Песни в пустоту
Шрифт:
Борис “Борян” Покидько
Репетиции “Лисичкиного хлеба” проходили у Усова, каких-то совместных проектов – у меня, когда родителей не было, после школы. Иногда у Рудкина. Это был 93-й год. Появлялись новые и новые люди, у Усова была масса знакомых. Постоянно какие-то квартирники, концерты. Разговоры, хождения, какие-то действия… Все это наложилось на то, в каком я возрасте тогда был. Передо мной открылся целый мир. В том числе благодаря Усову. Причем многие книги, которые он мне давал и советовал мне почитать, были любимыми книгами моей матери, то есть был у него очень большой, глубокий багаж такого русского интеллигента, несмотря на весь его радикализм. Он очень глубоко вобрал русскую – да и мировую – художественную культуру. Такие какие-то радикальные странности и изменения личности – они появились много позже. Тогда
Алексей “Экзич” Слезов
Они были озлобленные книжные мальчики с окраин, которые корчили из себя героев, бандитов, алкоголиков и так далее. И эти люди сплотились тогда вокруг Коньково, квартиры 104, про которую Усов пел: “Четвертый день сижу в квартире сто четыре, на морде кровь, часы показывают час”. А так как мы имели перед собой пример Летова с его “Гроб-студией” и безумным количеством альбомов, то Усов решил тоже, что надо писать альбомы всей тусовкой. С одной стороны, это было правильно, с другой – музыкантов там не было. То есть было много людей, которые брались за гитары и какие-то другие инструменты, но реально играть почти никто не умел. Поэтому с музыкальной точки зрения все это изначально было провально.
Александр “Леший” Ионов
Хоть слово “формейшн” и было у всех в обиходе, никто не придавал ему такого почти религиозного смысла, как это было позже и есть сейчас, когда существуют сообщества в интернете и люди, которые тогда в школу в пятый класс ходили, теперь чуть ли не молятся на это. А тогда “формейшн” – это из уст Усова вылетало просто как некая шутка. Это никогда не выглядело, будто формейшн – какое-то движение, как “Гениальные дилетанты” в Германии с Einsturzende Neubauten. Да и не было никакого формейшна – просто собирались, играли, бухали, хулиганили. Причем интересно, что в душе-то мы были абсолютно панками, ну там постпанками, по поступкам, по всему. Но внешне это никак не выражалось.
Борис Белокуров (Усов)
Формейшн означало “Усов плюс все остальные”.
Арина Строганова
Когда мы познакомились, основным у “Соломенных енотов” был альбом “Итог – революция”, новым – заметно отличавшийся в сторону большей музыкальности альбом “Недостоверные данные о счастье”. Поражала ни на что не похожая энергетика и манера исполнения вкупе с такими же ни на что не похожими, очень яркими и талантливыми текстами. (Трудно передать словами непосредственное впечатление от голоса, интонаций, поэзии, драйва.) Я познакомилась с Аней Англиной, игравшей в “Соломенных енотах” на гитаре, с другими формантами и младоформантами. Они здорово подпитывали друг друга, постоянно встречались, фантазировали, придумывали массу своих словечек и выражений и распространяли их в массы. Общение велось непрерывно, все ездили друг к другу в гости, в кино, за кассетами, за книжками, на концерты, свои и чужие. Втроем: Борис, Аня и я – мы подзаработали на переводе с английского дурацкой книжки некоей Кэтрин Куксон. Работать, конечно же, было очень весело. “‘Нет, о Боже, нет!’ Священник хихикнул”, “Стопудово, святой отец!”, “‘Покедова’, – сказала она” и т. п. Никакого редактора в издательстве, похоже, не было, и книжка так и вышла с нашим “юмором”. Атмосфера того времени, основные события, пройдя через своеобразное Борино восприятие, немедленно отражались в журнале “Связь времен”, редактором и основным автором которого был Усов.
Юлия Теуникова
У Усова с Ариной были такие школьные отношения – знаете, “Когда уйдем со школьного двора”… Собственно, в группе “Н. О. Ж.” эта эстетика безумных школьниц очень слышна. Я вообще считаю, что самый удачный вариант – не когда девочка пишет лирику, а мальчик музыку, а наоборот, тогда получается жестко, необычно и без соплей. Вот у “Енотов” так и было, потому что музыку придумывала Арина. А в проекте “Утро над Вавилоном” вообще все отсылало к школьной эстетике, и была в этом определенная возвышенность. То есть люди отрицали мелкобуржуазные семейные идеалы, для них образец отношений – это как раз что-то такое школьное, пионерское-комсомольское-панковское: он ее за косички дергает, а она ходит в зоопарк и смотрит на лемуров.
