Городницкий Александр Моисеевич родился 20 марта 1933 г. в Ленинграде, в настоящее время живёт в Москве.
Пережил блокаду. Окончил факультет геофизики Ленинградского горного института им. Г. В. Плеханова (1957). Геолог, океанолог, поэт. Доктор геолого-минералогических наук. Работал в НИИ геологии Арктики, в геологических партиях в районе Игарки, начальником геологического отряда в Туруханском крае. С 1962 г. плавает на исследовательских судах. Принимал участие во многих океанологических экспедициях как сотрудник Института океанологии им. Ширшова АН СССР. Автор более 130 научных работ, статей в журналах.
Член Союза писателей СССР (1972). Пишет песни с 1953 г. Лауреат конкурса туристской песни I Всесоюзного похода молодёжи в Бресте в 1965 г., I Всесоюзного конкурса на лучшую туристскую песню в 1966 г. и др.
Член и председатель жюри многих фестивалей, в том числе — Грушинского.
А женщина уходит от тебя…
Еще в застолье пьют за вас друзья,Но от беды грядущей нет спасенья,И предсказать приход ее нельзя,Как предсказать нельзя землятресенье.А ветерок, речную гладь рябя,Кружит листву над
городом окрестным,А женщина уходит от тебя,Хотя тебе об этом неизвестно.Где и когда все сделалось не так,Уже неважно, поздно лезть на стену,Вся жизнь твоя, как стершийся пятак,С ее уходом потеряла цену.Стремись вперед, противника дробя,Бойцовские оттачивая свойства,А женщина уходит от тебя,Ей дела нет для твоего геройства.Она уходит, гений красоты,На световые наступая пятна,Ее теперь уже не в силах ты,Схватив за плечи, повернуть обратно.И грянут трубы, миру раструбяЕще недавно бывшее секретом,Что женщина уходит от тебя,И жизнь твоя кончается на этом.
Атланты
Когда на сердце тяжестьИ холодно в груди,К ступеням ЭрмитажаТы в сумерки приди,Где без питья и хлеба,Забытые в веках,Атланты держат небоНа каменных руках.Держать его махинуНе мёд со стороны.Напряжены их спины,Колени сведены.Их тяжкая работаВажней иных работ:Из них ослабни кто-то —И небо упадёт.Во тьме заплачут вдовы,Повыгорят поля,И встанет гриб лиловый,И кончится Земля.А небо год от годаВсё давит тяжелей,Дрожит оно от гудаРакетных кораблей.Стоят они — ребята,Точёные тела,Поставлены когда-то,А смена не пришла.Их свет дневной не радует,Им ночью не до сна.Их красоту снарядамиУродует война.Стоят они, навекиУпёрши лбы в беду,Не боги — человеки,Привыкшие к труду.И жить ещё надеждеДо той поры, покаАтланты небо держатНа каменных руках.1965
Ах, как у времени нашего…
Ах, как у времени нашего норов суров!Дня не пройдет, чтоб какой-нибудь дом не разрушить.Скоро не будет арбатских зеленых дворов,Скоро не будет арбатских веселых старушек.Ах, как стремительно мы убегаем вперед, —Что нам теперь деревянных домишек обломки?Что доживает, само постепенно умрет,То, что само не умрет, доломают потомки.Годы уходят, состаримся скоро и мы, —Смена идет нам, асфальтом на смену брусчатке, —Дети скрипящей и снежной арбатской зимы,Дети исчезнувшей ныне собачьей площадки.Буду некстати теперь вспоминать перед сномСолнечный мир тишины переулков, в которыхНе уважают газеты и свой гастрономИ уважают соседей, собак и актеров.Будет глаза мои радовать липовый цвет,Будут кругом улыбаться забытые лица.Нет разрушенья в помине, и времени нет,Да и войны никакой, говорят, не случится.Ах, как у времени норов сегодня суров!Дня не пройдет, чтобы что-нибудь в нас не разрушить.Скоро не будет арбатских зеленых дворов,Скоро не будет арбатских веселых старушек.
