Песочное время - рассказы, повести, пьесы
Шрифт:
– С мертвой, - сказал Тристан, менее всех здесь веривший в успех предприятия. Он скептически следил за действиями Киса.
– О, так давайте Гоголя вызовем, - предложила вдруг Ира, по своему обыкновению молчавшая до сих пор.
– Хм, да? Гоголя?
– сказал Кис.
– Я-то думал - Толстого, - он подмигнул Гаспарову.
– Ой, да ну! Он уже в школе задрал, - поддержала Иру Света.
– Гоголь лучше.
Оказалось, что и другие держались того же мнения.
– Вообще-то правильней гадать на Рождество, - заметил Гаспаров, который
– А сейчас - грех?
– любознательно осведомилась Ёла, слегка улыбаясь Гаспарову. Гаспаров кивнул.
– Так зато интересней, - тихо проговорила Маша. Она сидела неподалеку от Гарика и темным взглядом следила за Кисом.
– И то!
– обрадовался Кис. На миг он обратил к ней свое лицо, багровое в свечном зареве, и подмигнул, усмехаясь.
– Потешим беса!
– Он быстро пририсовал к гробу шестиконечный могильный крест и отступил, любуясь кругом.
– Сойдет, - решил он.
– Теперь блюдце.
Света отправилась было на кухню.
– Плохонькое бери!
– крикнул Кис ей вслед.
– Его коптить надо...
– Зачем коптить?
– спросила Ёла.
– Не знаю, - сказал Кис.
– А ты что ж: никогда раньше не гадала?
– Так - нет.
– Ведь я тебе рассказывал... впрочем, сама увидишь. Да: а стол-то клееный?
Проворно присев, Кис полез под стол - так точно, как раньше Тристан, когда готовил музыку.
– На винтах, - сообщил он печально.
– Ну - н(чего делать. Авось как-нибудь устроится...
– Он выбрался из-под стола и, ухватив его руками за край, кивнул Гарику: - Давай его куда-нибудь... да вот хоть под люстру. Тут человека три сядет.
– Ты колени отряхни, - сказала Ёла сочувственно.
– Ага, спасибо... Так!
– командовал он, когда Света возвратилась из кухни с тонким фарфоровым блюдцем в руках, легким и удобным, но действительно старым.
– Теперь - теперь гасите свечи. Нужно, чтобы осталась одна.
Приказание было поспешно выполнено, и гостиная погрузилась в тьму. Лунный свет проникал сквозь шторы, но скорее давал о себе знать, чем освещал что-либо. Одинокое пламя на краю стола бросало вокруг тяжкие тени, шевелившиеся от дыхания, однако все замерли, глядя, как Кис, взяв блюдце в руки, вначале подержал его над огнем, потом сажей отметил треугольник на краю его и, наконец, осторожно положил его в центр круга, дном вверх.
– Поехали, - сказал Кис.
– Ну, кого зовем? Гоголя?
Касаясь друг друга ладонями, все протянули руки к блюдцу, причем у девочек - и особенно у Маши - пальцы заметно тряслись. В стороне остались лишь Тристан и Гарик, следивший за событиями без интереса, хотя и без скепсиса.
– Думаешь, не поедет?
– спросил его Пат, обернувшись.
– Поедет, - Гарик нахмурил лоб.
– Да мы гадали как-то в училище...
– Горяченькое, - сказал Кис, стукнув пальцем по
– Ничего, сейчас простынет... Ну? Зовем?
– Зовем, - одними губами повторила Маша; она смотрела на крест.
– Зови ты, - велела Кису Ёла. Он кивнул, тоже уже чувствуя волнение. Голос его пресекся. Все молча ждали.
– Дух Николая Васильевича Гоголя, слышите ли Вы нас?
– в мертвой тишине воззвал наконец Кис, сам удивившись строгости своего тона.
– Если слышите - ответьте...
Он хотел еще что-то добавить (в особенности потому, что от его слов Света тихонько прыснула), но в этот миг блюдечко, дрогнув, отъехало от середины стола и с странным грохотом, производимым, вероятно, неровностями древесины, поползло вниз, к "да". Все разом вскрикнули или вздохнули облегченно и поспешно заёрзали на своих местах, следуя рукой за блюдцем.
– Теперь спрашивайте, - сказал Кис тоном мастера, настроившего приемник.
Однако первое оживление сменилось замешательством. Все неловко поглядывали друг на друга, смущенно улыбаясь.
– О чем говорить?
– спросила Света Киса, который из всех один сохранял самоуверенный и покойный вид, как то, впрочем, и следовало медиуму, и был, так сказать, в своей тарелке.
– О чем хочешь, конечно, - заверил ее Пат внушительно.
– Он тут же хихикнул: - Мертвые - они знатоки секретов. Всё разболтают, имей в виду.
– Нет, верно?
– спросила Света.
Блюдечко между тем, указав "да", вернулось с прежним грохотом назад, к своему месту.
– Еще бы, - сказал Кис.
– Только спроси... Николай Васильевич! уточнил он на всякий случай, - хотите ли Вы разговаривать с нами?
– Это была установленная формула спиритического контакта, которую Кис почитал важной всегда и теперь тоже решил пустить в ход. Блюдце вновь съездило к "да" и обратно.
– Ну вот, теперь все в порядке, - удовлетворенно кивнул Кис.
– Николай Васильевич, а есть Бог?
– спросила вдруг Ёла очень тихо и серьезно.
Блюдце помедлило, потом двинулось к "Б" и стало ездить по кругу, тычась острием треугольника в разные буквы.
– Б-О-Г-Ъ-Ж-И-В-Ъ, - прочитал Пат.
– Бог жив!
– прибавил он весело. Ясно вам?
– А Вы?
– ляпнула вдруг бесцеремонная Света, скривив усмешку.
– Ты чт(?
– обиделся за Гоголя Кис.
– Нашла что спросить...
– Я-М-Ё-Р-Т-В-Ъ, - смиренно отвечало блюдце.
– Он так и будет... с ерами?
– спросила тихонько Маша.
– Нужно было "" написать, - сказал Кис.
– И "i".
– Скажите, Николай Васильевич: и ад тоже есть?
– спросила опять Ёла.
– Е-С-Т-Ь-П-Л-О-Х-О-Г-Р-Е-Х-А-М-Ъ, - был ответ.
– "...грешника", наверно, - предположил Пат.
– Он у вас почти не заговаривается, - заметил Гарик, следивший за блюдцем с возраставшим интересом.
– А у вас жмуры так же болтали?
– полюбопытствовал со смехом Пат.