Петербургский сыск, 1874–1883
Шрифт:
Выйдя от околоточного на улицу, Василий Михайлович подумал, что слова словами, а не грех проверить: присутствовал ли Иван Нартов четвёртого апреля на занятиях в гимназии, благо, что Вторая гимназия находилась почти по дороге в сыскное отделение на Казанской улице.
В гимназии пришлось потратить некоторое время на хождение из одного начальственного кабинета в другой, пока инспектор по всемилостивому разрешению попечителя соизволил поведать, что Иван, ученик второго года обучения седьмого класса, сын статского советника Нартова, 4 апреля отсутствовал на занятиях. О чем направлена соответствующая телеграмма на адрес господ Нартовых.
Штабс—капитан возвращался в сыскное отделение в крайне озадаченном виде, заданий добавилось, предстояло узнать, как и где провёл день, в который совершено убийство, бывший приятель Сергея Мякотина Иван. Конечно, все выяснится, но не хотелось терять времени на новые опросы, хождения, встречи. Надо же, а ведь чуть было не поверил этому юноше, так искренне говорившему с такой убеждённостью.
Служба она и есть служба, не смотря ни на что, надо же все—таки докопаться до, порой не очень приятной, истины, как с этим мальчишкой, который, видимо, что—то скрывает, может быть, относящееся к делу, а может быть, и нет.
Штабс—капитан перед дверью на миг остановился, вздохнул полной грудью и вошёл в открытую дверь сыскного отделения.
Глава семнадцатая. Нитки из клубка
Путилин стоял у окна, даже не обернулся, когда кто—то открыл дверь и произнёс:
– Иван Дмитрич, позволите?
Голос Жукова ни с каким не спутать.
– Входи, путешественник. Присаживайся, – начальник сыскной полиции продолжал смотреть в окно, внизу по мостовой ходил полицейский, приставленный для наведения порядка, ежели что произойдёт. Сабля болталась сбоку и, прохаживаясь по тротуару, служивый придерживал её рукой. – Что, Михаил Силантьич, – не дал вымолвить ни слова Жукову, сказал Путилин, – впустую съездил?
– Совершенно верно, впустую.
– Никто ничего не видел, никто ничего не слышал.
– Верно, Иван Дмитрич.
– Наверное, кассир сказал, что видел только одного гимназиста в лицо и то не запомнил его. Так?
– Так.
– А было их трое. Так?
– Так.
– Вот видишь. Значит, не зря ты посетил Стрельну.
– Но…
– Нет, Миша, ты узнал, что их было трое в гимназической форме.
– Но вы же сами об этом знали? – С досадой пробурчал Жуков.
– Догадки, мил—друг, должны быть подтверждены, иначе они и остаются только догадками.
Путилин продолжал стоять у окна, боясь сделать шаг, чтобы помощник не заметил хромоты. Колено продолжало ныть изнутри, словно кто—то выворачивает сустав наружу. Превозмогая боль, на негнущихся ногах прошёл к столу и с улыбкой на обескровленных губах сел в излюбленное кресло. Вроде бы отлегло.
– Все у нас как—то зыбко, – пододвинул очередной циркуляр ближе к себе, – нет ничего, что смогло бы подвигнуть нас на дальнейшее расследование, боюсь, снова окажемся, в тупике, – сжал губы.
– А что Орлов и Соловьёв?
– Тоже пусто, вот только, – и Иван Дмитриевич рассказал о том, чем завершились поиски чиновников по поручениям, – Иван Нартов вызывает подозрения, но думаю, в конечном итоге окажется, что почувствовал себя юноша взрослым и посетил какую—нибудь из доступных мадмуазелей, чтобы хвастать перед приятелями победой.
– А если…
– Может, конечно, и если… – Путилин смотрел в циркуляр, но буквы выплясывали на бумаге танец, – вот думаю, что тот в тёмном пальто вызывает определённые подозрения. Займись, Миша, и ты им.
– Им же штабс—капитан занимается?
– Видишь ли, Миша, хоть вы и агенты сыскной полиции, но каждый из вас, как и я сам, ведем дело по своему, каждый задаёт те вопросы, что считает нужным, поэтому вы с Василием Михайловичем дополните друг дружку и непременно найдёте молодого человека, не думаю, чтобы это было очень затруднительно для вас.
– Хорошо. Говорите, Сергиевская улица, дом господина Ромолова?
– Именно так, Миша.
– Разрешите, – Жуков поднялся, поправляя форменный китель, – выполнять?
– Миша, я уже думал, что ты начал.
Путилин отодвинул на край стола циркуляр, очередная пустая бумажка. Чиновники горазды делать вид, что заняты важными государственными делами. Была бы моя воля, разошёлся в мыслях начальник сыскного полиции, провёл рукой по лицу, что это я? Каждый служит, как может, на то она и служба, и не сдержался, ухмыльнувшись.
– Иван Дмитриевич, – после дробного громкого стука предстал перед Путилиным в проёме двери дежурный чиновник, – к вам рвётся коллежский асессор Седков, говорит с наиважнейшим делом.
– Проси, – сказал Путилин, хотя имел желание посидеть в одиночестве, разобрать скопившиеся бумаги, написать несколько ответов, которые уже давно требуют внимания.
В кабинет влетел, именно влетел господин человек лет тридцати с небольшим, невысокого роста, скорее мальчик по сложению, чем зрелый мужчина, с куцей бородой ржавого цвета в темных пятнах, с огромной головой и ртом с толстыми губами от уха до уха, придававшим всему виду вошедшего лягушечье выражение. Круглые тёмные глазки прятались в морщинистых веках, картуз, с маленьким козырьком, прятал волосы. Синяя полотняная рубашка была расстёгнута, обнажая безволосую грудь. Поверх был надет пиджак, на котором не сохранилось ни одной пуговицы. Незнакомец рухнул на колени, лбом ударил в пол и запричитал тонким женским голосом:
– Благодетель, спаси душу мою от погибели, Христом заклинаю, спаси!
– Сядь, – рявкнул Путилин, что влетевший поначалу обомлел, как—то подёрнулись плечи и голова спряталась в вороте пиджака, – сядь, – громовым голосом повторил Иван Дмитриевич.
Коллежский асессор торопливо поднялся и, повинуясь голосу начальника сыскной полиции, сел на краешек стула.
– Я слушаю, – Путилин положил руки на столешницу и навалился грудью на ее край.
– Уповаю…
– Это я уже слышал, говорите, господин Седков, по сути дела, иначе у меня нет времени заниматься пустыми делами.