Аэропорты девятнадцатого века
Когда закрыт аэропорт,Мне в шумном зале вспоминается иное:Во сне летя во весь опор,Негромко лошади вздыхают за стеною,Поля окрестные мокры,На сто губерний ни огня, ни человека…Ах, постоялые дворы,Аэропорты девятнадцатого века!Сидеть нам вместе до утра, —Давайте с вами познакомимся получше.Из града славного ПетраКуда, скажите, вы торопитесь, поручик?В края обвалов и жары,Под брань начальства и под выстрелы абрека.Ах, постоялые дворы,Аэропорты девятнадцатого века!Куда ни ехать, ни идти,В любом столетии, в любое время годаРазъединяют нас пути,Объединяет нас лихая непогода.О, как к друг другу мы добры,Когда бесчинствует распутица на реках!..Ах, постоялые дворы,Аэропорты девятнадцатого века!Какая общность в этом есть?Какие зыбкие нас связывают нити?Привычно чокаются здесьПоэт с фельдъегерем — гонимый и гонитель.Оставим споры до поры,Вино заздравное — печали лучший лекарь.Ах, постоялые дворы,Аэропорты девятнадцатого века!Пора прощаться нам, друзья, —Окошко низкое в рассветной позолоте.Неся нас в разные края,Рванутся тройки, словно лайнеры на взлёте.Похмелье карточной игры,Тоска дорожная да будочник-калека…Ах,
У вершины Кармель, где стоит монастырь кармелитов,У подножья её, где могила пророка Ильи,Где, склоняясь, католики к небу возносят молитвыИ евреи, качаясь, возносят молитвы свои,Позолоченным куполом в синих лучах полыхая,У приехавших морем и сушей всегда на виду,Возвышается храм новоявленной веры БахаиВозле сада, цветущего трижды в году.Этот сказочный храм никогда я теперь не забуду,Где все люди живут меж собой в постоянном ладу.Одинаково чтут там Христа, Магомета и Будду,И не молятся там, а сажают деревья в саду.Здесь вошедших, любя, обнимают прохладные тени,Здесь на клумбах цветов изваянья животных и птиц.Окружают тебя сочетания странных растений,Что не знают границ, что не знают границ.Буду я вспоминать посреди непогод и морозовЛабиринты дорожек, по склону сбегающих вниз,Где над синью морской распускается чайная розаИ над жаркою розой недвижный парит кипарис.Мы с тобою войдём в этот сад, наклонённый полого,Пенье тихое птиц над цветами закружится вновь.И тогда мы вдвоём осознаем присутствие Бога,Ибо Бог есть любовь, ибо Бог есть любовь.1991
Беженцы-листья
Беженцы-листья, гонимые ветром.В сером окне догорает звезда.Киевской линии синяя веткаГонит в дождливую ночь поезда.Снова торопит кого-то дорога,Даль расцветив желтизною монет,В поисках родины, в поисках Бога,В поисках счастья, которого нет.К югу летят перелётные птицы,Тянутся листья за ними вослед.В дальние страны легко им летится…Мне только ветра попутного нет, —Сколько бы ни сокрушался, растерян:Время не то и отчизна не та, —Я не из птиц, а скорей из растений —Недолговечен полёт у листа.Поздно бежать уже. И неохота.Капли, не тая, дрожат на стекле.Словно подруга печального Лота,Камнем останусь на этой земле.Теплится утро за тёмною шторой,И наступает пора холодов…Слышу, как сердце тревожное вторитДальнему стуку ночных поездов.1993
Боюсь запоздалой любви…
Боюсь запоздалой любви,Беспомощной и бесполезной.Так детских боятся болезней,Сокрытых у взрослых в крови.Боюсь запоздалой любви,Щемящей её ностальгии.Уже мы не станем другими,Как годы назад ни зови.Был потом посолен мой хлеб.И всё же, уставший молиться,Боюсь я теперь убедиться,Что был я наивен и слеп.Когда на пороге зима,Высаживать поздно коренья.Милее мне прежняя тьма,Чем позднее это прозренье.Боюсь непрочитанных книг,Грозящих моим убежденьям, —Так кости боится старикСломать неудачным паденьем.1987
Брусника
Ты мне письмо прислать рискни-ка,Хоть это всё, конечно, зря.Над поздней ягодой брусникойГорит холодная заря.Опять река несёт туманы,Опять в тепло уходит зверь.Ах, наши давние обманы,Вы стали правдою теперь.Меня ты век любить могла бы,И мне бы век любить ещё,Но держит осень красной лапойМеня за мокрое плечо.И под гусиным долгим криком,Листвою ржавою соря,Над поздней ягодой брусникойГорит холодная заря.1962район Игарки, р. Гравийка
Вальс тридцать девятого года
На земле, в небесах и на море
Наш напев и могуч, и суров.
Если завтра война, если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов.
Песня 1939 года «Если завтра война»
Полыхает кремлёвское золото.Дует с Волги степной суховей.Вячеслав наш Михайлович МолотовПринимает берлинских друзей.Карта мира верстается наново,Челядь пышный готовит банкет.Риббентроп преподносит УлановойХризантем необъятный букет.И не знает закройщик из Люблина,Что сукно не кроить ему впредь,Что семья его будет загублена,Что в печи ему завтра гореть.И не знают студенты из ТаллинаИ литовский седой садовод,Что сгниют они волею СталинаПосреди туруханских болот.Пакт подписан о ненападении —Можно вина в бокалы разлить.Вся Европа сегодня поделена —Завтра Азию будем делить!Смотрят гости на Кобу с опаскою.За стеною гуляет народ.Вождь великий сухое шампанскоеЗа немецкого фюрера пьёт.
