Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало
Шрифт:
Табакерка с портретом императрицы-матери под «алмазным стеком»
В честь состоявшегося 18 апреля 1809 года бракосочетания великой княжны Екатерины Павловны с герцогом Георгом Ольденбургским граф Александр Сергеевич Строганов придумал вместе с давно прославившимся своими фантазиями художником-декоратором Пьетро Гонзаго чем по-настоящему можно удивить участников торжественного придворного бала. Маскарад, устроенный в придворном Эрмитажном театре, вызвал подлинную сенсацию у казалось бы привыкших к пышным зрелищам царедворцев. Глазам собравшихся предстала роскошная «хрустальная палатка», ослепительно переливавшаяся всеми цветами радуги от яркого пламени горящих свечей, находившихся изнутри и снаружи. Амфитеатр зрительного зала окружила высоко поднимающаяся изгородь из бесчисленных стеклянных трубочек, гирлянды коих увенчивались наверху букетами из страусовых перьев. Все это напоминало волшебные сказки «Тысячи и одной ночи». Даже сдержанный отец новобрачного, герцог Петер-Фридрих-Людвиг Гольштейн-Ольденбургский,
214
Эрмитаж. История и архитектура зданий. Л., 1974. С. 218; Йена, Детлеф. Екатерина Павловна: великая княжна – королева Вюртемберга. М., 2006. С. 103.
Празднество оказалось столь великолепным, что вдовствующая императрица Мария Феодоровна захотела достойно вознаградить верного слугу. Самым лучшим подарком царедворцу явилась бы табакерка с августейшим портретом. Ее-то матушка новобрачной и повелела исполнить своему придворному ювелиру. Но Франсуа Дюваль оказался в это время настолько завален другими работами, то дабы успеть к назначенному сроку, ему пришлось воспользоваться привезенной из-за границы табакеркой, сделанной модным парижским мастером Пьером-Андре Монтабаном [215] . Французская вещица была действительно элегантна: золото основы сплошь прикрывали пластины черепахового панциря и только на крышке, красиво контрастируя с черным фоном, сияли две накладки, сделанные из эффектно прочеканенного благородного металла. Оставалось только сменить миниатюру, украшавшую центр золотого прямоугольника, что и сделал Франсуа Дюваль, прикрыв портрет императрицы Марии Феодоровны не простым, а «алмазным стеклом», как иногда называли плоские «портретные» алмазы.
215
Государственный Эрмитаж. Под знаком орла. Искусство ампира: Краткий каталог выставки в Государственном Эрмитаже. СПб., 2000. С. 25, № 189 (зал 5), инв. № 8992, поступила в музей в 1925–1927 гг. из собрания Строгановых; Костюк О.Г. Табакерки наполеоновского времени в коллекции Эрмитажа // Эрмитажные чтения памяти В.Ф. Левинсона-Лессинга: Краткое содержание докладов. СПб., 1998. С. 51–52; Костюк О.Г. Табакерки наполеоновского времени в коллекции Эрмитажа // Из истории мирового искусства и культуры: Сборник статей к 75-летию Юрия Александровича Русакова (1926–1995) сотрудников Отдела истории западноевропейского искусства Государственного Эрмитажа. СПб., 2003. С. 376–377.
Только 22 ноября 1809 года ювелир отдал августейшей повелительнице готовую табакерку, отметив в счете, что переделка обошлась ему в полторы тысячи рублей, причем 200 рублей из них Дювалю пришлось отдать некоему неназванному миниатюристу за портрет монархини, прикрывавший же лик императрицы алмаз, ограненный «таблицей», был казенным.
Но как может многое сказать о человеке крошечная деталь, на которую часто даже не обращают внимания. Написав дату «22 ноября», как: «9bre 22.» [216] , то есть «novembre 22», Франсуа Дюваль показал не только свое знание французского языка, но и собственную образованность. Знатоки античной истории помнили, что римляне, стремясь польстить правителям «столицы мира», втиснули между шестым месяцем июнем и следующим за ним сентябрем два месяца, в чьих названиях увековечили обожаемых правителей Юлия Цезаря и Октавиана Августа. Отныне сентябрь, обязанный своим именем «семерке»-«septas», стал в веренице из двенадцати месяцев после июля и августа лишь девятым, а следующие за ним октябрь, ноябрь и декабрь – соответственно, десятым, одиннадцатым и двенадцатым. Название последней троицы образовывали числительные «octo» – «восемь», «novem» – «девять» и «decem» – «десять», к коим прибавлялось в конце дополнение «-ber», перешедшее позднее в некоторых европейских языках в «-bre».
216
РГИА. Ф. 759. Оп. 1. Д. 219. Л. 19 об.: «1809. 9bre 22. une Boite en Ecaille, avec le Portrait de S.M.I. sous Diamant, `a Monsieur le Comte de Strogonoff pour sa f^ete – R. 1300. Le portrait – 200/1500».
