Песни в пустоту
Шрифт:
Борис Белокуров (Усов)
Через несколько лет у нас были еще одни гастроли по Казахстану, совершенно безумные. Едем мы вчетвером: я, Арина, басист наш, Герман, и гитарист наш, Буянов. Доехали до Оренбурга, приезжаем в четыре утра. Герман с Буяновым пошли за водкой, там стоянка долгая. Ждем. Поезд тронулся. Тут Арина говорит с полки: “А где Герман? Где Буянов?” Их нет. Потом оказалось, что РЖД выдает бесплатные билеты таким вот опоздавшим. Кто бы мог подумать. Но Буянов накануне потерял паспорт, естественно, и так расстроился, что решил отдать все остальные свои документы мне, мол, целее будут. В итоге Герман доехал до Актюбинска в последний момент, а Буянов так и сидел в Оренбурге. На обратном пути приезжаем в Оренбург, и местные нам говорят: “Буянову плохо, он белены объелся”.
Юлия Теуникова
Концерты “Соломенных енотов” имели характер блицкригов. Пришел, выступил, желательно с программой, которую больше не повторяешь, ушел. Это был своего рода военный акт, атака.
Увидеть “Соломенных енотов” живьем было, во-первых, трудно, во-вторых, чревато – как минимум синяками и царапинами. С записями, неизменно и регулярно производившимися в домашней студии “Лунокот”, которая располагалась прямо в квартире Усова, все тоже было непросто – и дело не только в том, что чужим людям достать их было почти невозможно. Два десятка (а то и все три, если брать все побочные проекты) альбомов, записанных группой, с точки зрения звука раскладываются по шкале от “совсем невозможно” до “более-менее сносно”. “Еноты” не просто не гнались за качеством – они скорее исключили для себя эту категорию как таковую. Они и правда действовали как любительская группа в полном смысле слова, так что барабаны тут могли догонять правильный ритм по ходу дела, а гитары не заслуживали того, чтобы быть настроенными, звукорежиссура, похоже, ограничивалась тем, чтобы инструменты и голос были более-менее слышны, но и это требование удавалось выполнить не всегда. Несколько базовых аккордов, четыре четверти, необходимые драматургически, но часто бестолково реализуемые технически смены темпа, суетливый, вечно куда-то спешащий басовый грув, сиротливые риффы, будто бы сыгранные гитаристом из подземного перехода, временами – простецкая, но по крайней мере членораздельная акустика – вот и весь бесхитростный рацион, на котором живут песни Усова. Проще говоря, музыка “Соломенных енотов”, как правило, звучит как то, что мог бы записать тот самый гребенщиковский прекрасный дилетант по пути в гастроном – причем с поправкой на то, что ходка в магазин у него уже сильно не первая.
Арина Строганова
Летом 95-го года, когда мои родители уехали в отпуск, у меня в квартире была устроена студия – поставлены барабаны, аппарат. И все группы и исполнители, у которых был готов материал к тому времени, записали свои альбомы: “Еноты” (“Заснеженный дом”, играли Экзич, Мишин, Борян), “Зверье”, “Ожог”, “Огонь”, “Малаховские Львы”. Осенью, уже дома у БУ, в знаменитой 104-й квартире, писались “Солнце, лето и студентки – II” и “Развилка” (Экзич, Мишин, Борян).
Борис Белокуров (Усов)
Мы пробовали записываться на платных студиях, но там всегда возникал либо какой-то диссонанс, либо террор со стороны звукооператоров. Люди не понимали, как записывать такую музыку. Они привыкли записывать радиопередачи либо какие-то совсем странные хоры. Они не понимали, как записать зафуззованные гитары, барабаны. Поэтому мы научились все делать дома. Кроме того, тюменцы всегда писались именно таким образом. Студия “Лунокот” представляла собой просто пульт. Его можно было перетаскивать в соседний дом, поэтому записи проходили то у меня, то у Арины. Мы старались ночью не записывать, поэтому с соседями никаких конфликтов не возникало.
Алексей “Экзич” Слезов
В то время мы не репетировали практически никогда. Только непосредственно во время записи альбомов, по сути, репетировали.
