Песочное время - рассказы, повести, пьесы
Шрифт:
– Жмуры? А, да, - Гарик, которому слово и тон Пата не понравились ( чего тот, к слову же, и хотел), слегка нахмурил брови.
– Ну, это обычное дело, - вмешался великодушный Кис.
– Он к тому же мало еще говорил.
– Ему неожиданно пришлось по вкусу то, что он тут как бы защищает Гарика от Пата. Но блюдце вдруг сорвалось с места и стало чертить по столу с шумом круги, нигде не останавливаясь.
– Это что еще?
– спросила Ёла. Маша устала держать руку на блюдце и, вздохнув, отпустила его.
– Ему скучно, должно быть, - решил Пат.
–
– Ты вот и спроси, - сказала Света.
– Развыступался...
– Было похоже, он в самом деле раздразил ее.
– Я? пожалуйста. Николай Васильевич!
– ту же громко и радостно объявил Пат.
– Скажите нам: за кого первого из нас, здесь присутствующих, выйдет замуж раба божия Светлана?
– Ты козел, - обозлилась Света. Глаза ее сверкнули, однако ж она внимательно следила за блюдцем.
– Д-У-Р-А-В-Ы-Д-Е-Т-З-А-Д-У-Р-А-К-А, - отчеканило блюдце, взяв почему-то "Д" и "Р" из слова "здравствуйте". К середине фразы все уже хорошо поняли смысл, но рассмеялся в конце, очень довольный, один только Пат.
– Это, впрочем, нельзя назвать мертвецким секретом, - посетовал он сокрушенно.
– Что это он на меня?
– спросила Света обидчиво. Она посмотрела на Пата.
– Это ты, наверно? Нарочно, да?
– Что: "нарочно"?
– отперся Пат.
– Я-то знаю, что "выйдет" через "Й" пишется. Ты бы лучше к нему не приставала, жив он или нет, вот что.
– Да тут и все знают, - сказал Тристан, который тоже почему-то был взволнован ответом и теперь встал за спиною Иры, вглядываясь близоруко в лист. Он даже поправил очки.
– Странно, что он "Й" пропустил, - добавил он.
– А-га!
– обрадовался Кис, через плечо взглянув на него.
– Подвоха ищем? хе-хе.
– Ну, положим, это тоже еще не довод, - говорил рационалист-Тристан задумчиво.
– Впрочем, чорт... Я, может быть, и подержусь... потом.
– Слушай, Кис! а его можно спросить, чт( он там пишет?
– спросила Ёла, подняв от блюдца глаза.
– Во, моя школа!
– Кис подмигнул ей.
– Я как раз хотел...
– Он опять накинул руки на блюдце.
Но, к удивлению их, блюдце не стало ждать вопроса. Быстро и легко, двинувшись от центра круга к "Л", оно заскользило от буквы к букве, почти не производя в этот раз прежнего шума, и, как показалось Кису, выбирало кратчайший путь так, словно чувствовало общую усталость. Руки у всех, кроме него, и впрямь затекли, и на некоторое время в гостиной воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь шорохом фарфора по ватману.
– "Лента жизни потеряна мною в далеком прошлом, - внятно и быстро чертило блюдце.
– А было ли оно таким как думается мне сейчас а знаю ли я в самом деле все то что было тогда со мной".
Блюдце замерло. Чувствуя странный холод, все молча ждали, недвижно глядя на лист. Внезапно свеча треснула, струйка парафина скатилась из-под фитиля, и огонь, усилившись, поднялся вверх тонким дрожащим клином.
– Я идиот, - сказал Кис тихо.
–
– вскрикнул тотчас он.
– Что это? чт( Вы диктуете?
– "Прощальная повесть", - отвечал Гоголь безмолвно.
Стрекот ходиков вновь перешел в сухой шорох и хрип, и тотчас гулко ударило первый час ночи. Никто не шевелился. Давно остывшее блюдце стояло уже опять посреди круга, но даже Пат притих, понимая смысл минуты.
– Господи, неужели это правда?
– прошептала наконец едва слышно Света. Маша удивленно поглядела на нее.
– Но... скажите...
– Голос Киса сорвался, и все словно стеснилось в нем.
– Скажите: Вы можете продиктовать ее всю?
– "Дело очень трудное", - медленно начертило блюдце. Казалось, оно отяжелело вновь и почему-то опять стало выезжать за круг, временами останавливаясь как бы в раздумье.
– Я... я больше не хочу, - сказала Света.
– Давай я вместо тебя сяду, - предложил Тристан. Он проворно поместился на ее место, протягивая руки к блюдцу.
– Опыт перед лицом чуда, - тихонько сказал ему Пат, осклабившись.
– Николай Васильевич!
– очень раздельно и громко, словно отстраняя всех и потому даже не рассчитав про себя силу голоса, проговорил вдруг Гаспаров.
– Николай Васильевич! не могли бы Вы посоветовать мне что-нибудь?
Все удивленно повернули к нему головы и более всех задрал брови Кис, никак не ожидавший, по крайней мере теперь, с его стороны демарша. А между тем было видно, что Гаспаров давно готовился в душе и что он что-то вложил в свой вопрос, чего Кис не знал, но почувствовал и даже бог знает отчего - испугался за Гаспарова. Блюдце тотчас дрогнуло. Провернувшись под пальцами на своем месте, оно сразу нацелило в нужную сторону треугольный пик и, рывком подъехав к кромке круга, указало "П".
– П-О-Ц-Е-Л-У-Й-П-И...
– одна за другой быстро выстроились буквы.
– "поцелуйпи"...
– пробормотал себе под нос Пат.
– Что бы это?... Он вдруг смолк.
– З-Д-У-П-О-Д-Р-У-Ж-К-Е.
– Блюдце отъехало от "Е" и замерло посреди листа в центре.
Одно мгновение в гостиной была та тишина, которую рождает лишь необходимость принять что-либо, не только не сообразное времени и месту, но прямо отталкивающее, враждебное им. В следующий миг Света закатилась беззвучным хохотом, Гаспаров отпрянул от стола, а Кис, дико вытаращившись на него, приоткрыл рот.
– Вот тебе и три "П"!
– выговорил он почти невольно, кругля глаза.
Красный и весь взмокший от стыда Гаспаров поднялся на ноги.
– Что ты?
– спросил его удивленно Пат.
– Он же любя...
– Я больше не буду гадать, - сказал Гаспаров и, ни на кого не глядя, пошел вон, к двери. Ёла догнала его. За столом начался переполох. Все побросали блюдце и, повернувшись либо привскочив на своих местах, вытягивали шеи и говорили наперебой ту общую неразбериху, которая легче всего гасит конфуз. Гаспаров остановился.