И вот уже с XVII века в среде образованных людей возникает мода обозначать при письме четыре последних месяца года, указывая перед «-bre» (или «-ber») лишь нужную цифру: «7bre» = сентябрь, «8bre» = октябрь, «9bre» = ноябрь, «10bre» = декабрь. Все было простенько и со вкусом: отлично свидетельствовало о немалой учености и знании латыни, а также хоть немного экономило время при скорописи. Кстати, в том счете, где наряду с табакеркой для подарка графу A.C. Строганову проходят и другие работы ювелира, именно так написаны названия месяцев последнего квартала 1809 года.
Жалованный портрет Александра I, дарованный великой княжне Екатерине Павловне на ее обручение с принцем Георгом Ольденбургским
Каждую треть года Франсуа Дюваль представлял августейшей патронессе сводные счета на различные вещи, указывая, кому те были вручены и по какому случаю. Заботливая матушка баловала свою ненаглядную дочку Екатерину прелестными украшениями, даримыми на день рождения и именины великой княжны. Чаще всего преподносились фермуары: бриллианты окружали то «бразильский рубин» (как тогда называли привозимые из далекой Южной Америки алые турмалины), то дивный, очень крупный отечественный зеленовато-голубой аквамарин, то, наоборот, большой бриллиант окаймляли алмазы огранки «роза». В 1808 году Катрин получила от августейшей маменьки красивую «стрелу» из изумрудов и бриллиантов, а также очаровательные бриллиантовые серьги с четырьмя большими жемчужинами.
О.А. Кипренский. Принц Георг Ольденбургский. 1811 г.
А вскоре, во время пребывания прусских короля и королевы в гостеприимном Петербурге, 1/13 января 1809 года состоялось торжественное обручение принцессы с герцогом Петром-Фридрихом-Георгом Голштейн-Ольденбургским, сложное имя которого в России быстро переиначили в Георгия Петровича.
На пальчике сговоренной невесты красовался перстень с солитером в 18 тысяч рублей, а на груди ее жениха ослепительно сверкали бриллиантовые знаки высших русских орденов: Св. Андрея Первозванного и Св. Александра Невского.
Однако больше всего взгляды присутствовавших при торжественной церемонии приковывал медальон на груди обворожительной нареченной, пожалованный ей от венценосного брата: из-под громадного плоского бриллианта в 34 карата, «размером с франк», виднелся лик любезного самодержца. Фантастической была и цена сказочного медальона – 88 842 руб. [217]
217
РГИА. Ф. 759. Оп. 1. Д. 283. Л. 15 об, 19 об., 21; Д. 198, Л. 29; Д. 365, Л. 220; Д. 309, Л. 49; Из записной книжки Коленкура. 1809-й год // Русский Архив. 1908. Кн. 2. Вып. 5, С. 5.
Великая княгиня чрезвычайно ценила это пожалование. Даже выйдя после кончины Георга Ольденбургского вторично замуж и став королевой Вюртембергской, Екатерина Павловна не забыла в написанном ею в июне 1817 года завещании, специальной статьей оговорить переход «портрета нашего возлюбленного брата, императора российского Александра, украшенного большим бриллиантом», к своему старшему сыну от первого брака, принцу-тезке венценосного дяди Александру (Фридриху-Павлу-Александру) Шлезвиг-Гольштейн-Ольденбургскому. Мало того. Сия драгоценная памятная вещь становилась даже не фамильной, переходящей к старшему в роде, а государственной. Ее, отныне неотчуждаемую, обязаны были по воле первоначальной владелицы выставлять при дворе герцогства Ольденбургского на обозрение желающим.
Неизвестный художник начала XIX в. Портрет великой княгини Екатерины Павловны, королевы Вюртембергской
Поскольку первенец великой княгини Екатерины Павловны, дожив лишь до девятнадцати лет, скончался неженатым, то с 1829 года бесценная реликвия перешла к его младшему брату, принцу Фридриху-Константину-Петру Шлезвиг-Гольштейн-Ольденбургскому (1812–1881), вскоре переехавшему на родину матери по приглашению августейшего дядюшки, императора Николая I [218] . Младший отпрыск Георга Ольденбургского, называемый теперь на русский лад «Петром Георгиевичем», столь много и достойно трудился на благо нового Отечества, зачастую тратя собственные средства на нужды просвещения, что благодарные россияне в 1889 году воздвигли на Литейном проспекте в Санкт-Петербурге памятник герцогу, выбив на постаменте слова: «Просвещенному благотворителю». Женился Петр Георгиевич на принцессе Терезе Нассауской (1817–1871), и от этого брака пошло потомство этой русской ветви герцогов Ольденбургских.
218
Йена, Детлеф. Екатерина Павловна: великая княжна – королева Вюртемберга. М., 2006. С. 313, 385.
Драгоценный медальон с портретом Александра I впоследствии оказался у внука герцога Петра Георгиевича, принца Петра Александровича Ольденбургского (1868–1924), ставшего супругом великой княжны Ольги, дочери императора Александра III. Брак оказался неудачным, и в конце 1915 года был с разрешения царя Николая II расторгнут. Великая княгиня Ольга Александровна утратила все свои остававшиеся в Петербурге бриллианты в революционные годы. Неясно, успел ли ее экс-супруг вывезти фамильные драгоценности за границу, а поэтому судьба жалованного портрета Александра I, некогда исполненного Франсуа Дювалем, к сожалению, неизвестна.