Александр “Леший”
В самом начале формейшн был по сути таким московским отделением сибирского панка. Хотя Летова в этой среде было принято ругать. Было у нас знаменитое выражение: “Летов – пес”. Но при этом все установки формейшна шли от него.
Алексей “Экзич” Слезов
В 94-м году погиб Вэ, Ротон, Вадим Зуев из группы “Мертвый ты”, и после этой смерти все сплотились, она стала связующим фактором, между собой начали общаться даже те, кто раньше друг друга не знал. До этого происшествия я с Усовым как-то сталкивался на концертах и пьянках, конечно, но очень мало общался, и уж тем более не доходило до такого, чтобы пригласить меня в группу. Самым сплоченным был год 95-й, когда мы вместе ездили на гастроли, когда Сантим с нами тусовался постоянно. Тогда все еще верили, что у нас что-то получится, что мы все зададим жару и так далее.
Константин Мишин
Был разгул бандитизма по стране. Ни у кого нет денег, все дорого – и в то же время можешь на голове стоять, пока ты никого не зарезал, не убил, условно говоря, тебе ничего не будет. Потому что, даже если нас забирали в ментовку за то, что мы где-то выбьем стекло, набьем кому-то рыло или какой-то дебош учиним, нас практически тут же выпускали, потому что там реальных бандитов и убийц девать было некуда. На нас смотрели как на каких-то сопляков. Нажрались, похулиганили немного – ну, пошли посидели час в обезьяннике или два. В самом худшем раскладе. Нас даже забирать-то просто отказывались. Как-то нас провели в гостиницу “Космос” на открытие авангардной выставки с фуршетом. Художники, Троицкий, какие-то кинокритики, и тут же куча бандитов в малиновых пиджаках, которые смотрят эту всю, как говорится, мазню высокохудожественную. Мы нажрались, учинили дебош, швырялись бокалами, дрались с охраной… Нас оттуда выгнали – даже милицию вызывать не стали.
Алексей “Экзич” Слезов
Мы все были либо студентами, либо чернорабочими, сторожами, что-то в этом роде. Можно было заработать приличные деньги, например, на разгрузке вагонов – или можно было продавать видеокассеты с концертами “Гражданской обороны”, как Костя Мишин. Было смутное время, и подработки были тоже смутными, на постоянке никто не работал, была куча свободного времени. Оно безжалостно транжирилось на всякие пьянки-гулянки, но, конечно, пытались записываться и что-то играть.
Илья “Сантим” Малашенков
У нас с гитаристом Димой Дауном было очень выгодное дело в 93-м году. Три столика, на которых ворохом лежали эротические журналы, а под ними – порнуха. Сперва одна точка, около “Библио-Глобуса” на Лубянке, прямо около КГБ. Потом – пять точек, причем мы должны были платить всем: бандитам, ментам – кто с нас только денег не брал. И все равно мы зарабатывали изрядные деньги, правда, все они в основном пропивались. В итоге где-то в сентябре 93-го Дауна опера взяли уже с пачкой порножурналов. Год судили – и приговорили к штрафу в десять тысяч рублей тогдашними деньгами (журнал стоил тридцать тысяч), да еще он и под амнистию попал… А я где-то за два дня до того, как пушки стали активно стрелять по Белому дому, скинул оптовому клиенту кучу журналов, заработав при этом порядка тысячи долларов. И понял, что на такой красивой ноте надо опасный бизнес завершать.
Константин Мишин
Никто не работал, мы с Усовым ходили по району, что-то воровали в магазинах, собирали бутылки. Воровали напитки из ларьков – наивные торговцы выставляли бутылки на подоконник, который перед амбразурой был, за горлышко их привязывали, но мы отрезали веревки ножницами и убегали. Потом просто стали пустые выставлять. Ну, мы пустые собирали и сдавали их. Это называлось “поход за пушниной”. Хватало на несколько бутылок пива и бутылку дешевой водки. Поскольку тоже денег было мало, ну и вообще адреналин, в магазинах подворовывали какую-нибудь закусь. Причем у Бори это получалось очень плохо, потому что у него вид был стремный. Когда он приходил в магазин, охрана напрягалась и начинала его пасти. Очень часто все это заканчивалось дракой с охраной магазина и позорным бегством. Ничего украсть не получалось… А так в принципе было удобно. Все на Борю пялятся, ты чего-нибудь пизданешь, какую-нибудь курицу, или макароны, или пельмени, под куртку – раз! Купишь там полбатона, полбуханки черного – и уверенным шагом вышел через кассу. А Усова пасут, ждут, когда он что-нибудь спиздит…