Юлия Теуникова
Репетиции были устроены так: мы приходили, программа была составлена, вещи прогонялись на ходу, за один раз. Никакой оцифровки, никакого дублирования аранжировок, никакого подобного бреда вообще не было.
Алексей “Экзич” Слезов
В то же время это была творческая позиция – выказать свое “фе” миру таким образом. Но у меня были творческие задачи
Сергей Гурьев
“Соломенные еноты” были доведением до абсолютной степени формулы, что качество игры и качество музыки не имеют никакого отношения к андеграунду и работают только со знаком минус. Типа чем грязнее и кривее сыграешь, тем чище будет идея. От качества драйва не оставалось почти ничего. Все было доведено до “Черного квадрата” Малевича. Единственное, что, когда с ними немножко играли Леша Марков, Костя Мишин, Экзич – люди, у которых было какое-то представление о звуке, – возникало то, что в идеале было у Sex Pistols, где вокалист и басист практически без башни, а гитарист и барабанщик панк играть умеют.
Борис “Борян” Покидько
Интересно, что Усов – большой знаток музыки. И многое переслушал, но выбрал достаточно простую музыку сознательно. Музыку он ценил не по тому, как тонко выпилен какой-то там рифф или виртуозно сыграно соло, а по каким-то другим критериям.
Борис Белокуров (Усов)
Я знаю западную музыку – все, что попадалось, я слушал. Любил и Siouxsie & The Banshees, и Саймона Бонни, и The Clash, и Джелло Биафру. А уж регги сколько переслушал – вообще всех-всех, от Питера Тоша до Тутса. Не было у меня никогда разделения на русские и нерусские группы. Я просто знаю английский, поэтому мне все равно, английский или русский.
Арина Строганова
Весной 95-го года БУ подарил мне на день рождения текст “Звон цепей”. С него я начала придумывать музыку для “Соломенных енотов” и придумывала лет десять – аккорды, партии гитар, кое-где и клавиши. К Бориным текстам вообще музыку писали самые разные люди, обычно енотовские гитаристы, да и сам БУ тоже нередко придумывал мелодии и аккорды. Через некоторое время, когда мной уже была сочинена музыка к нескольким песням, БУ решил, что мне пора играть в группе на гитаре, причем на электрической. Я и на акустике-то играла кое-как (за несколько лет до того на картошке научилась брать основные аккорды), а уж электруху только видела издалека. Играла я совсем плохо, зато мне нравилось сочинять соло. На запись альбома обычно уходило один-два дня, дольше было невозможно поддерживать такое количество людей и аппаратуры в одном месте и в дееспособном состоянии. В ходу была отговорка “да ладно, плевать, не Pink Floyd” – в ответ на все претензии к качеству игры. Что уж говорить, если мне даже пришлось сыграть на барабанах в песне “Ненормированный рабочий день” – только потому, что наш тогдашний барабанщик Борян опоздал на запись. За барабанами я сидела впервые. Кроме игры на инструментах мне было предложено подпевать. Вообще БУ очень уважал подпевки – этому он научился у тюменцев; на записях и концертах “Соломенных енотов” по возможности всегда ставился второй голосовой микрофон. Кто только не подпевал в енотовских песнях – и сами музыканты, и разные приближенные лица.
Борис Белокуров (Усов)
Как правило, я всегда знал, какой альбом хочу записать – лирический или, скажем, протестный, социальный. Так, “Недостоверные данные о счастье” 94-го года относится к первой категории, а “Остров-крепость” 97-го года – ко второй. Хотелось поиграть с жанрами. Не было какого-то определенного момента, когда, грубо говоря, кончилась лирика и началась социалка. Все это присутствовало одновременно. “Остров-крепость” записывался в моей комнате. Барабанная установка стояла на диване. В центре комнаты стоял пульт. Марципан, игравший на басу, стоял у книжного шкафа. Писали мы все в один заход, голос потом накладывали. Кстати, “Остров-крепость” и “Дневник Лили Мурлыкиной” – мой самый любимый период. К ним вообще нет вопросов.