мне причину твоей печали.
И я рассказал ему свою историю и поведал ему о том, что видел я, когда он тут сидел.
И, услышав мои слова, шейх Наср сказал:
– О дитя моё, знай, что эти девушки - дочери джиннов, и каждый год они приходят в это место и играют и развлекаются до послеполуденного времени, а затем они улетают в свою страну.
– А где их страна?
– опросил я.
И Наср ответил:
– Клянусь Аллахом, о дитя моё, я не знаю, где их страна!
Потом шейх Наср сказал мне:
– Пойдём со мной и бодрись, чтобы я мог отослать тебя в твою страну с птицами, и оставь эту любовь.
Но, услышав слова шейха, я испустил великий крик и упал, покрытый беспамятством, а очнувшись, воскликнул:
– О родитель мой, я не хочу уезжать в мою страну, пока не встречусь с этой девушкой. И знай, о мой родитель, что я не стану больше вспоминать о моей семье, хотя бы я умер перед тобой!
– И я заплакал и воскликнул.
– Согласен видеть лицо тех, кого я люблю, хотя бы один раз в год!
И затем я стал испускать вздохи и произнёс такие стихи:
О, если бы призрак их к влюблённым не прилетал,